Молодая женщина поняла это с большим торжеством, но причина его страха перед ней оставалась ещё некоторое время неясной. После чая Хаджи Акбар удалился к прохладе хауза, небрежно развалился в тени талов и как будто задремал. Но ему не удалось обмануть Жаннат. Продолжая хлопотать по хозяйству, она вскоре установила, что его глаза бегают за ней следом.. Из-под приопущенных век он следил за каждым её движением, и едва она приближалась к калитке, как взгляд Хаджи Акбара становился тревожным и жадным. Раза два он даже приподнялся, точно хотел встать.
Домашнее хозяйство оказалось очень запущенным. Старушка Раима за годы странствий Жаннат одряхлела и опустилась. Папаша Хакберды жёг в горах из фисташковых деревьев уголь, братья разбрелись по свету, сёстры вышли замуж и поумирали. Старуха почти всегда сидела дома одна-одинё-шенька. Только вот несколько времени назад на радость Раиме появился нежданно-негаданно зятёк Хаджи Акбар, как камень с горы скатился. Чего он приехал? Старушка не знала и знать не хотела. Денег он не жалел. Старушка благодушествовала. Бродя по двору, Жаннат обнаружила в низкой глинобитной конюшне коня. Немотря на слабый свет, проникавший в дверь, Жаннат разглядела богатую попону, дорогое седло, лука которого оказалась отделанной серебром и самоцветами. Конь болел. Правая задняя нога у него отекла, из круглой ранки выделялись сукровица и гной. Уж не потому ли Хаджи Акбар засел в домике угольщика Хакберды?
В михманхане, кроме винтовок, Жаннат обнаружила тяжелый хурджун. Она не была бы женщиной, если бы не заглянула в него. Среди обычных предметов одежды и разных мелочей в нём оказались патроны, тяжёлый кошелек с золотом и бумажник с деньгами. Сердце Жаннат усиленно запрыгало. В хурджуне таилось целое состояние, но она ни к чему не притронулась и поспешила выйти во двор. Искоса Жаннат стала разглядывать Хаджи Акбара, он заметил это и поманил её пальцем. Подойдя к нему, молодая женщина заметила, что хотя Хаджи Акбар и разлегся на паласе в одном белье, но на ременном поясе у него висел маузер.
— Ты почернела, похудела, — сказал Хаджи Акбар, — долго ты трепала подол по миру. Но... гм... гм... ты красива, а?
— Зачем вы меня звали? — спросила Жаннат.
— Не кусайся!.. — усмехнулся Хаджи Акбар. — Ты взаправду комсомолка?
Хоть он и посмеивался, но в его тоне опять послышалось беспокойство. Жаннат бросила:
— Да, я уже говорила.
— А зачем ты приехала? — Тон Хаджи Акбара уже приобрел оттенок вкрадчивости и даже ласковости.
— Проведать матушку.
— А... гм-гм!
Он молча разглядывал молодую женщину и вдруг сказал:
— Я теперь стал тоже советский человек. Тебе нечего меня сторониться...
Он полез в карман и вытащил потрёпанные, изрядно засаленные бумажки.
— Смотри!.. Видишь, вот написано: «Мандат»! Поняла — «Мандат»! А вот ещё один мандат. И ещё. Это мне все командир Гриневич дал... я теперь большой человек...
— Дай!
Жаннат взяла бумажки и прочитала вслух первую из них: «Мандат. Дан сей Хаджи Акбару Самедказиеву в том, что он является проводником отрядов Красной Армии. Просьба оказывать ему содействие. Нач. штаба энской дивизии Валидов».
— Ийе! — поразился Хаджи Акбар. — Ты читаешь? Моя жёнушка грамотная. Когда ты научилась?
— Научилась, — коротко бросила Жаннат. Она быстро скользнула взглядом по остальным бумажкам. — И все со штампами воинских частей? — удивилась она.
— Видишь... я теперь бросил буржуйское дело... я теперь совсем советский, хэ-хэ!
Жаннат хотела уйти.
— Почему ты не смотришь на меня? Беда прямо! Лучше пешком ходить, чем ездить на норовистой лошади, лучше холостяком остаться, чем иметь норовистую жену.... Но хватит... те-те... Я пойду на гузар к мечети и отменю «уч-талак»... Я скажу имаму, и он нас поженит. Правду говорят: жена не камча, с руки не сбросишь.
Слезы показались на глазах Жаннат. Отчаяние охватывало её.
— После «уч-талака» никто не имеет права жениться на бывшей жене. Я тоже знаю закон.
— Э, милая, я побренчу перед носом имама червонцами, и ему сразу же они отобьют память насчет законов, хэ-хэ. Плешивый отдал себя за кукурузную лепешку, а имам... хэ-хэ, за два червонца девственницу за быка замуж выдаст. Да и кто посмеет возражать? Мне... Ого-го! У меня мандат! И чего тебе не нравится? Я ещё молодой, сильный. От меня всякая жена довольна останется, а вот не взял же я другую жену. Ты красива... Будешь у меня единственной женой. У едущего на ишаке ноги не перестают двигаться, у двоеженца уши не перестают слушать. Зачем мне ещё одна жена? Я хочу только тебя. Подойди же, душенька, сядь со мной, как раньше. Обещаю тебе...
Но Жаннат повернулась и ушла в михманхану. Она думала: «Уж очень часто он повторяет: «Я — советский!» Что-то здесь не так!»
Посадив около себя старушку Раиму, она расспрашивала её, что она знает о Хаджи Акбаре.
Все её догадки, сомнения выливались в совершенно определённое и чёткое представление.
«Хаджи Акбар никакой не командир. Очевидно, он имел отношение к Красной Армии, но сейчас он скрывается».
— Матушка, — сказала она, — я тебе говорила: этот человек басмач, разбойник.
— Что ты, миленькая, зятёк очень хороший... Я нищенствовала, пока его не было. А он приехал — и у нас каждый день плов.
— Он кровавый убийца, он скрывается.
— Да что ты, милая! Я за всю жизнь на едала так хорошо, как при нём. Он почтительный, вежливый... Твой отец Хакберды...
— Не говорите мне об отце, — вспыхнула Жаннат, — разве родной отец продаст дочь в рабство?!
— Но, но...
— Матушка, Хаджи Акбар — зверь и людоед.
— Э, доченька, он хороший человек. Да ты знаешь, как бы твой отец расправился со мной, если бы я поступила так, как ты?.. Другой замучил бы такую своенравную до смерти. Ты ему села на голову, а он готов исполнять твои прихоти. Ты молода, и прелести твои — твоё оружие, доченька. Муж и жена подерутся и помирятся. Смотри, он закрыл глаза на твоё поведение. Нет пределов его великодушию... Послушай меня — будь ему хорошей женой...
— Что ты говоришь, мама?.. У меня над головой тучи несчастья, а ты...
— Что я? Что я? Вот пришёл бы с гор Хакберды, поговорил бы с тобой палкой...
— Мама!
— Что мама! Да, зятёк сказал, что ты с чужим мужчиной... э... в городе. Но он, Хаджи Акбар... берёт тебя...
— Врёт он! Но не в этом дело. Я теперь не та. Советская власть научила меня...
— О покровительница всех мусульманок, о Фатима-ханум, дочь пророка, укороти язык этой безумной... Сколько ты ни говори, ни болтай, а всё будет так, как хочет твой муж Хаджи Акбар. А что до того, неучёная ты или учёная, и белую овцу привязывают за ноги, и чёрную — тоже за ноги...
— Он негодяй, насильник... Я пойду... я найду Красную Армию, скажу, что он спрятался здесь. Только ноги поправятся, отдохнут — и побегу.
— Такой хороший человек, и...
— Мама, он ужасный человек. Если б ты только знала, что он делал со мной... Развратный человек... — И она зашептала на ухо Раиме, вся покраснев от стыда...
— Ой, бой, доченька, разве так говорят про мужа?! На то он и муж, чтоб его ублажать... По молодости так говоришь. Подумай, помирись с ним...
Не желая слушать доводов и уговоров, Жаннат вышла.
Ей хотелось плакать. Мать стоит на своем, раны на ногах болят. Физический ужас испытывала молодая женщина при мысли, что придётся идти до погранзаставы пешком. Да есть ли теперь кто-нибудь на заставе?
Всё же утром на рассвете она уйдёт.
Обедали все вместе. На этот раз Хаджи Акбар даже не ворчал, а проявил в некоторой мере любезность. Он пытался грубовато заигрывать с Жаннат, но, встретив отпор, вернулся к своему излюбленному месту у хауза. Он долго беседовал с начавшими появляться к вечеру во дворике какими-то людьми, которых старушка безмолвно пропускала в калитку и так же безмолвно выпускала.
После вечернего намаза старушка снова начала доказывать Жаннат, что Хаджи Акбар — человек хороший.
— Поди к нему! — сказала Раима. — Стели постель.
— И это говоришь ты мне, матушка. Он тебя подговорил.
— Что ж такого... Только дурак встанет между женой и мужем. Он тебе муж.
— Нет.
— А какой хороший человек. Он даже не рассердился на твои слова... Правильно говорится: медная голова у мужчины лучше золотой головы у женщины...
Озноб пробежал по спине молодой женщины.
— Ни за что!
— А какой доброты человек! Смотри!
И Раима, развернув тряпочку, показала дочери золотые монеты.
— Вот эти пять червончиков «суюнчи» он дал, когда приехал... О друг божий! Он сказал: «На, матушка, вот вам подарочек. Только прошу никому не говорить, что я здесь! Никому». Да, да, а вот эти два он подарил мне за то, что я его холила, кормила... А вот ещё десять — новое «суюнчи», чтоб я тебя уговорила, преодолела твоё упорство, доченька.