- Это госпожа; бедняжка, верно, проснулась. Я-то надеялась, она проспит до тех пор, пока мы ужин не накроем. Я пойду к ней.
- Я тоже, - отозвалась Вивиана и поспешила за прислужницей во внутренний покой. Гаван остался сидеть у огня; Владычица видела: лицо его искажено ужасом. Пронзительный крик затих вдалеке.
С тех пор как Присцилла захворала, Вивиана тем не менее, неизменно усматривала в ней следы былой красоты, отдаленное сходство с веселой и жизнерадостной молодой женщиной, усыновившей ее сына Балана. Теперь лицо, и губы, и поблекшие волосы приобрели один и тот же желтовато-серый оттенок, и даже синие глаза погасли, как если бы недуг выпил из женщины все живые краски. В последний приезд Вивианы Присцилла по большей части была на ногах и хлопотала по дому; а теперь не приходилось сомневаться: недужная прикована к постели... какие-то полгода - и произвели подобную перемену! Прежде снадобья и травяные настои Вивианы неизменно дарили облегчение, утешение, даже частичное исцеление. А теперь Владычица видела: помощь тут бессильна.
Мгновение взгляд выцветших глаз бесцельно блуждал по комнате, и слабо шевелились губы бессильно открытого рта. Но вот Присцилла заметила Вивиану, слабо заморгала и шепотом спросила:
- Это ты, Владычица?
Вивиана подошла к больной и осторожно пожала иссохшую руку.
- Жаль мне видеть, до чего ты расхворалась. Как ты, дорогая подруга?
Бесцветные, потрескавшиеся губы растянулись в гримасе, что Вивиана в первое мгновение сочла судорогой боли, а в следующий миг поняла свою ошибку: больная улыбается.
- Уж и не знаю, можно ли расхвораться сильнее, - прошептала она. Думаю, Господь и его Матерь совсем про меня позабыли. Однако же рада я, что вижу тебя вновь, и надеюсь еще успеть поглядеть на моих милых сыновей и благословить их... - Присцилла устало вздохнула, пытаясь устроиться поудобнее. - Ежели лежишь неподвижно, так спина ноет; но ежели до меня дотронуться, так словно ножи в тело вонзаются. И пить хочется, просто сил нет, но я не смею: боюсь боли...
- Я помогу тебе, чем смогу, - заверила Вивиана, и, объяснив слугам, что ей требуется, перевязала язвы, образовавшиеся от долгого лежания неподвижно, и заставила Присциллу прополоскать рот освежающей настойкой, чтобы при том, что больная так и не попила, сухость во рту не так ее мучила. А затем Владычица присела рядом с больной, держа ее за руку и не терзая несчастную разговорами. Вскорости после наступления темноты во дворе послышался шум. Присцилла встрепенулась; глаза ее лихорадочно заблестели в свете светильника.
- Это мои сыновья! - вскричала она.
И в самом деле, не прошло и нескольких минут, как Балан и его приемный брат Балин, сын Гавана, вошли в комнату, пригибаясь, чтобы не удариться головой о низкую притолоку.
- Матушка, - промолвил Балан и наклонился к ее руке. И только потом обернулся к Вивиане и низко поклонился ей: - Госпожа моя.
Вивиана погладила старшего из своих сыновей по щеке. Этот, в отличие от Ланселета, красотой похвастаться не мог; он уродился дородным, дюжим увальнем, вот только глаза его, темные и выразительные, были в точности как у матери - или у Ланселета. Крепко сбитый, сероглазый Балин заметно уступал ему ростом. Вивиана знала: он старше ее сына лишь на каких-нибудь десять дней. Светловолосый и румяный, внешностью он пошел в мать: именно такова когда-то была сама Присцилла.
- Бедная моя матушка, - прошептал он, поглаживая недужную по руке. Но теперь, когда госпожа Вивиана приехала помочь тебе, ты очень скоро исцелишься, верно? Как же ты исхудала, матушка; надо бы тебе постараться побольше есть, и ты вновь окрепнешь и поправишься...
- Нет, - прошептала она, - окрепну я лишь тогда, когда буду трапезовать с Иисусом в Небесах, милый мой сын.
- Ох, нет, матушка, не говори так, - воскликнул Балин, а Балан, поймав взгляд матери, лишь вздохнул. И совсем тихо произнес - так, чтобы ни Присцилла, ни ее сын не услышали:
- Балин отказывается видеть, что она умирает, госпожа моя... то есть матушка. Все упрямо твердит, что она поправится. Я так надеялся, что она отмучается осенью, когда все мы заболели лихорадкой, да только она всегда была такая сильная... - Балан покачал головой; его бычья шея побагровела от натуги. На глазах выступили слезы; Балан поспешно смахнул их прочь. Спустя некоторое время Вивиана велела всем выйти, сославшись на то, что больной необходим отдых.
- Попрощайся с сыновьями, Присцилла, и благослови их, - велела Владычица, и глаза Присциллы слабо вспыхнули.
- Хотелось бы мне, чтобы мы и впрямь простились навеки, пока мне хуже не стало... не хочу я, чтобы они видели меня такой, как нынче утром, пробормотала она, и во взгляде ее Вивиана прочла ужас. Она склонилась к уху больной и мягко проговорила:
- Думаю, могу пообещать избавить тебя от боли, моя дорогая, если именно такого конца ты хочешь.
- Пожалуйста, - взмолилась умирающая, и похожие на птичьи когти пальцы настойчиво стиснули руку Владычицы.
- Тогда я оставлю тебя с сыновьями, - успокаивающе проговорила Вивиана, - ибо они оба - твои сыновья, дорогая моя, даже если и родила ты лишь одного. - И Владычица вышла из комнаты. Снаружи ждал Гаван.
- Принесите мои переметные сумы, - потребовала Вивиана и, получив желаемое, порылась в одном из карманов. А затем обернулась к хозяину дома. - Сейчас ей ненадолго сделалось легче, но дальнейшее не в моих силах; я могу лишь положить конец ее мукам. Думается мне, именно этого она и желает.
- Значит, надежды нет никакой?
- Никакой. Для нее ничего не осталось в этой жизни, кроме страданий, и не думаю я, что Богу вашему угодно продлить ее муки.
- Она часто говорила... часто жалела о том, что у нее недостало мужества броситься в реку, пока еще были силы дойти до берега, - проговорил потрясенный Гаван.
- Значит, пора ей уйти с миром, - тихо произнесла Вивиана, - но я хочу, чтобы ты знал: все, что я делаю, я делаю с ее собственного согласия...
- Госпожа, - промолвил Гаван, - я всегда тебе доверял, а моя жена любит тебя всей душою и тоже верит тебе безоговорочно. Большего я не прошу. Если на этом муки ее закончатся, я знаю, что она станет благословлять тебя. - И с искаженным от горя лицом он вновь проследовал за Вивианой во внутреннюю комнату. Присцилла тихо беседовала с Балином; вот она выпустила ладонь сына, и тот, рыдая, подошел к отцу. Умирающая протянула изможденную руку Балану и срывающимся голосом произнесла:
- И ты тоже был мне хорошим сыном, мальчик мой. Присматривай за своим приемным братом и, прошу тебя, помолись за мою душу.
- Обещаю, матушка, - отозвался Балан и нагнулся было обнять ее, но больная тихонько вскрикнула от боли и страха, так что юноша ограничился тем, что осторожно пожал ее иссохшую руку.
- Лекарство для тебя готово, Присцилла, - промолвила Вивиана. Пожелай всем доброй ночи и засыпай...
- Я так устала, - пожаловалась умирающая. - До чего отрадно будет заснуть... благословляю тебя, Владычица, и твою Богиню тоже...
- Во имя той, что дарует милосердие, - прошептала Вивиана, приподнимая Присцилле голову так, чтобы она могла проглотить снадобье.
- Я боюсь отпить... лекарство горькое, и, стоит мне что-нибудь проглотить, тут же возвращается боль... - выдохнула Присцилла.
- Клянусь тебе, сестра моя, как только ты это выпьешь, никакой боли больше не будет, - твердо заверила Вивиана, наклоняя чашу. Присцилла сделала глоток - и из последних сил погладила Вивиану по щеке.
- Поцелуй и ты меня на прощанье, Владычица, - промолвила она со страдальческой улыбкой, и Вивиана прикоснулась губами к морщинистому лбу.
"Я дарила жизнь, а теперь я прихожу в обличий Старухи Смерти... Матерь, я делаю для нее лишь то, чего однажды пожелаю для себя", - подумала Вивиана, вздрогнув, точно от холода, подняла глаза - и встретила хмурый взгляд Балина.
- Пойдем, - тихо проговорила она. - Пусть она отдыхает.
Все вышли за дверь. Остался только Гаван; рука его по-прежнему покоилась в жениных пальцах. Что ж, ему и должно остаться с нею, согласилась про себя Вивиана.
Служанки уже накрыли ужин. Вивиана уселась на отведенное ей место и принялась за еду: сказывалась усталость долгого пути.
- А вы, никак, за один день домчались от Артурова двора в Каэрлеоне, мальчики? - спросила она и не сдержала улыбки: "мальчики" давно превратились во взрослых мужей!
- Да уж, от самого Каэрлеона, - подтвердил Балан, - и скачка была - не приведи Господь, по дождю и холоду! - Он положил себе соленой рыбы, намазал на хлеб масло, пододвинул деревянное блюдо Балину. - Ты ничего не ешь, братец.
Балин содрогнулся.
- Мне кусок в горло нейдет, когда матери нашей так недужится. Но, благодарение Господу, теперь, когда приехала ты, Владычица, она вскорости поправится, ведь так? В прошлый раз твои снадобья ей очень помогли, просто чудо свершили; так что ей и теперь станет лучше, верно?
Вивиана уставилась на него во все глаза: неужто Балин так ничего и не понял?