— А с чего ему хотеть вернуться? — спросил Стюарт. — Что здесь у нас такого хорошего?
Он завидовал Уолту Дейнджерфильду, он хотел, чтобы он, Стюарт Макконти, стоял там перед телекамерами — на глазах у всего мира.
Из подвала по лестнице поднялся Хоппи Харрингтон и энергично протиснулся вперед на своей коляске.
— Они уже взлетели? — нервно спросил он Стюарта, вглядываясь в экран. — Он сгорит, случится так, как в шестьдесят пятом. Я этого, конечно, не помню, но…
— Заткнись ты, — беззлобно оборвал его Лайтхейзер, и фокомелус, покраснев, замолк.
Все продолжали смотреть на экран, думая каждый о своем, а в это время с конического носа ракеты при помощи крана сняли последнюю группу техников. Отсчет времени должен был вот-вот начаться; ракету уже заправили топливом, проверили — и двое людей вошли в нее. Маленькая толпа перед витриной оживилась и начала переговариваться.
Позднее, сегодня, в какой-то момент после полудня, их ожидание будет вознаграждено. «Голландец-IV» взлетит, выйдет на орбиту вокруг Земли за час или около того, и люди будут стоять перед телевизором, наблюдая, как ракета делает виток за витком, пока наконец кем-то внизу не будет принято решение и на командном пункте не включат зажигание последней ступени. Тогда орбитальная ракета изменит траекторию и оставит наш мир. Они видели подобное и раньше, каждый запуск походил на предыдущий, но сейчас все было по-другому, потому что на этот раз люди никогда не вернутся. Стоило провести день перед телевизором ради такого зрелища — и толпа готова была ждать.
Стюарт Макконти думал о ланче и как потом он вернется сюда, снова займет свой пост и вместе с другими будет стоять и наблюдать. Сегодня он сделает мало или не сделает ничего, не продаст никому ни одного телевизора. Но это было не важно. Он не мог пропустить такое событие. Может быть, и я когда-нибудь, сказал он себе, может быть, и я эмигрирую. Позже. Когда накоплю достаточно денег, чтобы жениться, забрать жену и детей и начать новую жизнь на Марсе. Когда там будет действительно настоящая колония, а не только машины.
Он представил себя Уолтом Дейнджерфильдом, привязанным в кабине на вершине конуса ракеты, рядом с привлекательной женщиной. Пионеры, он и она, основывающие новую цивилизацию на новой планете. Но затем в желудке у Стюарта заурчало, и он понял, до чего проголодался; он больше не мог оттягивать ланч.
И пока он стоял, наблюдая громадную колонну ракеты на экране, мысли его обратились к супу и булочкам, бифштексу и яблочному пирогу с мороженым в кафе Фреда.
3
Почти каждый день Стюарт Макконти обедал в кафе Фреда, расположенном на той же улице, что и «Модерн ТВ». Сегодня, войдя в кафе, он, к своему негодованию, увидел, что коляска Хоппи Харрингтона стоит в глубине зала и Хоппи спокойно ест — так непринужденно, как будто он здесь завсегдатай. Черт побери, подумал Стюарт. Куда ни сунься — всюду фоки! Я ведь даже не заметил, как он исчез из магазина.
Все-таки Стюарт уселся за столик и взял меню. Фоку не удастся испортить мне обед, сказал он себе, просматривая меню, чтобы увидеть, нет ли сегодня чего-нибудь особенного и подешевле. Приближался конец месяца, деньги у Стюарта кончались, и он с нетерпением ждал очередной выплаты; чек должен был вручить ему лично Фергюссон в конце недели.
Когда Стюарт приступил к супу, до него донесся пронзительный голос фока. Хоппи рассказывал какой-то анекдот, но кому? Конни, официантке? Стюарт повернул голову и увидел, что действительно и официантка, и Тони бармен стоят возле коляски, слушают и никто из них не проявляет к фоку ни малейшего отвращения.
Тут Хоппи заметил Стюарта.
— Привет, — сказал он.
Стюарт кивнул и отвернулся, сосредоточившись на супе.
Фок разглагольствовал о своем изобретении, о каком-то электронном приспособлении, которое он то ли построил, то ли собирался строить — Стюарт не мог сказать точно и, признаться, не заботился об этом. Не его дело, что там Хоппи строит, какие сумасбродные идеи выдает мозг этого человечка. Без сомнения, что-нибудь извращенное, сказал себе Стюарт. Какая-нибудь причудливая штука вроде вечного двигателя… может быть, вечнодвижущаяся коляска для самого Хоппи. Стюарт рассмеялся про себя, идея ему понравилась. Я должен рассказать это Лайтхейзеру, решил он. Вечное движение Хоппи — и затем он подумал: фокомобиль. Тут он рассмеялся громко.
Хоппи услышал смех и, без сомнения, решил, что Стюарт смеется над его рассказом.
— Эй, — позвал он, — перебирайся сюда, я угощу тебя пивом.
Придурок, подумал Стюарт. Разве он не знает, что Фергюссон запрещает нам пить пиво в обед? Это закон. Только глотни пива — и можешь не возвращаться в магазин, а окончательный расчет получишь по почте.
— Послушай, — сказал он фоку, повернувшись к нему вместе со стулом. — Когда ты поработаешь на Фергюссона подольше, ты крепко подумаешь, прежде чем выдавать такую чушь.
Покраснев, фок пролепетал:
— Что ты имеешь в виду?
Тони сказал:
— Фергюссон не позволяет своим служащим выпивать. Это против его религии, да, Стюарт?
— Точно, — ответил Стюарт. — И лучше не забывать об этом.
— Меня никто не предупреждал, — сказал фок, — и, кроме того, я не собирался пить пиво сам. Но я не вижу, по какому праву наниматель диктует своим работникам, чем они могут заниматься в свободное время. Это их законный обед, и они, если хотят, могут выпить пива.
Голос его стал резким и полным непримиримого негодования. Сейчас Хоппи уже не смеялся.
Стюарт сказал:
— Фергюссон не хочет, чтобы от его продавцов несло, как от пивоваренного завода. Так можно отпугнуть какую-нибудь пожилую леди-покупательницу.
— Может быть, это и правильно для тебя, — сказал Хоппи, — но я-то не продавец… Я — телемастер, и я буду пить пиво, если хочу…
Бармен Тони выглядел смущенным:
— Послушай, Хоппи… — начал он.
— Молод ты заказывать пиво, — сказал Стюарт.
Сейчас все окружающие смотрели на них и прислушивались к разговору.
Фок стал совершенно пунцовым.
— Я совершеннолетний, — сказал он тихо, но упрямо.
— Не давай ему пива, — сказала Конни бармену, — он всего лишь ребенок.
Запустив экстензор в карман, Хоппи вынул паспорт и, открыв его, положил на прилавок.
— Мне двадцать один год, — сказал он.
Стюарт рассмеялся:
— Чушь!
Должно быть, фок предъявил какую-нибудь подделку. Хитрюга сделал ее сам или спер у кого-нибудь. У него навязчивая идея: он должен быть как все.
Внимательно рассмотрев паспорт, бармен сказал:
— Да, там написано, что он — совершеннолетний… Но, Хоппи, помнишь, как в прошлый раз я налил тебе пива, и помнишь…
— Ты обязан обслужить меня, — сказал фок.
Хмыкнув, бармен вышел и принес бутылку пива, которую поставил перед Хоппи, не открывая.
— Открывашку, — потребовал фок.
Бармен снова вышел и принес консервный нож. Он бросил его на стойку, и Хоппи открыл бутылку.
Фок сделал глубокий выдох и залпом выпил пиво.
Что будет? — удивился Стюарт, заметив, как странно смотрят на Хоппи Тони, Конни и даже пара завсегдатаев. Он что, потеряет сознание или еще хуже? Может быть, станет берсерком? Стюарт чувствовал отвращение и неловкость одновременно. Я бы хотел просто сидеть и есть, думал он. Я бы хотел очутиться подальше отсюда. Что бы ни случилось, я не хочу это видеть. Я пойду обратно в магазин, решил он, и буду смотреть репортаж с космодрома. Я хочу наблюдать за полетом Дейнджерфильда, за важным для Америки событием, а не за этим уродом. У меня нет на него времени.
Но он оставался на месте, потому что с Хоппи Харрингтоном творилось что-то непонятное, и Стюарт, как ни пытался, не мог оторвать от него глаз.
Фокомелус развалился в коляске, словно собираясь заснуть: он сполз вниз, голова его лежала на рычаге управления, глаза почти закрылись, взгляд остекленел.
— Господи, — сказал бармен, — он снова проделал это.
Тони обращался к окружающим, как будто просил их придумать что-нибудь, но никто не шевельнулся; все замерли на своих местах.
— Я знала, что так будет, — сказала Конни. В голосе ее слышались упрек и горечь.
Губы фока шевельнулись, и он пробормотал:
— Спросите меня… Кто-нибудь, сейчас, спросите меня…
— О чем тебя спрашивать? — сердито сказал Тони. Он повернулся и с негодующим видом направился к своей стойке с грилем.
— Спросите меня, — опять повторил Хоппи бесцветным, потусторонним голосом, как будто в обмороке. Наблюдая за ним, Стюарт понял, что это и был обморок, род эпилепсии. Он жаждал очутиться подальше от фока, но все еще не мог двинуться; он должен был наблюдать вместе с остальными.
Конни сказала Стюарту:
— Ты не отвез бы его обратно в магазин? Ну-ка, подтолкни коляску…