Я сама бы кое-что себе приобрела, но с вами разве успеешь? Как глупо на кладбище ездить…
– Это не вы придумали?
– Это ихний генерал придумал, который сторожем на кладбище служит. Ну тот, с которым вы в кустах шептались. Я думаю, что он нарочно эту экскурсию провел, чтобы с вами пошептаться.
– А вы раньше на кладбище были?
– Вчера. Осваивали площадку.
Удалов вздохнул. Не хотел спрашивать, но язык сам спросил:
– Вы случайно не заметили, в каком году я умру?
– Там уже вчера все было заклеено, - ответила женщина.
– Разумеется, - согласился Удалов.
Все было неправильно. И сторож в чине генерала, и тайные беседы под сенью памятника Якимовой от неутешных детей, и выдача товаров перед обедом - словно кто-то хотел сказать: «Ну, поторговали, а теперь сворачивайте свои игрушки, берите что дают и отправляйтесь домой».
Минц, сидевший сзади, вздохнул так тяжко, что звук донесся до Удалова.
– Тоже так думаешь? - спросил Удалов, обернувшись.
– Как и ты, - сказал Минц.
– И что скажешь президенту?
– Посоветую не вмешиваться, - ответил Минц. - Чувствую, что нам их не достать.
– А что он про шляпу говорил?
– Его слова требуют внимательного анализа, - ответил Минц.
Полковник запел песню «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц». Песня была бравая, военная, может, даже довоенная.
Некоторые стали подпевать. Кавказец, который сидел за рулем, тоже стал подпевать.
Сошли у агентства. Было уже темно.
Удалова охватила тревога.
Нечто чужое, как при инопланетном вторжении, присутствовало в воздухе Великого Гусляра. Пошатывались тени за заборами и кустами, пробежала собака служебной масти, далеко-далеко послышался шум танкового мотора… Когда Удалов с Минцем отошли от агентства шагов на пятьдесят и распрощались на углу с полковником и бритым парнем, который увлекал к своему ложу рыженькую девицу, в щели штакетника блеснул фонарь, уперся лучом в лицо Удалова, затем переметнулся к Минцу.
– Сдаемся, - сказал Удалов. - Конечно же, сдаемся, желательно получить пощаду.
– Получите, - засмеялся президент Академии наук, выходя из-за фонарного столба. Он был в маскхалате, на голове фуражка с государственным гербом. - Как дела, орлы? А то нас тут комары закусали.
– У вас машина есть? - спросил Минц.
Из кустов и из-за забора послышался смех. Возможно, давно уже президенту Академии наук не задавали такого нетактичного вопроса.
– Подожди здесь, сейчас мы закончим операцию, - сказал президент.
– Зачем, Толя? - спросил Минц. - Мы же все выяснили.
– Мне хотелось бы сначала изолировать всех, кто там побывал, а особенно организаторов.
– Организаторы ничего не знают, - ответил Минц. - Работали на проценте. Туристы тем более не виноваты.
– Надо изъять товары, - просто сказал президент.
– Погоди до завтра, Толя, - попросил Минц.
– Но они их пустят…
– Не пустят. Поверь мне, ничего не пустят. Все не так, как ты себе представляешь.
– Ты можешь ошибаться, Лева, а мне уже три раза из Минобороны звонили, из аппарата президента, спать не дают.
В кустах послышался прерывистый звонок.
– Вот видишь, - сказал президент. - Опять волнуются.
– Если ты веришь в мою гениальность, - скромно сказал Минц, - то придется тебе отозвать омоновцев. Пускай отдыхают.
Президент заскрипел зубами.
Потом сказал:
– Выходите, молодцы.
Из разных щелей и укрытий выскочили молодцы в бронежилетах и черных чулках на рожах.
Из-за церкви Параскевы Пятницы выехал бронетранспортер, в который попрыгали черные чулки, а президент Академии наук пригласил Минца в джип «Чероки», который выскочил из недавно выкопанного блиндажа.
– Мы вдвоем с товарищем, - решительно сказал Минц.
– Товарищ погуляет, - ответил президент.