– Жанна, смотри, какой странный, – привлек ее внимание я.
– И впрямь, – кивнула она.
Венок обвивала широкая черная лента. На ней тусклым золотом поблескивала надпись. Жанна прочла:
– Quo dab initio vitiosum est, trast temporis convalescere non potest. Что порочно с самого начала, то не в силах исправить время.
Мы молча взирали друг на друга. Наконец Жанна глухо произнесла:
– Я раньше такого венка тут не видела.
Я тоже подобного не помнил. И, по-моему, когда мы пришли сюда первый раз, все надписи на траурных лентах были по-русски.
– Жанна, запиши, – попросил я.
Отпустив Пирса, которого все это время держала на руках, она полезла в сумочку. Однако даже не успела достать блокнот, когда пес с истошным визгом рванул в густые кусты, росшие вокруг склепа.
– Пирс! Назад! Фу! – бросились мы следом.
– Ребята, куда вы? – заорал Макс. Но у нас даже не было времени на ответ. Мы неслись, перепрыгивая через покосившиеся ограды, просевшие могильные холмики, какие-то канавы и ямы. Лавировали между деревьями и зарослями густого кустарника. Пирса мы не видели. Лишь далеко впереди слышался его заливистый лай.
– Скорей, Федор, скорей! – на бегу повторяла Жанна.
Я прибавил ход, но споткнулся и плюхнулся в яму, полную холодной вонючей воды. Выскочив из нее, как ошпаренный, я увидал далеко впереди мелькнувшую среди деревьев куртку Жанны.
– Фома, Фома, погоди! – послышалось сзади. Я обернулся. Ко мне на всех парах спешил Макс.
– Не отставай! Они там!
И, махнув рукою вперед, я продолжал погоню.
Ограды кладбища мы с Макси-Котом достигли почти одновременно. Ни Жанны, ни пса нигде не было видно. Я остановился и закричал:
– Жанна!
– Ау! – донеслось откуда-то издали.
Мы с Максом двинулись на звук ее голоса. В порядком сгустившихся сумерках было трудно что-нибудь разглядеть. Еще несколько раз аукнув, мы, наконец, нашли Жанну.
– Пирса нигде нет, – с растерянным видом сообщила она. – По-моему, он смылся за территорию. Но я никак не могу пролезть через эти колючки.
Вдоль древней чугунной ограды кладбища тянулись густые колючие кусты боярышника. Продраться сквозь них мог разве какой-нибудь камикадзе. В таком случае харакири бы ему уже не потребовалось.
– Что будем делать? – посмотрел на Жанну я. Она пожала плечами. А Макс заявил:
– Предлагаю вернуться к выходу. В конце концов, обойдем вокруг ограды снаружи. Может, Пирс где-нибудь и отыщется.
– Идея хорошая, – озирался в почти полной тьме я. – Но вот с какой стороны теперь выход?
– По-моему, где-то там, – неопределенно махнул рукой Макс. – Пошли попробуем. Все равно надо выбираться наружу. Да и кладбище не такое большое.
Мы двинулись в обратный путь. И, как ни странно, весьма скоро оказались у выхода. Правда, подошли мы совсем с другой стороны, чем обычно.
– Часы! – вдруг вспомнил я. – Мои часы. Там, в кустах.
По счастью, они сразу нашлись. Стоило мне, однако, глянуть на светящийся циферблат, как я обомлел:
– Ребята, половина восьмого!
– Прекрати пороть чушь! – накинулся на меня Макси-Кот. – Перед тем как мы побежали за Пирсом, на моих часах было двадцать минут шестого. Не могли же мы два с лишним часа носиться по кладбищу.
– Тогда глянь, сколько на твоих, – сказал я.
Он послушался. Окрестности огласил его изумленный вопль. Его часы показывали то же самое время, что и мои. Да и на улице теперь стало совсем темно.
– Ребята, – жалобно проговорила Жанна; – Надо Пирса найти, а все остальное потом.
Мы кинулись вдоль ограды кладбища. Жанна, не переставая, звала пса. Неожиданно мы услышали громкий визг. Пушистый комок запрыгнул прямо хозяйке на руки.
– Пирсик! – издала радостный возглас Жанна и поцеловала пса в нос. – Где ты был, негодяй?
«Негодяй», естественно, ничего не ответил. Лишь принялся старательно вылизывать ей лицо. Мы повернули домой. Кладбищенских приключений с нас было на сегодня достаточно. Да и предки мои наверняка уже дома и с ума сходят, что мы куда-то исчезли.
Спеша по дорожке к дому, мы снова начали удивляться по поводу «пропавшего времени».
– Ничего, ничего не понимаю, – с досадою твердил Макси-Кот. – Стоило мне оторвать взгляд от часов, как время словно с цепи сорвалось. Завтра обязательно нужно продолжить эксперимент.
Глава IX ЭКСПЕРИМЕНТ № 2
Едва лифт остановился на десятом этаже и мы на лестничную площадку, дверь Жанниной квартиры резко распахнулась. Оттуда вылетела встрепанная Юлия Павловна.
– Жанна! – бурно размахивая рукой с тлеющей сигаретой, возопила она. – Куда ты исчезла? Я уже просто вся извелась!
– Просто гуляли с Пирсом. Втроем, – указала Жанна на меня и Макси-Кота.
– Могла хотя бы предупредить, что вернешься так поздно! – От избытка эмоций Юлия Павловна вновь принялась бурно дирижировать сигаретой и чуть не подпалила кончик Макси-Котового длинного носа. Макс шарахнулся в сторону.
– Ты понимаешь, мама, Пирсик от нас убежал, – продолжала объяснять дочь. – Не могла же я бросить его.
– Мы искали, – решил выступить в поддержку я.
– Жанна! – с трагическим видом выдохнула Юлия Павловна, и теперь жертвой ее сигареты едва не сделался я. – Когда-нибудь у меня от тебя разорвется сердце!
– Мама, не надо драматизировать, – ответила дочь. – И вообще сейчас и не так уж поздно. – Она взглянула на часы. – Подумаешь, всего восемь.
– Совсем не подумаешь, – выпустила на нас густую струю табачного дыма Юлия Павловна. – Ты всегда к моему возвращению с работы бываешь дома или, по крайней мере, оставляешь записку, куда и насколько ушла и во сколько придешь.
– Ну, мама, – возразила Жанна. – Я думала, что мы вернемся еще до твоего возвращения.
– Ладно, пошли, – втолкнула ее в квартиру Юлия Павловна.
Пирс вбежал следом. Дверь захлопнулась. До нас снова донесся голос Жанниной мамы:
– Нет, все-таки я когда-нибудь из-за тебя умру. И ты, вернувшись домой, найдешь на пороге мой хладный труп!
Видно, на Юлию Павловну так действовала французская классическая литература. Мои предки в подобных случаях никогда столь красиво не выражаются. Хотя сейчас, наверное, тоже что-нибудь скажут по поводу нашего долгого отсутствия.
– Кот, готовься к скандалу, – предупредил я.
– Всегда готов, – сделалось героическое лицо у него.
А я подумал, что мать сейчас начнет говорить, что, мол, опять эта Жанна. И лицо у нее при этом будет такое…
Я отпер дверь собственными ключами. В квартире оказалось темно и тихо. Свет был только в большой комнате. Оттуда доносился негромкий звук телевизора. Мы с Котом ожидали, что кто-то выйдет нам навстречу, но никто не вышел. Стараясь не поднимать шума, мы разделись. Готовя оправдательную речь, я подошел к большой комнате и заглянул. Предки сидели перед телевизором.
Кашлянув, я сообщил:
– Мам, мы пришли.
– Прекрасно, – даже не удостоила меня взгляда она, а предок вообще не отреагировал. – Ужин на плите, – продолжала мать. – Если надо, разогрейте.
Я обернулся. Макси-Кот стоял рядом. У него глаза на лоб вылезли.
Когда мы дошли до кухни, он с изумлением осведомился:
– У твоих предков чего, новые методы воспитания? Я просто твою родительницу не узнаю. Она ведь на старой квартире, когда мы с тобой иногда пропадали, такое закатывала.
– Закатывала, – подтвердил я. – А сейчас они с отцом стали какие-то другие. Все вечера проводят у телевизора.
– Твои? Все вечера у телевизора? – еще сильней изумился мой старый друг.
– Именно так, как сейчас, – пояснил я. – Сидят и вообще ни на что, кроме телека, не реагируют.
– Прошлый раз твоя мать вроде была обычная, – отметил Макси-Кот.
– Потому что ты видел ее днем, – отвечал я. – А как перед телевизором сядет, мигом ото всего отключается.
– Отключка полная, – кивнул Макси-Кот. – Надо же, даже не спросила, где мы столько времени были.
– Главное, они все время смотрят наш районный кабельный канал, – поделился я. – Чего они в нем нашли? По-моему, там жуткую чушь показывают. Особенно по вечерам.
– Тот самый канал, где вы умудрились с предками разные передачи увидеть? – спросил Макси-Кот.
– Именно, – подтвердил я и продолжал делиться наболевшим: – Мать-то еще ладно. Она, в принципе, и раньше какие-то сериалы смотрела. Но меня отец удивляет. Перед переездом все уши прожужжал: до холодов обязательно лоджию застеклю. А теперь сидит, как истукан, и даже не вспоминает про свою лоджию. И вещи лежат неразобранные.
– Ну, ни фига себе, – покачал головой Макси-Кот.
Помешав картошку, которая разогревалась на сковороде, он медленно произнес:
– Слушай, Фома, а тебе не кажется, что у вас тут слишком много творится странностей. Кладбище, которое время крадет. Твои предки, уткнутые в телевизор. Старуха в черном.
– И еще – глазок, – добавил я.
– Какой глазок? – застыл с ложкой в руке Макс.
– У телевизора на панели, – принялся растолковывать я. – Понимаешь, он у меня вроде бы сам включается и выключается.