Было ли это ритуалом, Олаф не знал. Но юноше казалось удивительным, что эти люди, каждый в свое время отвергнутый своей родиной и семьей, остались абсолютно невинными внутри. Потому что он сам вряд ли бы умел так радовался на их месте.
Какой-то хромой очень худой и высокий лысый старик едва не столкнулся с проводником, засмотревшись на свой голубой шарик, уже почти слившийся с небом.
— Прошу прощения, — прокаркал темьгородец. — Мне было важно это желание, — добавил он едва слышно, наклонившись к самому уху Олафа.
— Желание?
— Ну да, разве не знаете? — старик улыбнулся, обнажив темно-красные зубы. — Загадываете желание и выпускаете шарик. Если удастся не потерять его в небесах, пока он совсем не скроется, оно исполнится.
— Правда?
Темьгородец подмигнул заговорщицки и махнул рукой:
— А вы попробуйте.
— Как-нибудь в другой раз, — пообещал юноша. — Мне надо к вашему мэру.
— Там, — собеседник указал на виднеющуюся за деревьями белую крышу, сиявшую под солнцем. — Но он днем не принимает, только на закате.
— Да? — Олаф опешил и обрадовался, слова старика означали, что Летта еще ничего не успела натворить, что она где-то здесь, надо просто найти, и дарили надежду. — Спасибо!
— Не за что, — немного удивился тот и пожал плечами. — Купите шарик, пока не разобрали.
Юноша вгляделся в его слезящиеся глаза, встал в конец очереди, чтобы через некоторое время протянуть монетку продавцу, оказавшемуся действительно более взрослым, чем показалось на первый взгляд.
— Выбирайте.
— Вот тот, пожалуйста, — юноша выбрал бирюзовый и потянул его к себе за тонкую нить.
Оглянувшись по сторонам, нашел старика и протянул ему свою покупку.
— Держите, загадаете что-нибудь за меня, боюсь, я не силен в этом.
Темьгородец с каким-то благоговением дотронулся до нити, а потом отдернул пальцы.
— Не могу, господин. Вы должны сами…
— Я прошу вас, — Олаф насильно всучил шарик и не оглядываясь пошел по мосту вперед.
Толпа уже почти рассосалась, можно было не сбавлять шаг. Тем более, юноше предстояло решить довольно сложную задачу: найти Летту в незнакомом и ему, и ей городе. Сомнительная попытка отыскать радугу ее ароматов провалилась сразу же, потому что в Темьгороде неискренность и лицемерие были не в чести. Тут не скрывали своих настоящих эмоций, поэтому все запахи являлись неприкрытыми и первозданными. Спрашивать у прохожих — казалось не более удачным решением, никто просто бы не обратил внимания на еще одну девушку со странной внешностью.
Однако Олаф решил не отчаиваться и положиться на Жизнеродящую. Должна же она помочь, в конце-то концов. Хотя бы только ради того, чтобы уверить юношу в своем существовании. Он остановился, оперся руками о перила и всмотрелся вперед, потом по сторонам, медленно и внимательно, словно ощупывая окружающее взглядом.
Береговая устоя моста была испещрена какими-то замысловатыми узорами. Черно-белые линии переходили друг в друга, образуя различные картинки, странные фигуры перемешивались с вполне узнаваемыми образами. Взгляд Олафа скользил по ним, а потом вдруг наткнулся на белоснежную ладонь, не вовремя спрятавшуюся позади. Юноша прыгнул прямо с моста в береговой кустарник, чтобы схватить беглянку в охапку. Она пыталась увернуться, но тщетно, тяжелый плащ мешал маневренности. А Олафа вдобавок к физической силе подстегивали чувства.
— И куда спешим? — он и сам не верил, что помощь Жизнеродящей придет так скоро, сиюминутная злость не на шутку спорила в его душе с огромной радостью, голос стал низким и срывался на тяжелый шепот.
— Никуда, — Летта, напротив, напоминала испуганную тонконогую и грациозную лесовицу, загнанную охотниками в ловушку, уже именно тогда, когда свобода была так близка.
— Мало решили убежать, не прощаясь, так еще обманули дважды.
— Обманула? — она вскинула на парня взгляд и приоткрыла рот.
Олаф еще крепче стиснул ее плечи. Пальцы, наверное, оставляли отметины на коже, но позволить девушке сбежать еще раз он не мог. Если она сейчас запоет, надо быть готовым к этому. Но Летта не пела, а просто ждала объяснения.
— Сначала, усыпили, а потом подговорили стража не впускать меня в город.
Девушка только покачала головой. Ее печаль распустилась горьковатым ароматом и перетекла в едва заметную нежность.
— Я ведь сразу говорила, что не отступлюсь.
— Но почему? — он тряхнул ее, поражаясь сам себе. — Разве нельзя просто жить. Пусть вдали от вашего дядюшки? От вашего жениха? Не подавать о себе знать, пока они не забудут про вас окончательно?
— Нельзя! Если сегодня я не стану жительницей Темьгорода, находись я хоть на краю Империи, хоть в чертогах Мракнесущего, правитель нашего королевства Анаморт Четвертый наутро объявит меня женой Миллиума Сверча! — Летта опалила проводника яростью, словно мотылек затрепыхала в его руках и обмякла. — Но вам и, правда, не надо было идти за мной. Работали бы сейчас на станции, принимали путешественников, собирали урожай и лелеяли свое одиночество. А отсюда нет ходу.
Он пожал плечами и ослабил свою хватку. Ему почему-то хотелось смеяться, хотя явной причины вроде бы и не было.
— Ну и пусть объявляет. Вам жаль своих денег? — не слишком удачно пошутил юноша.
— Мне жаль свободы и возможности выбора.
— Как будто он есть тут.
— По крайней мере, это мой выбор! — она тяжело опустилась прямо на береговую траву. — Миллиум Сверч давний кредитор дяди. И давно вхож в семью. Он удивительно пригож собой, очень умен и честолюбив. У него есть собственное приличное состояние, но для того, чтобы получить титул все же не достаточное. Вероятно, не подвернись я, он взял бы в жены мою сестру Ситоретту, забыл про дядюшкины долги и тягу к званию. Они встречались почти год. Сестра просто возненавидела меня после расторжения их помолвки!
Олаф сел рядом с Леттой, так же как и она, совершенно не заботясь о своей одежде, которая могла запачкаться и промокнуть. Будь у него шкура недоеда, они могли использовать ее как подстилку, но она осталась в ничьем домике. Юноша нащупал холодные пальчики девушки и легонько пожал их. Она вздохнула, вся в пряном аромате благодарности.
— Думаю, мы сходим к мэру, пообщаемся, — решил проводник, уже вполне своим обычным спокойным голосом. — В конце концов, он давний знакомец вашего отца, и тот, кажется, в чем-то полагался на него?
Летта кивнула головой.
— Да.
— А вы знали, что тут есть обычай покупать шарики и загадывать на них желание? — неожиданно вспомнил Олаф. — Я купил один и подарил старику.
— И что он загадал? — заулыбалась девушка.
— Не знаю. Я не спрашивал, — он ответил на ее улыбку, потом поднялся и протянул ей руку. — Может, лучше куда-нибудь пойдем, чем сидеть на мокрой траве? Хотите, я куплю для вас шарик, и вы выпустите его в облака? Чем дольше не потеряете его из вида, тем больше вероятность исполнения желания.
Она согласилась.
Но на мосту уже не было торговцев. Да других жителей Темьгорода было не так уж много. Только прогуливались чудаковатого вида особы, выгуливая впереди себя петушков на привязи. Птицы забавно трясли гребешками и высоко задирали хвосты. Их хозяйки: одна довольно грузная с вислыми собачьими ушами, а другая, напротив, мелкая, худая с черной впадиной вместо носа — тихо беседовали между собой, и не обращали никакого внимания на пару молодых людей, впервые оказавшихся в этом городе.
— Не судьба, — развела руками Летта, но разочарования в ее запахе не было.
— Тогда просто погуляем, — предложил Олаф.
Они бродили до вечера, и исходили довольно небольшой город вдоль и поперек. Их удивляла архитектура и жители, сама атмосфера и дух Темьгорода. Тут собрались не бесталанные люди, тем не менее, отвергнутые Имперским советом, безжалостно и бесповоротно. Не имеющие возможности вырваться из замкнутой рекреации физически, духовно её жители оказывались свободнее, чем все остальные имперцы. Это поражало.
В сумерках Олаф и Летта вернулись на мост, а потом подошли к зданию мэрии. Там во всех окнах, включая белую башенку, горел свет. Приветливо распахнутая дверь будто приглашала всех мимо проходящих. Но никто особенно не спешил посетить место службы Моргера Тута, упомянутого в записках отца девушки.
Коридоры мэрии были пусты. Светильники зажигались по мере того, как к ним приближались посетители, и медленно гасли за их спиной, поэтому наблюдался некий постоянный полумрак. Деревянные скамейки, стоявшие то тут, то там вдоль стен, были отполированы до глянца, но над этим потрудились специально, а не спины и штаны страждущих способствовали этому. Все выглядело так, будто Моргер Тут — единственный, кто в данное время находится в здании, хотя, вероятно, за закрытыми дверями работали незаметные служащие и выполняли свои какие-то непонятные на праздный случайный взгляд функции.