Затащив к себе в михманхану доктора, Ибрагимбек хитро прищурился.
— Ну, ты обещал мне найти лекарство, чёрное лекарство, а? Нашёл?
— Нашёл.
Потирая руки и хихикая, Ибрагимбек продолжал:
— Дадим его красавице, а? Когда свадьбу сыграем, пусть носит с собой и подсыпает Энвербею утром и вечером, а? Здорово придумано, а?
Радость обожгла Петра Ивановича. Вот удобный момент.
Едва сдерживая бурю волнения в груди, он проговорил:
— Позови эту женщину. Вот лекарство, — он стал лихорадочно шарить в своей аптечке. — Надо ей объяснить...
— Сейчас. Эй, Кривой! — Но совершенно необъяснимый зигзаг в мыслях Ибрагимбека принёс Петру Ивановичу полное разочарование. Он думал, что сейчас увидит Жаннат, но Ибрагимбек вдруг спросил:
— Это зачем же её, мусульманку, звать, а?
— Я... я хотел объяснить.
— Ого, вон ты какой... этого-того… хитрец. Давай лекарство. Я сам объясню. — В маленьких глазках Ибрагимбека Пётр Иванович прочитал подозрение.
«Боже, что делать? — размышлял доктор. — Или дать настоящий яд. Пусть отправится он ко всем чертям. Вот выход! Жаннат будет спасена. Но... отравить. Что я, средневековый отравитель, что ли? Тошно! Нельзя. А Жаннат... Она... Если бы она пришла, можно было бы посоветоваться, а сейчас... Нет. Один Ибрагимбек выиграет. Без сомнения, если Энвер умрет, он тут же выдаст виновников. Сохранит лицо. Ещё урвёт кое-что для славы и почёта, а Жаннат... Можно представить только, что они сделают с Жаннат. Нет, надо отговорить его... Надо, чтобы Жаннат не коснулось подозрение... Ни в коем случае нельзя, чтобы она давала яд... Где же выход?»
— Я не могу дать женщине в руки чёрное лекарство, — произнёс он вслух, — женщина не сумеет...
— Что? — рыкнул Ибрагимбек. — Смотри, ты теряешь мое благоволение, урус.
— Сделай меня табибом зятя халифа, скажи ему, что я великий доктор, лечу от всех болезней. Если я окажусь при нём, не пройдет и недели, как эфенди окажется под райскими кущами в объятиях девственных гурий.
— Дал бы бог поскорее. Но он не согласится тебя приблизить. Он хитрый, хитрее меня.
— Попробуй.
— Если ему только посоветовать, он сразу заподозрит что-то. Нет, дадим ей лекарство. Ну, пожалуйста.
Заискивая, Ибрагимбек совсем изменил тон. Он так хотел получить чёрное лекарство, которое помогло бы отправиться его сопернику в райскую обитель, что не мог сидеть на месте, ёрзал на ковре от нетерпения, вздыхал, охал, бормотал просьбы, переходил к угрозам, снова умолял, опять грозил.
В отчаянии Пётр Иванович взял из аптечки снотворные порошки и сунул в руки Ибрагимбеку.
— Пусть подсыпает за два часа до сна, по два порошка.
Издав вопль, похожий на рыкание тигра, в лапы которого попала долгожданная дичь, Ибрагимбек с легкостью юноши кинулся к двери, подобрав полы многочисленных своих халатов. Пока он надевал кауши, Пётр Иванович проговорил:
— Отдай мне эту женщину!
— Какую? — от изумления Ибрагимбек разинул рот.
— Ту, что выдаешь за Энвера.
Схватившись за живот, Ибрагимбек издавал некоторое время странные хлюпающие звуки.
— Её?! Да ты с ума, урус, сошёл, — наконец смог проговорить он,— её, невесту зятя халифа, посланца пророка, отдать тебе?! Да это же святотатство. Кто осмелится... этого-того, посягнуть на невесту командующего армией ислама, мало в котле с маслом сварить... Да, если я тебе её отдам, — вдруг спохватился Ибрагимбек, — кто же, этого-того... подсыпать ему будет?! Нет, оставь и думать. Ай хитрец, ай хитрец! Знаешь, доктор, уехать тебе надо. Вот что: ишан кабадианский Сеид Музаффар заболел. Просит у меня, чтоб я тебя прислал. Так ты поезжай к нему... Поезжай, хитрец!
Он убежал, шлёпая каушами, всё повторяя: «Ай хитрец!»
«Надо было дать ей цианистого кали... Лучше пусть она умрёт, чем такое...»
Он вскочил, обошел комнату. Пошарив под подушкой, обнаружил наган, спрятал его в карман и вышел.
Во дворе Пётр Иванович встретил Ибрагимбека. При виде доктора тот перекосил физиономию и стал делать заговорщические знаки: «Дескать, всё в порядке».
Доктор, махнул рукой, побрел к коням.
— Куда?
— Надо! Пойду коня посмотрю.... Ехать в Кабадиан далеко.
Ибрагимбек мотнул головой и скрылся в михманхане.
Только здесь могли так быстро происходить смены обстоятельств. Ещё вчера Пётр Иванович был несчастным пленником, его волокли по пыли, по камням. Он изнывал от жажды, голода, страха, его каждую минуту могли пристрелить, повесить, посадить на кол... А сегодня ему почтительно кланялись даже надменные курбаши, не говоря уже о рядовых басмачах и всякой челяди, переполнявшей двор резиденции Ибрагимбека. Все расступались перед доктором, когда он шел к той части построек, которые были предоставлены зятю халифа, посланцу аллаха и прочая и прочая.
Шёл доктор без мыслей, без готовых решений. Он не знал, что скажет, что сделает.
На половине Энвербея Петра Ивановича ждал неожиданно любезный приём. Энвербей, оказывается, нуждался в советах врача, давно хотел попросить русского доктора к себе. Он проявил к Петру Ивановичу внимание и даже приказал сварить кофе по-турецки.
— Как вы думаете, доктор... Это смешно, может быть, но... Может быть, снять мне кольцо? — и он протянул руку к лицу Петра Ивановича. — На Востоке, в Аравии, почему-то считают агат не совсем... Словом, приписывают ему несчастливые свойства.
«Вот тебе и железный человек. Вот тебе и прусская культура, Хорош недавний вершитель судеб мира», — подумал доктор. Он ничего не ответил, только взял Энвербея за руку и стал рассматривать перстень.
— Говорят, — продолжал Энвербей, — человек, носящий агатовое кольцо, может заболеть...
— Снимете ли вы кольцо, наденете ли... —усмехнулся доктор, — от этого печень ваша пошаливать не перестанет... Что касается таинственных несчастий, то... Говорят, действительно, при дворе царей Романовых агатовые перстни, брошки, табакерки исключались... полностью, абсолютно исключались... Болезненные умы царей мировой империи трепетали перед чёрно-красным полосатым камешком... Бывают такие казусы... И когда британский посланник преподнёс агатовый перстень императрице, она... упала в обморок...
— Когда он поднёс? — быстро спросил Энвербей.
— Ей-богу, не помню.
— Вот видите, м... Ведь и царица... и все её близкие… погибли...
Энвербей мрачно поглядел на кольцо. Казалось, вот-вот он снимет его с пальца и швырнёт на пол.
— Их казнил бы народ и без агатового перстня, — заметил доктор. — Кстати, я видел точно такой же перстень... Да, да... дай бог памяти... да, совершенно верно, я видел его, на пальце... ишана кабадианского...
— Совершенно такой же?
— Во всяком случае, очень похожий... — Пётр Иванович с интересом посмотрел на растерянное лицо Энвербея, и вдруг какой-то бес, как говорится, дернул его за язык. Он сказал: — Сам по себе камешек — пустяк, а вот источник, откуда он попал к господину ишану, полон всяких зловещих последствий в будущем...
— Что вы хотите сказать? — почти крикнул Энвербей.
— Ничего, кроме сказанного... А вам очень не мешает, дорогой пациент, заняться своими нервами.
— Но...
— Извините меня, я врач, вы пациент. Вы просите меня лечить вас. Мой долг — вас лечить. У узбеков есть хорошая пословица: заболел желудок — пропала сила. А желудочные болезни здесь опасны. Опаснее агатовых перстней.
Поджав недовольно губы, Энвербей молчал. «Странный этот русский. Но он здесь единственный врач и, судя по всему, лечить умеет...»
— Скажите, доктор, — заговорил он. — Если человек имел общение с прокажённым, даже кратковременное, долго ли он носит на себе заразу?
«Эге, да ты здорово боишься проказы», — подумал Пётр Иванович и сказал:
— Очевидно, долго. Есть основания предполагать: возбудители лепры очень стойки.
Энвербей брезгливо поморщился и как-то весь передёрнулся.
— Благодарю вас, доктор, за совет. Обратитесь к моему адъютанту Шукри-эфенди, он с вами рассчитается.
Так и не решился ни на что Пётр Иванович, а револьвер системы «наган» по-прежнему напоминал своей тяжестью в кармане о своём существовании. Доктор не пошёл к мертвоголовому адъютанту.
Чертыхнувшись, Петр Иванович взял в конюшне своего коня и уехал. Никто не осмелился задержать его у ворот. Слишком уж явно отражался гнев на высоком челе господина великого табиба. Спроси, конечно, Пётр Иванович разрешения у привратника — и его не выпустили бы. Во всяком случае, побежали бы спрашивать у Ибрагимбека разрешения. И разве он отпустил бы доктора одного?.. Но так как доктор ехал через ворота прямо и ни на кого не смотрел, с независимым видом, его пропустили безропотно. Только никакой заслуги здесь у самого Петра Ивановича и не было. Сделал он всё это машинально, в каком-то тяжёлом сне.