— Охота не завершена, брат Курвус, — напомнил врач.
И раздавшийся в приемном покое грохот подтвердил его слова. Сопение и воинственные возгласы не оставляли сомнений: реальная жизнь шагнула к ним с телевизионного экрана. Глянцевая жизнь, в которой всегда есть место подвигу. Эрлийцы переглянулись и не сговариваясь бросились на защиту родной обители, но если брат Ляпсус лишь размахивал руками, видимо, планируя напугать супостата суматошным мельтешением конечностей, то более практичный санитар нес табуретку, и в глазах его читалось выражение угрюмой сосредоточенности, такое же, как перед экзаменом по традиционному бальзамоварению.
Помимо всего прочего, вывалившись из портала, Захар ударился затылком о металлическую каталку, свалился на пол и выронил катану. Хосе тоже пришлось несладко. Стараясь успеть за врагом, он прыгнул в портал «рыбкой» и врезался лицом в колено епископа Треми. Учитывая скорость полета, а также крепость масанских костей, удар оказался весьма болезненным. На некоторое время Робене потерял ориентацию. А когда открыл глаза, то сразу же получил еще один мощный удар в голову.
«Он же едва шевелил руками!» А в следующее мгновение в сознание Хосе прорвался радостный вопль:
— Курвус, ты герой! Ты его убил!!
Захар, также услышавший крик Ляпсуса, навалился на оглушенного Робене, одновременно нащупывая заткнутый за пояс…
— Не дай ему вырваться!
— Укуси его! Ты же масан, в конце концов!
Потерявшие свое единственное оружие эрлийцы хлопотали вокруг. Они уже отодвинули в стороны каталки, столики с аппаратурой и лекарствами и теперь следили за событиями с большим спокойствием.
— Захар, добей его!
— Бастард, — прошептал Хосе.
Память о погибших родных придала Робене сил. Он попытался спихнуть с себя епископа, но было поздно: Треми вытащил из-за пояса острый деревянный колышек и, всем телом навалившись на Хосе, вдавил его в сердце врага. Парализованный Робене раскинулся на полу.
— Ненавижу, всех вас ненавижу! Навские собаки! Твари…
Он не умирал — подобными вещами масана не проймешь, но не мог пошевелиться. Епископ откатился в сторону.
— Бастард! Ты слышишь меня? Будь ты проклят, Бастард…
— Я вижу, у вас все отлично! — Из вихря портала появился Сантьяга. — Захар, вы… Захар!!
Комиссар хотел остановить Треми, но не успел: окровавленный епископ отыскал свою катану, вернулся к проклинающему его Робене и в тот самый момент, когда белый франт появился из портала…
— Захар!!
Короткий взмах, покатившаяся голова.
— Все.
Обессиленный Захар рухнул рядом с убитым Хосе.
* * *Коттеджный поселок «Царский Угол».
Ближнее Подмосковье,
5 ноября, пятница, 00.16
Если Автандил Гори говорил: «Мне интересен этот проект», это означало, что он должен быть в курсе всего происходящего, должен знать о самых мелких подробностях и лично одобрять предпринимаемые шаги. Это означало, что его люди постоянно контролировали исполнителей, следя за точностью соблюдения инструкций, и докладывали Гори о малейших нарушениях. И еще это означало, что задуманное будет обязательно, ОБЯЗАТЕЛЬНО доведено до конца и один из главных московских уголовников получит то, чего хочет.
Поэтому, покинув «Сирену», Цвания без промедлений направился в загородный особняк Гори, чтобы лично доложить боссу результаты переговоров.
— Жаль.
— Жаль? — Давид удивленно посмотрел на Автандила. — Почему жаль?
— Никита хороший бизнесмен, — проворчал Гори. — И Эльдар хороший бизнесмен. Перспективные они, с огнем в глазах. Жаль, что не договорился ты с ними, жаль, что к нам не зазвал.
— Приползут, — пожал плечами Цвания. — Деваться им будет некуда.
— Если приползут — не возьму.
— Почему?
— Ломаные они будут, — медленно ответил Автандил. — Приползут — если приползут! — то от безысходности, не по воле. Из них тогда только лакеи получатся, а мне лакеи не нужны.
Гори помолчал, глядя на горящие в камине поленья.
— Доволен, Давид?
— Все складывается так, как мы хотели, — осторожно ответил Цвания.
— А за игру не опасаешься? Крылов ведь классно катает.
— Никита играет, — поправил босса Давид. — Но я не сомневаюсь в том, что успех гарантирован.
— Много авторитетных людей лежит сейчас в земле, — Автандил нехорошо улыбнулся, — только потому, что думали, что «успех гарантирован».
Давид уверенно повел рукой:
— Крылов может катать, может играть — неважно. У него нет шансов: против троих ему не устоять.
— Против троих?
— Двое из троих статистов — мои люди. Первоклассные незасвеченные каталы, я их за границей держал, берег для такого вот случая. Так что нет у Крылова шансов.
— Третий кто?
— Копытов, средней руки бандит с окраины.
— А он тебе зачем?
— Для ребят, — улыбнулся Давид. — У Копытова деньги есть, вот они его и пощиплют, в качестве небольшой премии.
С полминуты Автандил тяжело смотрел на Цвания, после чего кивнул:
— Хорошо.
— Завтра вечером «Два Короля» будут в нашей колоде, — твердо произнес Давид.
— Не я это сказал, — уточнил Гори.
— Я сказал, — кивнул Цвания. — И я отвечу.
* * *Жилой комплекс «Воробьевы горы».
Москва, улица Мосфильмовская,
5 ноября, пятница, 03.17
— Резче! Резче!!
Девушка откинула назад голову, разметав по подушке длинные черные волосы.
— Еще!
Ее пальцы скользили по плечам мужчины, и иногда, в наиболее чувствительные моменты, длинные ногти впивались в кожу, оставляя красные полосы царапин.
— Еще!!
Происходящее не было сексом на скорую руку, они любили друг друга давно, со вкусом, наслаждались, не обращая внимания ни на что вокруг — это подтверждали и расцарапанные плечи мужчины, и скомканное постельное белье.
— А-а!
Голоса смешались. Мужской и женский, отрывистые, полные неподдельных эмоций, усталые и очень довольные. И очень искренние: они вместе достигли наивысшей точки наслаждения, их страсть выплеснулась яркой вспышкой, разорвала мир на тысячи осколков, на несколько мгновений оставив любовников наедине в опустевшей Вселенной.
— Как же здорово! Боже, как здорово!
Грудной, с легкой хрипотцой голос Анны. Девушка подалась вперед, поцеловала Никиту в губы, вновь откинулась на подушки, разбросав в стороны руки, улыбнулась.
— Хорошо!
— Просто здорово!
Они не могли думать ни о чем другом. И если в какой-то момент вокруг любовников и кружили призраки прошлого: Эльдар, Леночка, дела, заботы, обязательства, то страсть развеяла их в дым. Они потеряли счет времени, забыли обо всем, и лишь один вопрос читался иногда в их глазах: «Почему мы не нашли друг друга раньше?»
— Кит, неужели ты совсем не устал?
— Мне кажется, что я вижу прекрасный сон. — Крылов склонился над Анной, поцеловал ее маленькое ушко. — А во сне не устают.
И снова хриплый смех…
Крылов остановил просмотр, вытащил диск и убрал его в особый сейф, предназначенный для таких вот записей. На мгновение задумался, затем тряхнул головой и стер с жесткого диска исходный файл, пришедший с установленной в спальне камеры.
— Так будет лучше.
Видеоколлекция встреч с женщинами не была для Никиты фетишем, он не возбуждался, просматривая записи, не любовался собой. Диски служили охотничьими трофеями, подтверждением состоятельности. Квартира Никиты была оснащена скрытыми видеокамерами так, что он мог провести съемку в любом месте, и все побывавшие в доме женщины оставили след в сейфе.
— Встань на колени и положи руку на шкатулку.
Запись магического обряда Крылов смотрел предельно внимательно. Иногда он останавливал просмотр и возвращался на несколько кадров назад, стараясь отыскать хоть малейший намек на то, что все произошедшее в кабинете — обман, спектакль, водевиль под названием: «Голая ведьма творит заклинание». Но все было напрасно, как Никита ни старался, он не смог обнаружить фальши в поведении Анны. А все еще яркие воспоминания от пронзающей руку боли лучше всяких записей доказывали — он стал свидетелем колдовского ритуала.
«Она красавица. Она умница. И она — ведьма».
Файл с записью обряда Крылов предпочел стереть.
Отыскать Никиту Крылова оказалось не таким простым делом, как рассчитывал барон.
Узнав в «Двух Королях», что владелец еще не приезжал (об этом поведал взятый под ментальный контроль охранник), Бруджа воспользовался одним из самых распространенных в Тайном Городе заклинаний, отвел глаза челам и, проникнув в бухгалтерию, нашел среди записей паспортные данные Крылова. Окрыленные масаны направились по указанному в них адресу и… были крайне недовольны, никого не обнаружив в роскошной квартире на набережной Тараса Шевченко. Оставшуюся после родителей недвижимость Никита не жаловал, хотя и не продавал.