– С кем живет?
– Одна. Были, кажется, дети, но куда-то сплыли.
– С кем дружит?
– Ни с кем. Женщины местные ее терпеть не могут.
– Плохо. Если она живет одна и ни с кем не общается, то откуда тогда к ней могли попасть сведения о столичных бандитах? Кажется, наша версия терпит крах.
– Ничего подобного. Это она с женщинами не общается. А мужики к ее дому как мухи к липкой ленте липнут.
– Что, так хороша?
– Страшнее атомной войны. Это самогон ее, говорят, хорош.
– Все равно не состыковывается. Если бы к ней липли
женщины, тогда было бы понятно. Они барышни болтливые, им и повода не надо, чтобы языки почесать. А вот мужики…
– Ты слишком хорошего мнения о своих собратьях, – усмехнулся Костик, – не забывай, что большинство из них дегустирует самогон прямо на месте, а макратихин самогон развязывает языки получше сыворотки правды. И эта версия мне нравится все больше и больше, так как в этом случае оправдывается путаница и неразбериха, допущенные в письме.
Ты только представь: мужичок где-то что-то услышал, под хмельком немного приукрасил и добавил, Макратиха поняла это по-своему и изложила как смогла.
– Красиво. И все равно, сколько бы мы тут с тобой не соображали, на деле все может оказаться не так, как нам хочется. Значит необходимо как можно скорее…
– Встретиться с Макратихой!
– Ты скоро нормального цвета станешь? – вздохнул Кирилл.
– Что-то мне не хочется одному по твоему совхозу слоняться.
– Не знаю, – поскучнел и Костик, – самому тошно. И ведь самое главное, что ни пятна не проходят, ни зеленка. А даже еще ярче становится.
– Ить, я ж говорю, – вставил свое слово Печной, – трофейная зеленка-то! Экстренного класса, высшей очистки!
– И что она у него не засохла? – совсем расстроился Костик, – очень заметно?
Сам он к зеркалу подходить старался как можно реже, так как вид собственной физиономии расстраивал его и даже немного пугал.
Кириллу захотелось соврать, что не очень, но унылая личина брата в зеленых разводах была столь симпатична, что он не удержался и прыснул.
– Очень, – понял Костик. – Значит, идти тебе к Макратихе одному.
– Слушай, – осенило Кирилла, – а она сама пьет?
– Еще как! Не может же она, как хорошая хозяйка, поить всякой гадостью клиентов. Вот и отхлебывает в процессе приготовления, да с каждой партии, да из каждой бутылки.
– А из каждой бутылки-то зачем?
– Говорит, чтобы проверить, не прокисло ли, не задуханилось. Ну, тут попробует, там продегустирует, какой из клиентов растрогается и угостит. Вот к вечеру она и начинает чертиков гонять.
– Класс! То, что надо. Пойдем к ней попозже, на улице если кто и встретит, то в темноте тебя не разглядит, а у Макратихи сядешь в тенечек. Может, с пьяных глаз не заметит, может заметит, но к утру забудет. Ну пошли, а? – почти просительно заглянул ему в глаза брат.
– Решено, – рубанул рукой воздух Костик.
У него и самого даже в пятках щекотало от азарта. К тому же Кирилл так редко его о чем-то просил, что отказывать ему не хотелось.
Кирилл заметно повеселел.
– До вечера еще долго, я сбегаю в одно место?
– Куда это? – с подозрением спросил его Костик.
– Не скажу, секрет.
– Беги, – пожал плечами Костя, изображая равнодушие.
Он-то надеялся, что до вечера брат будет дома, что они поговорят, поспорят, вспомнят отрочество и юность… Он подошел к окну и проводил удаляющуюся фигуру брата завистливым взглядом. Вот всегда так! Как и в детстве: мечтаешь-мечтаешь подхватить какую-нибудь простуду чтобы побездельничать и законно попрогуливать школу, а как разболеешься, даже в школу хочется. И все прохожие, мелькающие в окнах, не просто кажутся настоящими счастливчиками, но и вызывают чувство острой зависти.
А Кирилл шел к Калерии. Все это время образ этой девушки никак не выходил у него из головы. Кирилл подозревал, что чувство, шевельнувшееся в нем, далеко от простого восхищения. Восхищаться можно тонко подобранным оттенком красок в картине мастера, поразительно музыкально звучащей строке в стихотворении, гармоничном слиянием голоса и скрипки, тонкости и изяществу линий морозного узора на стекле. Но это восхищение ненадолго оставляет след в душе человека. Вернее, оставляет, но след этот более похож на дуновение ветерка, который слегка освежает душу и окружает ее ароматом и прохладой своего дыхания.
То, что Кирилл испытывал к Калерии, не было похоже на простое восхищение. Впечатление от встречи с ней не растаяло бесследно, а превратилось во что-то более серьезное, горячее и важное, чем простое воспоминание. Кирилл не мог сказать, что это. Привыкший все называть своими именами и на все смотреть как бы со стороны, он пытался проанализировать свое состояние и обозначить его как одно из множества чувств и состояний, но совсем запутался и решил прекратить это неприятно теребящее душу занятие. В конце-концов, есть дела поважнее, чем копание в собственной душе.
Так или иначе, он чувствовал, что ему необходимо поближе познакомиться с Калерией. Что было между ними? Пара фраз, аромат щек и улыбка, брошенная через плечо? Разве можно серьезно относиться к столь ничтожной кучке сведений о человеке? А может она пустышка и хохотушка? А может у не есть неприятные привычки ковырять в носу и постоянно чесаться? А может, она страшная зануда? Правда, еще такой факт, голосующий в ее пользу, как восхитительного вкуса пирожки величиной в лапоть, но этот факт никак не может формировать мнение о ней как о женщине. Не может же человек рассуждать одним желудком!
Самое неприятное заключалось в том, что по всем признакам между его братом и Калерией что-то было. Не зря же так краснел Костик, когда разговор заходил о ней! Да и пирожки ни одна девушка местному участковому просто так таскать не будет, если она, конечно, не беглая уголовница, а он ее не покрывает.
Так что главная цель, с которой Кирилл предпринял эту разведку заключалась в том, чтобы чуть-чуть поближе познакомиться с Калерией, по возможности узнать, так ли она хороша душою, как и внешне, и прощупать характер отношений между ней и его братом. Повод к этому визиту тоже был вполне убедительный – как хороший брат, Кирилл просто обязан был предпринять попытки к выздоровлению брата. А раз Костик не желает идти к врачу, то Кирилл приведет врача к Костику. А если честно, то он просто хотел ее видеть.
В белом халате Калерия оказалась еще лучше, чем в дубленке. Халат придал ее образу еще больше недосягаемости и недоступности, парой мазков сакцентировал внимание на доброте и милосердии, оттенил нежность кожи и негородской цвет лица.
– Здравствуйте, Комаров, – представился он с порога.
– Здравствуйте, Белокурова, – подняла голову девушка.
– Я знаю, – совершенно по-детски улыбнулся Кирилл.
– Я тоже знаю, – такой же улыбкой ответила Калерия.
– Я так просто зашел, посоветоваться, – предупредил он ее вопрос. – Мимо шел и зашел.
– Раздевайтесь, – привычно кивнула Калерия и подошла к умывальнику.
– Да я не про себя, – испугался Кирилл, – я про одного своего знакомого.
– Все так начинают, – привычно бросила Калерия. – Так что там у вашего знакомого?
– Сыпь, – выпалил Кирилл.
Калерия подробно расспросила его о характере сыпи, о том, что его знакомый ел незадолго до ее появления, о склонности к аллергии, о лимфоузлах, о температуре. Кирилл послушно отвечал, исподтишка пытаясь составить свое мнение о девушке.
– Все просто, – наконец резюмировала она, – конечно, хорошо, если бы этот знакомый показал мне свою сыпь, но раз он стесняется, то я думаю, смогу помочь ему без осмотра. Говорите, он ел апельсины?
– Да, а в детстве мама не разрешала ему есть больше одного.
– Я выпишу рецепт, зайдете в аптеку. Принимать по одной таблетке три раза в день и никаких апельсинов! При хорошем раскладе уже к утру ничего не будет. Если за три дня не пройдет, то ему все-таки придется обнажиться. Отойдите.
Калерия отодвинула юношу в сторону, подошла к белому металлическому шкафу со стеклянными дверцами, обняла его, как родного и без усилий перенесла на два метра левее. За ним оказался точно такой шкафчик. Девушка достала из него бланк рецепта, потом так же непосредственно, привычно закрыла его первым шкафом.
– Это как? – не нашел более достойного выражения своему удивлению Кирилл.
– Акушерки нашей внучек таскает бланки рецептов для своей подружки. Та все время в больницу играет, вот он ей и носит, не уследишь. Хороший парнишка, но я эти бланки с кровью и потом выбиваю. Приходится блокировать.
– А шкафчик запирать не пробовали? – подал, как ему казалось, умную мысль Кирилл.
– Тут замки примитивные, – глянула на него исподлобья Калерия, – он их гвоздем вскрывает.
Пока медсестра заполняла бланк, Кирилл рассматривал шкафчик. Как обманчивы бывают предметы! Со стороны он казался довольно массивным и тяжелым, а на деле был как пушинка. Из алюминия, наверное. Чтобы проверить свое умозаключение Кирилл подошел к шкафчику и попробовал исподтишка поддеть его плечом. Шкафчик даже не шелохнулся. Кирилл подналег сильнее, хотя существовала опасность слишком сильным толчком уронить шкаф вместе со стеклом и всеми банками-склянками, что стояли в нем.