"Там, где была я, - думала про себя Моргейна, - я ничего не слышала. Может статься, я видела лицо Игрейны в лесном озере, она звала меня, пыталась что-то сказать, а я так ничего и не узнала". Сердце ее сжалось от боли; как же далеко разошлись они с Игрейной; они расстались, когда, одиннадцатилетней девочкой ее отправили на Авалон... и все-таки она изнывала от муки и горя, словно вновь превратившись в малютку, что рыдала, покидая материнский дом. "Ох, мамочка моя, а я-то ничего не знала..." Моргейна сидела на обочине, и по лицу ее текли слезы.
- Как Она умерла? Ты не слыхал?
- Сдается мне, сердце; это случилось весной, год тому назад. Поверь мне, Моргейна, ничего нехорошего на этот счет я не слышал; все произошло естественным образом, и вполне ожидаемым - в ее-то годы.
Мгновение Моргейна не в силах была выговорить ни слова: голос ее не слушался. А вместе с горем пришел и ужас: значит, она прожила вне мира куда дольше, чем ей представлялось... "Весной, год тому назад", - сказал Кевин. Выходит, с тех пор, как она в волшебной стране, минула не одна весна! Ибо тем летом, когда Моргейна покинула Артуров двор, Игрейне даже не недужилось! Стало быть, пробыла она вдали от людей не несколько месяцев, а годы и годы!
И удастся ли ей выведать у Кевина все, что произошло за это время, не выдав при этом, где она была?
- Моргейна, у меня в переметных сумах есть вино... я бы охотно угостил тебя, вот только достать флягу тебе придется самой... даже в лучшие дни хожу я с трудом. Вид у тебя бледный и исхудавший; ты, наверное, голодна? И как же так вышло, что я встречаю тебя на дороге, в одеждах - Кевин брезгливо сморщился, - которыми и нищенка погнушается?
Моргейна лихорадочно сочиняла в уме подходящее объяснение.
- Я жила... в затворничестве, вдали от мира. Я не говорила и не виделась с людьми сама не знаю, сколь долго. Я даже годам счет потеряла. До сих пор она не солгала ни словом; обитатели волшебной страны кто угодно - только не люди!
- В это я охотно верю, - отозвался Кевин. - Ручаюсь, - ты и про великую битву не слышала...
- Вижу, здешний край превратился в пепелище.
- О, это было года три назад, - отозвался Кевин - и Моргейна в ужасе отшатнулась. - Часть союзных саксов нарушили клятву и прошлись по округе из конца в конец, грабя и сжигая все на своем пути. В той битве Артур был серьезно ранен и полгода провел в постели. - Заметив, как встревожена Моргейна, Кевин неправильно истолковал причину ее беспокойства. - О, сейчас-то с ним все в порядке, но в ту пору он и шага сделать не мог: то-то не хватало ему твоего целительского искусства, Моргейна. А затем Гавейн привел с севера Лотову дружину, и на целых три года установился мир. А потом - вот как раз минувшим летом - произошла великая битва при горе Бадон; в этом сражении погиб Лот; и, воистину, мы одержали победу - об этой победе барды будут петь еще лет сто, - повествовал Кевин. - Не думаю, чтобы во всей этой земле, от Корнуолла до Лотиана, остался в живых хоть один саксонский вождь - кроме разве тех, что признают Артура своим королем. Со времен цезарей свет не знал ничего подобного. И теперь во всей здешней земле стараниями Артура царит мир.
Пока Кевин рассказывал, Моргейна поднялась на ноги, взялась за переметные сумы и отыскала флягу с вином.
- Достань заодно хлеб и сыр. Уже почти полдень; подкреплюсь-ка я с тобою вместе.
Молодая женщина разложила еду, и, размотав кожу, предложила Кевину остатки курицы. Но тот покачал головой:
- Благодарствую, но ныне я мяса не ем, я связан обетами... Дивлюсь я, что ты не чуждаешься мяса, Моргейна, - жрица столь высокого чина...
- Не умирать же с голоду, - отозвалась молодая женщина и поведала Кевину, как ей досталась курица. - Впрочем, запреты я не соблюдаю с тех пор, как покинула Авалон. Я ем то, что мне предлагают.
- На мой взгляд, никакой разницы нет, ешь ли ты мясо, рыбу или зерно, - промолвил Кевин, - хотя христиане так и носятся со своими постами; по крайней мере, Патриций - он сейчас при Артуре епископом. А ведь встарь братья, живущие на Авалоне вместе с нами, повторяли слова Христа: дескать, не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст [Мф 15:11]; так что должно человеку смиренно вкушать все дары Божий. Вот и Талиесин так говорит. Однако что до меня... ты, конечно же, знаешь, что на определенном уровне Таинств то, что ты ешь, оказывает сильнейшее воздействие на разум... сейчас я не дерзну есть мясо, от него я пьянею сильнее, чем от избытка вина!
Моргейна кивнула: этот опыт был ей не внове. Давным-давно, когда она пила настои священных трав, есть она могла лишь самую малость хлеба и плоды; даже сыр и вареная чечевица казались слишком сытными; даже от них ей делалось дурно.
- Но куда же ты направляешься теперь? - осведомился Кевин и, услышав ответ, уставился на нее во все глаза, точно на безумную. - В Каэрлеон? Но зачем? Там же ничего нет... наверное, ты не знаешь, и трудно же мне в это поверить!.. Артур отдал Каэрлеон одному из своих рыцарей, отличившихся в битве. А в праздник Пятидесятницы вместе со всем двором перебрался в Камелот - этим летом вот уж год тому будет. Талиесину очень не понравилось, что Артур справил новоселье в день христианского праздника, но тот хотел порадовать королеву: он теперь во всем к ней прислушивается. - Кевин еле заметно поморщился. - Но если ты не слышала о битве, так, наверное, не знаешь и того, что Артур предал народ Авалона и Племена.
Чаша с вином в руке Моргейны так и застыла в воздухе.
- Кевин, за этим я и приехала, - промолвила молодая женщина. - Я слыхала, будто Врана нарушила молчание и предсказала что-то вроде этого...
- Да это уже не только пророчество, - отозвался бард. Он неуютно заерзал и вытянул ноги, словно от долгого сидения на земле в одном положении тело его начинало болеть и ныть.
- Артур предал - но как? - у Моргейны перехватило дыхание. - Он ведь не отдал их в руки саксов?
- А, значит, ты и впрямь не слышала. Племена связаны обетом следовать за знаменем Пендрагона; так они клялись на церемонии возведения его в королевский сан, и до него - на коронации Утера... и малый народец, что жил здесь еще до прихода Племен, он тоже пришел, с бронзовыми топорами, кремневыми ножами и стрелами, - они, как и фэйри, на дух не переносят холодного железа. Все, все поклялись следовать за Великим Драконом. А Артур их предал... отказался от драконьего знамени, хотя мы в один голос умоляли, чтобы он передал стяг Гавейну или Ланселету. Но Артур дал обет, что на поле битвы при горе Бадон поднимет лишь знамя креста и Пресвятой Девы - и никакое иное! И так он и поступил.
Моргейна в ужасе глядела на собеседника, вспоминая коронование Артура. Даже Утер не давал такой клятвы народу Авалона! И отречься - от такого?
- И Племена его не покинули? - прошептала молодая женщина.
- Некоторые уже были близки к этому, - отозвался Кевин, с трудом сдерживая гнев. - А многие из Древнего народа, жители валлийских холмов, и в самом деле ушли домой, когда над войском подняли знамя с крестом, и король Уриенс не смог их удержать. Что до остальных... ну, мы-то знали в тот день, что саксы поставили нас, что называется, между молотом и наковальней. Или мы пойдем в битву за Артуром и его рыцарями, или судьба нам жить под саксонским владычеством, ведь это - та самая, давным-давно предсказанная великая битва. Кроме того, в руках у короля - волшебный меч Эскалибур из числа Священных реликвий. Похоже, даже Богиня сознавала, что, ежели в земле утвердятся саксы, ей же самой хуже придется. И Артур отправился на бой, и Богиня даровала ему победу. - Кевин протянул Моргейне флягу с вином, та покачала головой, и он отхлебнул сам.
- Вивиана уже собиралась приехать с Авалона и обвинить его в клятвопреступлении, - промолвил Кевин, - но ей не хочется делать этого перед всем народом. Так что в Камелот еду я, напомнить Артуру о его обете. А если он и теперь откажется внять, Вивиана поклялась, что сама явится в Камелот в тот день, когда все подданные обращаются к королю с прошениями; Артур же дал слово, что на Пятидесятницу лично всех выслушает и рассудит. И тогда, грозится Вивиана, она встанет перед королем, как самая обычная просительница, и сошлется на данную им клятву, и напомнит, какая участь ждет не сдержавшего слово.
- Дай Богиня, чтобы Владычице Озера не пришлось так унижаться, откликнулась Моргейна.
- И я тоже обратился бы к нему не со словами увещевания, но в гневе, но здесь не мне решать, - промолвил Кевин, протягивая руку. - А теперь не поможешь ли мне подняться? Думаю, кобыла моя довезет двоих, а если нет, то, добравшись до города, мы раздобудем лошадку и для тебя. Я бы, конечно, блеснул галантностью, под стать великому Ланселету, и уступил бы своего скакуна тебе, но... - И он указал на свое изувеченное тело. Моргейна рывком подняла его на ноги.
- Я сильная, я и пешком идти могу. Если уж покупать чего-то в городе, так надо бы раздобыть мне башмаки и нож. У меня с собой ни единой монетки нет, но я верну тебе долг, как только смогу.