«Зря я вообще начала этот разговор. Совершенно верно, это меня не касается. Никто меня не обманывал. Как я вообще додумалась в чем-то Его упрекать. Нет, может быть, я всего этого не делала? Не кричала Ему противным голосом ужасные вещи? Не обвиняла во лжи, предательстве, манипуляциях? Не цеплялась за полы Его пальто скрюченными пальцами, не дергала на себя фрамугу окна, угрожая немедленным прыжком вниз?
Не закрывала собой шкаф для одежды, мешая Ему собираться? Не прятала Его ботинок и портфель? Не вцеплялась зубами в Его запястье, о Боже, только не это, ну я же не сделала этого, правда?»
Слезы текли по щекам куда-то к ушам, горячие, обжигающие.
Она сделала все это, и Господин ушел, сказав только: «У тебя две недели, собирай вещи».
Пряди волос у висков стали совсем мокрыми, это противно — лежать в собственных мокрых волосах, она принялась разрезанными и неразрезанными пальцами отодвигать их от лица, наткнулась на кожаную полоску ошейника, погладила.
Внезапно захотелось осмотреть ошейник в зеркало, убедиться, есть ли он еще на самом деле, не тактильная ли это иллюзия кровоточащих пальцев. Она встала на колени, на коленях поползла в сторону зеркала, в доме Господина было много зеркал.
Из личной переписки Урсулы и Кэрол
Письмо
«Дорогая подружка, извини, пожалуйста, что я не открыла тебе дверь и не отвечала на звонки, это не от какой-то обиды на тебя, как ты могла подумать, просто я не могу разговаривать, это нестрашно и скоро пройдет. Зато вот напишу тебе письмо, не знаю, правда, когда сумею его отправить, да и адреса твоего я не помню, смешно, да? Ты разговаривала со мной из-за двери, я слышала очень хорошо — удобно устроилась на тумбочке для обуви, ты сказала, что беспокоишься обо мне и даже расплакалась. Спасибо тебе, это было неожиданно, но приятно. Еще ты сказала, что видела в трактире Господина и подслушала его разговор с Холодным. Кэрол, дорогая, я тебе очень-очень благодарна, но прошу тебя, не делай так больше никогда, обещаешь?
Когда я услышала, что Господин задумал игнорирование меня, как наказание за дерзость и непристойное поведение, то ощутила такое счастье, что временно оглохла. Несколько минут не имела возможности слушать тебя, включилась на словах, что у Кузнеца в скором времени ожидается прибавление в семействе, и какое именно торжество он намерен устроить по этому достойному поводу. К сожалению, я не расслышала, на какой временной промежуток рассчитывает Господин мое наказание, ведь прошло уже десять дней, как он ушел. Глупо спрашивать тебя об этом в письме, которое ты не получишь, но я рассудила, что все-таки сделать это имеет смысл. Вот я перечитываю строки: „Господин задумал игнорирование меня, как наказание за дерзость и непристойное поведение“, и я снова становлюсь счастливой, могу не плакать и даже поняла, что сумею поесть».
И вновь
— Неожиданное же ты место выбрала для сна! Урсула! — Голос Господина был странно глух, точно он вложил лицо в пуховую подушку и говорил оттуда. Поскольку такого он сделать никак не мог, надо было искать какое-то другое объяснение происходящему, но, может быть, потом? Вот она немного поспит еще, и уж тогда…
Господин на руках вытащил ее из шкафа, в три шага отнес в спальню, положил на аккуратно заправленную кровать.
На какое-то время оставил ее в покое, потом она ощутила на левой руке сдавливающий манжет тонометра, у сердца холодное неприятное прикосновение фонендоскопа. Она поморщилась и заснула крепче.
Господин, быстро действуя, достал из холодильника большие стеклянные бутыли с глюкозой и физраствором, из кладовки принес шаткий торшер капельницы, поработав Урсулиным кулаком, проколол прозрачную кожу предплечья и ввел иглу. Из чемоданчика черной кожи достал еще шприц и две ампулы, ввел лекарства в трубку капельницы. Опустился на пол. Смотрел на постепенно розовеющее ее лицо.
Сказал вслух: «Надо завязывать с этим, я скоро не справлюсь с ней, я уже сейчас не справляюсь с собой».
Помолчал и повторил фразу еще раз. Провел пальцем по наборному паркету, рисунок «французская елочка», когда-то казался красивым.
Из личной переписки Кошки и Биг Бена
«Я довольно недавно в Теме. Где-то около года. Почему я пришел сюда? Да потому, что я чувствую — это мое. И мне глубоко без разницы, как это все называть. Но мне не без разницы мои чувства и мысли. И моя жизнь. Ну а теперь по существу. (Не обойтись без пафоса, но что делать.)
Отвечает каждый за себя. Ответственность — это быть сильным. Ответственность за себя и еще за того человека, который отдал именно тебе свою жизнь. Я — Хозяин, я — Главный.
Владеть человеком — вовсе не кайф. Нет в этом никакого кайфа. Это другое. Это то, что дополняет тебя. Что делает тебя целым. Быть единым с тем, кто любит тебя. Пускай и не так, как это общепринято.
Что чувствую я, когда вижу ее или просто думаю о ней? Я становлюсь счастливым, потому что она есть у меня. Она со мной. Не как жена или друг, не как любовница. Как часть меня. Она готова пройти со мной через все. Доверять во всем. Не задавать вопросов. И не жалеть об этом.
Мне приходилось вытягивать свою собаку из настоящей собачьей бойни. И, делая это, я сам превратился в собаку. Я рвал зубами плоть и раздирал руками. И все только ради нее. И поверьте мне, эта любовь к моей собаке — лишь малая часть того, как я люблю свою вторую половину. Я убью за нее. Загрызу…»
Трактир «Чем Бог послал», меню на 15.05.1994:
«Луковый салат с яйцами и огурцами.
Суп из куриных потрохов.
Баранина с фасолью.
Крем шоколадный.
Приятного аппетита!
С уважением и заботой
Хозяева».
Доска объявлений в трактире «Чем Бог послал»:
«Милые гости! Завтра Дискуссионный Клуб провожает одного из своих основателей, всеми нами любимого Доктора в Москву, достигать высочайших высот и всего остального. Опять окажется занятым не только Кабинет, но и Гостиная, так что приносим свои извинения и ждем послезавтра, наш дражайший повар порадует вас чешским ореховым тортом с шоколадом.
Ваш Георгий».
* * *— Что, Марусь?
Марусечка сидит на своем любимом месте в моей кухне, поджала левую ногу, она в тонких колготках телесного цвета, длинная юбка касается пола. Темные волосы туго забраны в «хвост», в ушах какие-то дурацкие клипсы со стразами — так и не решилась проделать отверстия для серег. Боится боли, смешная.
— Да что-то…
Шевелит пальцами подогнутой левой ноги, кривит рот. У Марусечки удивительные губы, будто бы заимствованные у двух разных людей: верхняя губа очень тонкая, вырезанная по правилам, а нижняя — шире чуть не в три раза и выдается вперед, как у рыбы.
— Да что-то как-то мне фигово, — говорит она, берет из стеклянной миски сухарь и грызет громко.
— Бывает, — соглашаюсь я.
— К отцу утром ездила. — Марусечка подбирает сухарные крошки со стола и отправляет их тоже в рот. — Забрать его хочу к себе. Лидка, блин, забила на него. На кухонную дверь замок повесила. Он у себя в комнате питается. Плитка там у него… Холодильник.
— Так он же не хотел к тебе. — Я достаю из шкафчика чай «Английский завтрак», старательно маскируя прочие изыски. Марусечка ненавидит элитные чаи. Новая жена ее старого мужа Алеши — элитная чаеторговица.
— А он и не хочет. Орет на меня как потерпевший. Но я так тоже не могу, знаешь. Сижу вот и каждый вечер думаю, что Лидка еще учудила. Прошлый раз милицию вызывала, типа, деньги у нее пропали. Отца таскали куда-то, в отделение. Подружился там с каким-то алкоголиком, Жорой. Собираются в воскресенье в баню… А Лидка сегодня опять плясала в гостиной. Пляшет с криками: «Батман тандю жете!» Глотка луженая…
Я слушаю. Ничего нового. Лидка — третья жена Маруськиного отца. Балерина кордебалета на пенсии.
— Может, ему лучше так. Что к нему пристаешь? Был бы здоров. Он с этой Лидкой все время в тонусе. Полон жизни. В баню вот пойдет…
— С алкоголиком Жорой.
— С алкоголиком Жорой. А у тебя он что делать будет? В твоей вылизанной квартире киснуть?
Марусечка молчит, я ставлю перед ней чашку с чаем и блюдце. Наверное, она думает о том, что скоро ее отец сможет вполне заниматься с внуком. Не знаю, о чем она думает, но говорит следующее:
— Кстати, а что ты решила с новой работой? В конце декабря тебе там что-то… предлагали такое…
— В итальянском консульстве?
— Да я не помню. Наверное. Что-то такое. Да, консульство…
— Возьмусь, возьмусь. Я согласилась, предварительно. Там весной надо приступать. Я вот уроки свои отрыла, надо освежить. А то без практики…
Я виновато смотрю в сторону большого компьютера. Целый практически месяц пропал с этими идиотскими событиями. Загрузить диск, и повторять… io discorso, perе loquitur, egli loquitur.