Дался ему этот Чингис! Владимир резко привстал с постели и чуть не ударился головой о табурет. Ах, да, он же ночевал на кухне! Посмотрел на часы - всего семь, значит, спал часа четыре, не больше, а чувствовал себя совсем бодро, несмотря на кошмарный сон. Чингис. Тэмуджин, наводящий ужас. Бредятина какая! Другим девушки снятся, а ему Чингис. Вот бы психоаналитику рассказать. Если врач исповедует еще и фрейдизм, не миновать сексопаталогического диагноза. Семья Тюриных проснулась почти одновременно с Дибровым. Тот еще лежал, закинув руки за голову, и рассматривал солнечное пятно, колеблющееся на потолке вместе с колыханием листьев, когда в комнате раздался треск будильника. Андрей хоть и говорил ночью, что на работу пойдет попозже, торопливо позавтракал и помчался в офис. Татьяна повела сына в детский сад, а Диброву вручили ключ от квартиры и велели чувствовать себя как дома. Оставшись один, он побродил по комнате, полистал книги со стеллажей, составлявших основную мебель. Ни шиша Андрей не нажил за эти годы. Библиотека, конечно, вещь хорошая, а где же все те вещи, что создают мещанский уют - хрусталь, ковры, кожаные диваны. Да и не поместятся диваны в однокомнатной квартире - не на балкон же их ставить. Дибров подумал, что как-то недоучел тот момент, что друзья окажутся занятыми. Это он в отпуске, который сам себе и назначил, - магазинчик в подвале остался на руках напарника, - а другие вкалывают по мере сил и возможностей. Торчать весь день взаперти не имеет смысла, надо что-то предпринимать. Господи, какой же он осел! Ведь и приехал-то, можно сказать, в основном из-за Валентина. Так почему бы не навестить для начала Ларису, его жену? Дворниковы жили в старой части города. На остановке, чувствуя себя довольно глупо, Дибров стал расспрашивать, каким транспортом туда можно добраться. Номера автобусов и троллейбусов переменились. Полный и обстоятельный татарин в рубашке с короткими рукавами и в шляпе преисполнился чувством ответственности и начал до того подробно рассказывать Диброву маршрут, что тот совсем запутался. В конце концов, рассмотрев на трафарете троллейбуса надпись конечной - "Телецентр", он спасся от нежданного благодетеля бегством. Свернув с проспекта, троллейбус помчался под уклон, потом запетлял по старым узким улицам, с трудом разъезжаясь со встречным транспортом. Дибров жадно смотрел в окно. Вот здесь он еще школьником гулял со своей первой подружкой, ходили забирать ее младшую сестру из детского сада, а по пути забегали в подворотни и неистово целовались, так что потом болели губы. А вот магазинчик "Химреактивы", остался на старом месте. Сюда он часто заглядывал, когда увлекся фотографией. А в этом доме жил когда-то лучший друг Славка, нелепо погибший в девятнадцать лет. Надо приезжать иногда на родину, подумал Дибров. Воспоминания настроили на сентиментальный лад, он расслабился, отвлекся и в результате чуть не пропустил нужную остановку. Ряд двенадцатиэтажек выстроился по правую сторону улицы, противоположная сторона состояла из ветхих одноэтажных домов - частный сектор. Квартира Валентину досталась от родителей, большая, четырехкомнатная. Отец у него был профессор, преподавал в авиационном институте. Помнится, все праздники друзья норовили встретить у Дворниковых, жилплощадь располагала. Дибров не сильно рассчитывал застать Ларису дома, следовало бы сначала позвонить, но дверь открыла она сама и даже не очень удивилась, как будто расстались на прошлой неделе, а не шесть лет назад. - Привет, а я гадала - заглянешь, не заглянешь. Тюрин звонил, сказал, что приезжаешь. Лариса почти не изменилась. Немного пополнела, но и это ей к лицу. К браку Вальки с Ларисой Дибров когда-то отнесся настороженно. Та, что называется, отбила Дворникова у лучшей подруги, после чего разругалась с ней вдрызг. Она относилась к тому типу ленивых красавиц, что всегда заставлял Диброва смущенно отводить глаза. Такие женщины цену себе знают и скорее позволяют любить, чем любят сами. Пренебрегая модой, Лариса носила длинные волосы, так и не рассталась с косой. Дибров робко поцеловал Ларису в щеку, та холодно чмокнула воздух возле его уха. Большая прихожая, почти холл, могла при желании послужить и пятой комнатой. Пока Владимир втискивался в Валькины тапочки, тот носил обувь на два размера меньше, Лариса плавно проследовала на кухню и принялась греметь посудой. - Вот только не надо ничего, - крикнул ей вслед Дибров. - Я уже завтракал. - А кофе? И вина не выпьешь за приезд? - Ладно, кофе, - согласился Дибров. - И вина. Вместо вина нашелся коньяк. - Часто бываешь в больнице? Лариса неопределенно пожала плечами, закурила и пристально посмотрела на Владимира сквозь струйку дыма. - Сначала часто, а сейчас раз в неделю. Да и что ходить, ему даже передачи носить не надо. В прошлом году говорили, еще месяц, не больше. А потом и сроки называть перестали. Расскажи лучше о себе. - Да у меня все по-прежнему, - отмахнулся Дибров. Рюмка коньяка пришлась кстати. - А что в институте? - Тебе же Тюрин обо всем рассказал. Подробностей - ноль. Врачи утверждают - нервное потрясение. А послушать Ирину, так и не происходило ничего. Лег спать, как обычно, и спит до сих пор. Ты приехал вчера? - Вчера. Можно сказать, сегодня. Ночью. - Значит, больше никого, кроме Тюрина, не видел? - Откуда. К тебе первый визит. - Я договорилась на завтра в больнице. Пойдешь со мной? - Конечно! Что за вопрос? И еще я хотел бы с Ириной Лазаревой поговорить. И с Шахрутдиновым. - А-а, понятно. Поговори, - разрешила Лариса. Она вновь ушла на кухню с пустой джезвой, Дибров остался один. На серванте стояла в рамке большая фотография Валькиной дочери Алены. До чего похожа! Да и выросла как. Когда Владимир видел ее в последний раз, только начала говорить. А сейчас - совсем взрослый взгляд. Но что-то есть и от Ларисы: губы, подбородок. - Алена у бабушки, - Лариса, вернувшись, перехватила взгляд Диброва. Увезла ее на месяц в деревню, пусть подышит свежим воздухом. А я здесь совсем одна... Верхняя пуговица широкого халата все время у Ларисы расстегивалась. Она безуспешно боролась с ней, а потом перестала. Расстегнулась вторая пуговица. Дибров отвел глаза. - Значит, не видел никого, - повторила Лариса и, внезапно подавшись вперед, спросила напряженным голосом, - и мальчика не встречал? - Какого мальчика? - опешил Дибров. - Это я так... - Лариса смешалась, потянулась за второй сигаретой. Так... Много сейчас беспризорников. Трутся по подъездам, попрошайничают. Она пришла в себя, успокоилась и вдруг насмешливо спросила: - А ты, что, так и будешь у Тюриных на кухне ночевать? - Почему бы и нет, - не нашелся сразу Дибров. - Если буду сильно мешать, можно и в гостиницу переехать. - Вот так приехал к друзьям, - Лариса неестественно рассмеялась. Халат совсем распахнулся, открыв круглые колени. - У меня вся квартира свободная, почему бы тебе сюда не перебраться. Или ты меня боишься? Вопрос прозвучал хищно. Как будто Лариса уже запустила зубы в мякоть плода, надкусила, и только не знает еще, стоит ли есть дальше. До Диброва начала постепенно доходить двусмысленность ситуации. Да что она переспать ему предлагает? Он торопливо поднялся. - Я вечером позвоню, договоримся, в котором часу встретимся в больнице. В полутемной прихожей, не попадая в туфли, он неловко прыгал на одной ноге, поправляя задник. Лариса стояла, прислонившись к стене, и даже не сделала попытки включить свет. - Завтра так завтра, - сказала она на прощание и неожиданно добавила: Мальчику привет. Дверь захлопнулась. Дурдом! Дибров с сомнением уставился на бронированную дверь. Ничего себе, навестил жену друга. Он не стал вызывать лифт и медленно спустился по лестнице. На улице в глаза резко ударило солнце. Молодые клены растопырили крупные листья, прифрантились. Небо перечеркивала косая линия инерционного следа. Дибров зажмурился, чихнул и побрел к остановке. Внезапно он, скорее инстинктом, почувствовал на спине пристальный взгляд. Какое-то время он еще боролся с собой, чтобы не оглянуться, но не выдержал, остановился и взглянул через плечо. Метрах в двадцати за ним шел мальчик.
- Ай-я-яй! - Тюрин потрогал лоб Владимира и тут же отдернул руку, словно обжегся. - Совсем белый, совсем горячий! - Да не вру же я тебе! - возмутился Дибров. - Мальчик лет десяти, не больше. Татарчонок. И одет не по-городскому. Голова бритая или стриженая. - Брито или стрижено, - продолжал паясничать Андрей. - Хорошо, тогда скажи, почему Лариса говорила о каком-то мальчике? Даже привет велела передать. - Передал? - Да он меня близко не подпустил. Как волчонок. Отбежит, остановится. Так мы с ним в догонялки и играли, пока не надоело. Но он меня все равно до твоего дома проводил. - Резидент не смог оторваться от погони. Дело - труба, подумал он. - Тьфу! - Дибров совсем рассердился. - Не хочешь говорить серьезно, не надо. Оставим эту тему. Завтра со мной в больницу пойдешь? - Лариску боишься? Не боись, не съест. А что, соблазняла? - С чего взял? - Дибров уже пожалел, что затеял этот разговор. - Просто навестить. Андрей поскучнел. - Ты уж как-нибудь один, ладно? Был я у него пару раз, больше не тянет. Да что рассказывать, сам увидишь. В этот вечер Дибров еще попытался, чувствуя, что все почему-то идет не так, как задумано, позвонить Искандеру Султанову и договориться о встрече, но Тюрин не дал - неужели не посидим по-человечески, без суеты? - и в результате Владимир позвонил только Ларисе, условились на десять утра. О мальчике он не сказал ни слова, но некстати уже в дружеской трепотне с Андреем проговорился про свой повторяющийся сон. - Знамя Чингис-хана... - задумчиво повторил Андрей. - Свирепый был мужик. Скальпы врагов и мех горностаев... Ты что, увлекался этой темой? - В том-то и дело, что нет. Если помнишь, по истории средних веков у меня в университете тройка была. Латыпов тогда чуть под "неуд" не подвел, еле выкрутился. Сколько лет прошло, а это я хорошо помню. Но вот почти уже год повторяется этот сон с вариантами. Сначала пугался, а потом привык, что-то вроде многосерийного фильма. - А впавшим в летаргию сны снятся? - непоследовательно спросил Тюрин. - Понятия не имею. Завтра у врача надо будет узнать. У врача хотелось узнать еще многое, но, как выяснилось, вести с ним долгие беседы в клинике никто был не намерен. Лариса, которую он прождал на скамеечке у входа лишних пятнадцать минут, похоже, торопилась. - Вместе с тобой заходить не буду, - предупредила она вместо приветствия. - Сейчас пройдем в ординаторскую, я тебя представлю, и побежала - дела. В ординаторскую она вошла привычно, сунула сестрам по шоколадке, спросила, где Елена Матвеевна. И, лишь нашли и привели врача, скороговоркой отрекомендовала Диброва, спросила о самочувствии Валентина - все, как обычно, - и стремительно откланялась. Владимир остался с Еленой Матвеевной один на один. - Вы дружили с Дворниковым? - дежурно поинтересовалась врач. - Почему это дружили! - возмутился сначала Дибров. - Он ведь жив! - но потом урезонил себя, успокоился. - А что, есть опасения? - Опасения, если пациент долго находится в таком состоянии, остаются всегда. Очень редкий случай. Хотели даже везти Дворникова в Москву, но решили все же оставить на месте. Условия клиники позволяют его наблюдать и поддерживать жизнедеятельность. Вы пройдете к нему? - Да, хотелось бы. Если можно... - неожиданно для себя замямлил Дибров. Елена Матвеевна выглядела очень строгой. Она была почти ровесницей Диброва, может быть, чуть старше, но то ли присутственное место, то ли привычка разговаривать с родственниками больных немного свысока, как с неразумными и требующими невозможного детьми, делала ее недоступной, так что и задавать вопросы не возникало желания. Без лишних слов врач кивнула Диброву, предлагая следовать за собой, и повела по длинному больничному коридору. Владимир послушно пошел за ней, машинально отметив, что ножки у Елены еще очень даже ничего, но тут же одернул себя. Он не знал, как следует вести себя в таких случаях, окаменел лицом и, нервничая, сунул руки в карманы халата. За окном, на спортивной площадке находившейся рядом школы, орали дети. Их крики казались неуместными в здании, пропахшем бедой и лекарствами. Комната, где лежал Валентин, находилась на этом же этаже. Обычная дверь без номера и какой-либо таблички. Елена Матвеевна взялась за ручку и взглянула на Диброва, готов ли. Готов, молча кивнул Владимир. Валька лежал на какой-то непонятной кровати, которую и кроватью-то язык поворачивался назвать с трудом. Металлическое сооружение занимало треть комнаты, к нему тянулись шланги и проводки. Первое, что отметил Дибров, шагнув через порог, вакуумная стерильность. Ни пылинки. - Ну вот, - Елена Матвеевна встала в изголовье. - Узнаете? Еще бы! Валька почти не изменился. Только вот лицо заросло курчавой бородой, но на щеках играл прежний юношеский румянец. - Он в отличном состоянии, - горделиво пояснила Елена Матвеевна. - Можно сказать, просто спит. Но не просыпается, - добавила она после паузы. - И это надолго? - Теперь уже трудно предположить. Раньше думали, обойдется парой недель или месяцем, а теперь не знаем. Известен случай, когда в Англии в прошлом веке один мужчина проспал восемнадцать лет. - Сколько? - ужаснулся Дибров. - Восемнадцать. Но это, скорее, исключение. В России описан случай летаргии, длившейся два года. Да вы не волнуйтесь! Ничего себе, не волнуйтесь. Дибров хотел потрогать Валентина за руку, лежавшую поверх одеяла, но не решился. - А ваш друг спит уже одиннадцать месяцев. Но сильных поводов для тревоги нет. Все функции в норме. - Вывести его из этого состояния можно? Елена Матвеевна отрицательно покачала головой. - Мы хотели попытаться, но отказались от этого решения. Ни терапевтические средства, ни шоковые здесь не годятся. Будем просто ждать. Ждать чего, хотел спросить Дибров, - того, что Валька тихо усопнет, так и не очнувшись, или проснется, как ни в чем не бывало, - но лишь молча пожевал губами. - А он что-нибудь слышит? - наконец выдавил он из себя. - Чувствует? Я читал, что впавшие в летаргию все ощущают. - Ну, это еще не медицинский факт. В каждом случае по-разному. Пойдемте? Из палаты в ординаторскую возвращались также молча. Да и что говорить? Теперь Дибров понял, почему ответы Тюрина и Ларисы звучали так уклончиво. Многого тут не расскажешь. И помочь нельзя. Нечем помочь. Приходить каждый день и сидеть рядом? Так ведь не разрешат. - Вы, наверное, ограничиваете прием посетителей к Валентину? - спросил он уже в ординаторской. - Конечно! Велика вероятность инфекции. Лечение будет очень затруднено. И вам сюда пока наведываться больше ни к чему. Ведь даже поговорить не сможете. Из больницы Дибров вышел подавленным. Примчался, называется, спасать друга. А чем он может помочь? Утешать Ларису? Вспомнив о Ларисе, он раздраженно фыркнул - и заходить больше не стоит. А вот с Лазаревой встретиться надо. И он пошел в институт.