Тартищев посмотрел в окно. Над городом разгорался новый день. Через час ему ехать на очередной доклад к Батьянову, а он так не привык оправдываться и чувствовать собственную беспомощность. Хитрый и изощренный противник попался им на этот раз. Явно не из профессионалов, но сколь виртуозно все исполнил, подлец, словно по нотам разыграл. На это способен лишь человек, который долго и тщательно готовился к преступлению, продумал все до мелочей, как продумывает режиссер каждую мизансцену будущего спектакля. Но разве Батьянову это объяснишь? Ему нужен немедленный результат…
— Делом Муромцевой будем заниматься пока негласно, но убийство Ушаковых никто с нас не снимал, и оно будет оставаться на первом месте. Попутно допроси-ка еще Сазонова. Все-таки подозрительно, что орудие убийства у него слишком смахивает на тот кистень, который применили на Толмачевке. — Тартищев положил руку на плечо Алексея и жестко произнес:
— Я на тебя надеюсь. Не подведи. — Он вернулся за свой стол и уже более мягко спросил:
— Как матушка? Небось ворчит на тебя?
— Ворчит, что ей остается, — улыбнулся Алексеи. — Пытается уговорить, чтобы вернулся в Санкт-Петербург. Но ей это не удастся.
— И что она решила? Поживет пока здесь или вернется в Россию?
— После Пасхи уезжает. Беспокоится, как там дела в имении, но няньку оставляет, чтобы следила за мной и домом. Честно сказать, я бы с удовольствием в ваш флигель вернулся. Не по рангу мне большой дом содержать, да и хлопот с ним не оберешься.
— Сочувствую, — усмехнулся Тартищев, — насколько я понял Лидию Николаевну, служба твоя ей не в радость.
— Но в столицу я не вернусь, — насупился Алексей, — и ей все равно придется смириться с моей службой в полиции.
— Советовать тебе в этом деле не могу. Решай сам, но если надумаешь, рекомендации дам хорошие.
— Я уже сказал. Уезжать пока не собираюсь, — упрямо повторил Алексей.
— Ладно, не загадывай! — махнул рукой Тартищев. — Жизнь по-всякому может повернуться. Думаешь одно, а она раз — и такой фортель выкинет! Разве я думал, что в Сибири обоснуюсь! — Он мечтательно улыбнулся. — А в Одессу тянет, спасу нет! Неужто, думаю, никогда больше по морю не похожу, не искупаюсь, на Привозе не побываю… — Он опять махнул рукой и покачал головой. — Разве когда на пенсию выйду…
В дверь постучали, и на пороге возник дежурный агент Гвоздев.
— Ваше высокоблагородие! — взял он под козырек. — Разрешите доложить. Чрезвычайное происшествие в гостинице «Эдем». Только что сообщили. Хозяин господин Стаканов прислали коридорного… Сынок директора театра Зараева до горячки напился, в номере закрылся и из револьвера в дверь палит… Оне даже папашу вызвали, чтобы сынка уговорил. Хотели по-тихому конфликт замять, но ничего не получается. Одного из коридорных сынок уже в ногу ранил. Говорят, пуля срикошетила…
— Еще не легче! — вскочил на ноги Тартищев и спросил Гвоздева:
— Он в номере один или с девкой закрылся?
— Посыльный про девку не поминал. Кажется, один…
— Алексей, захвати Олябьева и оба срочно в «Эдем»!
Разберитесь, что к чему, после мне доложите. Постарайтесь действовать аккуратно. Сам Стаканов — господин крайне вонючий и склочный, хотя и многим полиции обязан! Но все ж, не дай бог, штору оборвете или дверь выломаете, греха не оберешься!
Гостиница «Эдем» располагалась на перекрестке двух оживленных улиц Почтамтской и Афонтовской.
Это был огромный четырехэтажный дом с двумя замаскированными подъездами, с прекрасным рестораном на первом этаже и массой номеров «со всеми удобствами».
«Эдем» находился на особом, хотя и негласном, положении у стражей порядка, и даже во время облав, проводимых накануне больших праздников, полиция обходила его стороной. Гостиница пользовалась славой скромного и безопасного убежища, этакий тихий приют для обеспеченных парочек, решивших провести в нем несколько сладостных часов любовного свидания.
Антон Антонович Стаканов, владелец гостиницы и давний агент Тартищева, встретил полицейских на лестнице, ведущей на второй этаж, где располагалась большая часть дорогих, за пять рублей, номеров. Невысокого роста, очень толстый, с густой черной бородой и красным то ли от волнения, то ли от избытка жизненных сил лицом, он нервно заламывал руки, хрустел пальцами и пытался говорить шепотом, но все время сбивался на визг. Голос у него был по-женски высокий и пронзительный и воздействовал на собеседников точно так же, как звук, издаваемый при трении ногтем по стеклу.
— Что случилось? — спросил у него Алексей.
— Господин Зараев поселились у нас в третьем номере с вечера, заказали коньяку и сказали, что останутся на два, а то и три дня, — пояснил Стаканов.
— Он один в номере?
— На этот раз один, а обычно с дамой приезжают.
— Кто она?
Стаканов отвел взгляд в сторону и пожал плечами.
— Не в моих правилах, знаете ли…
— Хорошо, с этим мы еще разберемся. — Алексей смерил владельца гостиницы взглядом и велел провести их с Олябьевым к номеру, в котором закрылся сын директора театра.
В конце коридора толпились несколько человек, судя по униформе, служащие гостиницы, но среди них Алексей заметил знакомое лицо. Директор театра Геннадий Васильевич Зараев, измученный, с красным потным лицом, сидел на стуле в бобровой шубе и собольей шапке. При виде Алексея и Олябьева он вскочил на ноги и, догадавшись наконец снять шапку, бросился им навстречу.
— Господа полицейские, — заговорил он быстрым, встревоженным шепотом. — Случилось что-то совершенно непонятное! Сережа закрылся в номере! Буйствует, ругается скверными словами! Стреляет!!! Но откуда у него револьвер? У него никогда не было оружия! — Он схватил Алексея за рукав и умоляюще посмотрел ему в глаза. — Сейчас он затих, но это еще страшнее!
Я просил господина Стаканова дать мне запасной ключ от дверей номера, но он отказал мне. Сказал, что номер откроет только в присутствии полиции. О, боже! — Зараев схватился за голову. — Я не переживу, если с Сережей что-то случится!
— Подождите, не впадайте в панику! — Алексей подтолкнул его в направлении стула. — Присядьте и объясните, бывали ли подобные случаи буйства раньше?
— Что вы, что вы! — замахал руками Зараев, — Сережа до недавнего времени почти не пил, пока, знаете… — Он внезапно замолчал и, достав из кармана носовой платок, принялся усердно протирать обширную плешь на затылке.
— Пока что? — переспросил его Алексей.
Но Зараев опустил глаза и промямлил:
— Это его личные дела, и я не смею предавать их огласке.
— Понятно! — Алексей отвернулся от Зараева и спросил у Стаканова:
— У вас есть запасные ключи от номера?
— Конечно, конечно! — закивал Антон Антонович и обратился к высокому человеку в форме коридорного:
— У тебя ключи?
Тот с готовностью протянул ему деревянную грушу с кольцом, на котором болталось два ключа: один — длинный, другой — покороче.
— Что, в двери два замка? — посмотрел Алексей на Стаканова, — Два, — тот льстиво улыбнулся, — чтобы гости не волновались. У нас завсегда так!
— Давно он успокоился? — Алексей кивнул на дверь номера.
— Да с полчаса, не больше, — ответил высокий коридорный. — Орал, орал, а потом враз стих, точно… — он испуганно оглянулся на директора театра.
Зараев-старший издал нечто, похожее на стон, и принялся креститься дрожащими пальцами.
— Всем отойти в сторону, — приказал Алексей и вставил ключ в замочную скважину, моля о том, чтобы в ней не оказалось ключа с внутренней стороны номера.
Тогда придется выбивать дверь, и шуму будет на всю гостиницу, хотя стрельба, несомненно, уже привлекла внимание ее постояльцев. В двери он насчитал пять пулевых пробоин. Вероятно, револьвер был пятизарядным, а если семи? Но тем не менее он повернул ключ. Щелкнул первый замок. Во второй скважине ключа тоже не оказалось… Алексей ногой распахнул дверь и, держа револьвер на изготовку, отскочил в сторону.
Ни криков, ни выстрелов не последовало. Тогда он осторожно заглянул в комнату и переступил через порог, сделав знак Олябьеву следовать за ним.
Номер состоял из одной хорошо меблированной комнаты, разделенной драпировками на три части. При входе тяжелые бархатные шторы, висевшие прямо и направо, отгородили небольшую прихожую. В ней находилась вешалка, на которой висело мужское пальто из дорогого драпа, зонтик с ручкой из слоновой кости и модная в этом сезоне бархатная шляпа с узкими полями. Рядом стоял небольшой столик с графином и стаканом на нем.
Алексей раздвинул драпировки и очутился в маленьком подобии гостиной. Пол здесь закрывал толстый персидский ковер, вдоль стены стояли мягкий диван и два кресла, в углу — высокое трюмо, а на стене, напротив дивана, висело огромное овальное зеркало. Посреди гостиной — круглый стол, накрытый белой скатертью, поверх нее еще одной — плюшевой.