«Я в тюрьме?»
Граф неуверенно улыбнулся, вновь пощупал бороду — нет, не снится. Поскреб подбородок — проклятый зуд донимал все сильнее, а добраться до кожи сквозь густой волос оказалось весьма непросто. Обратил внимание на руку, точнее, на изгрызенные, обломанные ногти — НИКОГДА раньше они не выглядели столь отвратительно. Затем взгляд переместился на грязный рукав. Сен-Жермен скептически оглядел то, что некогда было чудной, тончайшего голландского полотна сорочкой, с омерзением стянул с себя сероватое рубище, скомкал и швырнул в дальний угол. И почувствовал, что стал значительно чище.
«Что происходит, черт побери? Борода, неухоженное тело, грязная одежда…» Он попытался вспомнить последовательность событий.
«Ревель, постоялый двор, стук в дверь, Петр Нечаев: „Граф, нам пора“. Я откладываю книгу, поднимаюсь с кресла, чувствую некоторое волнение, в дверях сталкиваюсь с мужчиной в дорогом платье. Он кажется знакомым, легкое удивление: „Где мы встречались?“ Мужчина улыбается, молча кланяется. Это я. Мои манеры, мои жесты, моя улыбка. Он поедет в Европу, но некоторое время будет избегать столиц и общества…»
Таким было начало второго путешествия Сен-Жермена в Россию. Куда более странного, чем первое. И куда более интригующего. Той же ночью Нечаев доставил графа в Тверь. Все произошло буднично, почти незаметно. В какой-то момент Петр припустил во весь опор, вынудив Сен-Жермена последовать своему примеру. Граф хотел было крикнуть, что скорость неподходящая для ночной дороги, но передумал: русские славятся безрассудностью, не зря же они по очереди разнесли и шведов и пруссаков. Некоторое время всадники мчались сквозь тьму, затем лошади всхрапнули, сбились с ритма, Сен-Жермен почувствовал, что теряет вес, взлетает… Они проскакали еще немного, Нечаев осадил коня и махнул рукой:
— Семь верст до Твери, граф. Будем в городе перед рассветом.
Сен-Жермен с сожалением улыбнулся: Петр начинал ему нравиться, печально, что молодой человек сходит с ума. Какая Тверь в ночи пути от Ревеля? Но, проскакав семь верст, граф заволновался за свой рассудок, ибо, как и предсказал Нечаев, перед путниками показалась Тверь…
А потом была Москва, до которой они добрались, переодевшись немцами. И Сухарева башня. И встреча с Павлом Гуляевым. И его слова: «Граф, уверен, вам будет интересно почитать книгу из моей библиотеки…»
Черную Книгу.
«Вот тогда-то все и началось, — понял Сен-Жермен. Догадался, потому что с того момента, как пальцы его прикоснулись к черному кожаному переплету, воспоминания стали путаться. — Я читал всю ночь, а потом весь день… Нет, в ту ночь мы пили и разговаривали. Я открыл книгу на следующий день, ближе к вечеру. И стал читать…»
Первое время граф еще следил за собой, беседовал с Гуляевым — память сохранила обрывки разговоров, а затем Книга поглотила его без остатка. Перестало хватать времени на сон, на еду, на то, чтобы помыться и побриться. Мир перестал существовать. Миром стала Черная Книга, сокровищница великих знаний, могущественный артефакт, вобравший в себя мудрость тысячелетий. Слово за словом, страница за страницей, формулы и заклинания, предостережения и опыты: позабыв обо всем, Сен-Жермен жадно впитывал информацию. Он нашел то, к чему стремился всю жизнь.
«Сколько времени я провел здесь?»
Граф поднялся с кровати, подошел к столу, покопавшись в книгах, обнаружил дневник: последняя запись датировалась двадцатым декабря. Он сделал ее перед тем, как взяться за Черную Книгу. Но какое число сейчас?
Сен-Жермен приоткрыл дверь — не заперто, значит, не тюрьма, выглянул в полутемный коридор, прислушался — тишина.
— Эй, кто-нибудь! — Подождал. — Эй!
— Граф?
Голос долетел откуда-то снизу.
— Да!
Послышались торопливые шаги, и меньше чем через минуту перед графом вырос вихрастый паренек лет восемнадцати, узкоплечий и конопатый. Точно! Этот мальчишка прислуживал за столом во время ужина с Гуляевым. Как же его звать?
— Федькой меня кличут, — поведал слуга, почувствовав затруднение гостя. — Хозяин сейчас прийти не может. Занят. Завтракать желаете?
— Да… — Ответ подсказал заурчавший желудок. Но разум требовал другого: — Завтракать буду позже. Где моя одежда?
— В сундуке. — Сенька указал на массивный ящик у стены. — Выстирана, вычищена, отглажена. Казна ваша там же. Оружие.
— Доставай!
— Как изволите.
Мальчишка шагнул в комнату.
— Нет! Трубку сначала принеси и табак… — Сен-Жермен задумался. — Нет! Воды сначала согрей: бриться хочу.
Федька склонил голову, но граф успел разглядеть веселые искорки в его глазах: проснулся барин, в себя пришел. Немного смутился, но скрыл это за нарочитой хмуростью:
— Число сегодня какое?
— Третье.
Всего лишь? Получается, увлеченность книгой продолжалась меньше двух недель? Длина бороды показывала, что вряд ли.
— А месяц? Месяц какой?
— Так ведь март. Вы, граф, всю зиму Черную Книгу читали.
Сен-Жермен приводил себя в порядок несколько часов. Тщательно брился, мылся, курил трубку, обнаженным расхаживал по комнате, наслаждаясь восхитительным ощущением свежести, снова мылся, словно не веря, что наконец-то избавился от накопившейся грязи. Долго одевался в чистое, припудривался, возвращал на пальцы перстни, снова курил, задумчиво глядя на клубы дыма. Занятия эти тянулись до самого обеда, который Федька накрыл в большой столовой. Именно накрыл: чистая скатерть, блестящие приборы, драгоценный фарфор, несколько перемен — Сен-Жермен сомневался, что в последние месяцы ему доводилось принимать пищу с таким достоинством.
Предупрежденный слугой Гуляев также явился при параде: камзол, кружева… но вот изящества Павлу не хватало, чувствовалось, что из простых он людей, что носит дорогую одежду, как дорогую одежду, неспособен забыть о ее цене. В отличие от Сен-Жермена, для которого роскошь давно стала обыденностью.
Собственно, обед прошел в тишине: господа изрядно проголодались и, отделавшись протокольной вежливостью, отдали должное пище. Зато в креслах у камина, раскурив трубки и вытянув ноги к огню, Сен-Жермен и Павел смогли поговорить обо всем накопившемся.
— Граф, я рад, что вы вернулись, — улыбнулся Гуляев. — В последнее время нам не часто доводилось беседовать. Надеюсь, теперь наши увлекательные дискуссии продолжатся?
— Охотно, — кивнул Сен-Жермен. — Но прежде ответьте на один вопрос: вы знали, что Книга настолько затягивает?
— Предполагал, — не стал скрывать Павел. — Но, скажу откровенно, не думал, что чтение займет столь много времени. В какой-то момент я стал волноваться.
— Но я вернулся, — без улыбки произнес граф.
— Да, вы вернулись.
И в глазах русского появился холодный огонек. Словно Гуляев не был уверен в том, КТО вернулся.
— Я мало что запомнил. — Сен-Жермен выдержал небольшую паузу. — Но чувствую, что знание проникло в меня, в мой разум. Потребуется время, чтобы привести в порядок мысли.
— Теперь у вас начнется самое интересное — вдумчивое чтение. Вы проглотили Черную Книгу, пустили ее в себя. Теперь вам предстоит слиться с ней.
— Чтобы стать Хранителем?
В камине потрескивали дрова, дым из трубок поднимался к потолку, рисуя вокруг собеседников тени сумрачных призраков.
— Вы уже — почти Хранитель.
— Почему вы решили, что я хочу им быть?
— Потому что в противном случае вы бы не провели рядом с Книгой столько времени. Вы бы вообще не впали в забытье.
Сен-Жермен пыхнул трубкой, покачал головой. Он понимал, что значит быть Хранителем, понимал, почему круглолицый Гуляев так заинтересован в его услугах, — понимал, потому что теперь граф знал все. Абсолютно все. Теперь Сен-Жермен знал, почему Черная Книга хранится в Сухаревой башне и нигде более, знал, почему его визит в Москву сопровождался такими предосторожностями и как он смог за одну ночь добраться из Ревеля в Тверь.
— Я ехал в Россию искать ответы, а нашел новые вопросы. Вы прячете жемчуг, вы заставляете всю Европу ходить в потемках. Наверное, смеетесь над потугами западных мистиков?
— Не смеемся, — медленно ответил Павел. — Но и помогать не будем.
— Почему?