Письма на фронте очень помогают, и радуешься им несказанно как празднику…
Кстати, мертвых я видел первый раз в жизни: до сих пор я отказывался смотреть на покойников, включая и М. И. А теперь столкнулся со смертью вплотную. Она страшна, безобразна; опасность - повсюду, но каждый надеется, что его не убьет…
Предстоят тяжелые бои, так как немцы очень зловредны, хитры и упорны. Но я полагаю, что смерть меня минует, а что ранят, так это очень возможно…" И ранили… Смертельно. 7 июля под деревней Друйка.
После боя в книге учета полка было записано: "Красноармеец Георгий Эфрон убыл в медсанбат по ранению 7.7.44 г.".
И это последнее, что нам известно о Муре…
Вместо эпилога Я рада, что у меня брат, а не сестра, брат как-то надежнее - говорила маленькая Аля, когда родился Мур, - он счастливый, так как родился в воскресенье и всю жизнь будет понимать язык зверей и птиц и находить клады…
У Али моей ни одной черты, кроме общей светлости… - говорила Марина - Я в этом женском роду - последняя. Аля - целиком в женскую линию эфроновской семьи, вышла родной сестрой Сережиным сестрам… Женская линия может возобновиться на дочери Мура, я еще раз могу воскреснуть, еще раз - вынырнуть…" При чтении этих строк перехватывает горло и подступают слезы: Как горько, что "не воскресла, не вынырнула", что нет Продолжения, что Цветаевская звезда и Судьба блещет лишь в стихах, а никак иначе.. Но самое горькое то, что ни точное место гибели Георгия Сергеевича Эфрона, ни дата его смерти до сих пор неизвестны.
Дневник Днeвник N 1 взят вместе с письмами, книгами Али, моей сестры, и обрывается на 27м августе 39го года. Этот начинается 4 марта 40го года.
Дневник N 2 4 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня седьмой день как я лежу. Грипп оказался воспалением легкого, и теперь, наверное, придется лежать долго. Пока что нет никаких перспектив, кроме одной, все той же: освобождения папы и Али. Очень хотелось бы летом поехать на море, в Коктебель. Доктор сказал, что общее мое состояние ослаблено. Я думаю, что на море бы я возродился, стал бы сильнее… Но все это пока мечты, самые глупые и зачаточные. Вообще, конечно, все это какая-то каша. Приехал в Союз, поступил в школу с месяцем опоздания из-за провала на экзаменах художественной школы, проучился месяц и две шестидневки. За это время арестовали всю семью Львовых, папу и Алю. Я и мама съехали с опустевшей дачи и, прежде чем переехать в Голицыно, сюда, прохлопотали два с половиной месяца. Правда, здесь я сначала учился с учителем математики, а потом уж и поступил в школу. Здесь я проучился месяц и одну шестидневку и, как говорю выше, лежу семь дней. Наверное, завтра приедет Муля - я этому очень рад, потому что его посещение внесет изменение в скучной монотонности моего существования. Я все время лежу в кровати, читаю, рисую, ем и сплю. Врач запретил учение, иначе я бы учился: как выдержу весенние испытания? Меня, по всей вероятности, ожидает приятная перспектива: второгодничать следующий учебный год в седьмом классе. Я большого роста, и так сейчас больше всего класса, а что будет следующий год? Я стараюсь об этом не думать. А чорт со всем! Я в школе хорошо учился, а все остальное - не моя вина, хотя это и слабое утешение. Конечно, главное, самое наиглавнейшее - это дело папы и Али, над которым я ломаю себе голову. Уже есть один факт: сын Львовых, Алеша, выслан на 8 лет в Княжий Погост, около Архангельска. Наверное, все это дело решено будет уже к лету, во всяком случае, я думаю, что к лету, скоро, мы будем знать дальнейшую судьбу папы и Али. Мать говорит, что на лето мы ничего не будем решать, так как наша судьба зависит от судьбы папы и Али. Действительно: или дело не кончится, и мы будем прикованы к Москве, так как нужно узнавать о них и вносить передачу; или они будут оправданы, и тогда я ставлю большой вопросительный знак во всех отношениях; или они будут высланы, и тогда мать не будет в состоянии ехать куда бы то ни было. Вот и все три предположения. Так значит, в связи с неуверенностью моего близкого будущего у меня не может быть никаких перспектив, которые бы украшали мое теперешнее состояние и всю теперешнюю скуку. Т.е., конечно, я мог бы мечтать о веселом лете в Коктебеле, знакомствах с какими-нибудь девушками, купании и все т.п., но к чему? если все это может полететь к чортовой матери? Так вот и приходится жить довольно-таки пустой жизнью и принимать банки. У меня очень много поводов для возмущения и недовольства своей жизнью, но что? Все равно охи и ахи не помогут ничему и никому. Нужно ждать. Ждать окончания болезни, окончания дела отца и сестры, и не нужно терять терпения. В этом и есть главное.
Дневник N 2 6 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня был Муля. В общем ничего нового, и все на позициях. Он упорно надеется достать нам с матерью комнату в Москве. Возможно (50%), что достанет. Это будет здорово - близость со всеми, возможность развлечений, театров, лекций, кино, возможность видеться (для меня) с будущими и настоящими "друзьями" и возможность для матери быстро решать свои дела. И я себя в большом городе всегда чувствую, как рыба в воде. Впрочем, зажигаться не нужно - очень возможно (50%), что все эти проекты полетят к чорту. Мне почему-то кажется, что с Коктебелем не выйдет в это лето. Впрочем, все возможно. И может быть, если я поднажму на учебу, то смогу пройти испытания. Это очень важно. "Дома" - все то же: лежу, читаю (прочел Обломова), рисую (пачку новоиспеченных рисунков отправил с Мулей на просмотр художнику Мифасову), ем, пью, и довольно мало думаю, читаю газеты, слушаю "отчеты" матери о разговорах в доме отдыха, куда она ходит есть. Живу действительно каждодневно, каждочасно и каждоминутно. Сейчас придет бабка ставить банки.
Конечно, все дело в том, как кончится дело папы и Али и дело Львовых (мужа и жены, так как Алеша выслан). Все дело в этом, и пока оно не кончится, все будет идти как-то криво. Я полагаю, что Львовых осудят, а отца и сестру выпустят (отец и сестра - честные люди, а те двое, да и Алеша, отъявленные лгуны). Впрочем, все может быть; и я надеюсь, что этот кошмар скоро рассеется. Не будут тянуть же вплоть до лета, до осени! Остается одно - ждать. Лежать сейчас, "работать" (учиться), когда выздоровлю, и надеяться всегда.
Дневник N 2 8 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня - новость. Найдена Мулей в Москве комната. 11 метров. В Сокольниках.
Впрочем, это, кажется, не Москва, но туда доходит метро. Не знаю, сколько это - 11 метров, но мне кажется, что это должна быть очень маленькая комната. Впрочем, наплевать, и то хорошо, что нашли. Комната на два года. Теперь, конечно, вопрос: останемся ли мы здесь до окончания школьных занятий (испытания кончаются 15го июня) или нет? Будет ли мать писать прошение о продлении путевки, и если будет, то удовлетворят ли это прошение? Это отчасти зависит от доктора, который скоро, кажется, должен приехать меня осмотреть и который скажет, можно ли мне будет учиться после болезни и когда я смогу встать. К тому же если мы порешим остаться здесь до конца учебного года, то нам придется переезжать в другую комнату, так как хозяйка сдает только до мая. Потом, если мы переедем в Москву, нужно будет нанять домработницу, которая бы стояла в очередях, покупала бы и готовила. Во всяком случае - факт есть. Комната найдена. Конечно, будет противно, очень противно, если она окажется очень маленькой, но что же делать, если лучше нельзя найти. К тому же очень приятно иметь постоянное пристанище - "центр", и еще быть в центре по метро в четверть часа! И, кроме того, Москва - это большие преимущества во всех отношениях! Мать сможет решать все свои дела в два счета, раз есть метро и трамваи, я смогу делать визиты знакомым, ходить на лекции, в кино и театр. Не то что здесь: едешь час, в вонючем поезде, ни к кому в Москве не успеешь зайти, потому что торопишься не опоздать на обратный поезд в Голицыно, чтобы не пропустить обеда в доме отдыха. И там, в Москве, все мои знакомства, мне кажется, будут "расцветать", так как они сейчас "чахнут" из-за отдаления и расстояния с Москвой. Конечно, может быть, мы будем жить далеко от метро, но как бы там ни было, все же это в сто раз лучше, чем часовой вонючий здешний поезд.
Десятого мать поедет в Москву по издательствам решать свои переводные дела и увидит, кстати, Мулю, от которого она узнает все подробности об этой комнате в Сокольниках. Я бы хотел, чтобы дальнейшее так развернулось: как только я выздоровлю по-настоящему, то поеду в город и вылечу зубы (2-3) у зубврача Литфонда. Потом, если мать подаст прошение и если продлят путевку (пока что она кончается 1го апреля), то буду здорово учиться и выдержу испытания (или нет), а там и переедем в Москву. К этому времени решится судьба отца и сестры, а там видно будет. Увидим дальше, удастся ли мой план или какая-нибудь неожиданность все перевернет.
Дневник N 2 9 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня я остановился на вопросе: какие у меня есть друзья? Роль "старшего друга", советчика исполняет Муля (Самуил Гуревич). Этот человек, друг интимный Али, моей сестры, исключительный человек. Он нам с матерью очень много помогает, и без него я не знаю, что бы мы делали в наши сумрачные моменты. Муля работает с утра… до утра, страшно мало спит, бегает по издательствам и редакциям, всех знает, о всем имеет определенное мнение; он исключительно активный человек - "советский делец". Он трезв, имеет много здравого смысла, солидно умен и очень честен; знает английский язык, был в Америке, служил в Военно-морском флоте. Муля исключительно работоспособен; нрав у него веселый, но, когда речь идет о деле, он становится серьезным и сосредоточенным. Он очень ловок и производит впечатление человека абсолютно всезнающего и почти всемогущего. Он очень любит мою сестру, и его любовь перенеслась на оставшихся членов нашей семьи. Я не считаю его непосредственно моим другом, но он мне нравится как человек симпатичный, который может дать кучу полезных советов, у которого есть юмор и который, несмотря на явную тенденцию к оптимистике, смотрит на все сугубо трезво и совершенно ясно. Во многих вопросах я бываю с ним абсолютно не согласен, но тем не менее я его очень высоко ставлю и глубоко ценю. Сколько он нам помогал!