Выпили, глотнули колы, задымили сигаретами. Тоскливо и в то же время хорошо молчали. И не хотелось разговаривать. О чём? Всё уже давно было переговорено, осталось только похамливать друг другу, друг друга подкалывать.
– Сколько время там? – с усилием спросил Котик.
Максим достал мобильный, глянул.
– Половина двенадцатого доходит.
– Нормально… В два «Динамо» со «Спартаком» играет, надо посмотреть… Наливай ещё.
Ментов увидели издалека. Они шли со стороны метро. Трое. Вперёди сержант. Сержант, тоже издалека увидевший выпивающих, заулыбался.
Максим попытался было как-нибудь спрятать бутылку, но тут же понял, что бесполезно. Скорей проглотил то, что ещё оставалось в стаканчике.
– Та-ак, – сказал сержант. – Распиваем?
– Ну… Суббота.
– Запрещено ведь в общественном месте. Не знаете?
– Да так…
– Что делать будем? – Сержант повернулся к рядовым ментам, на вид совсем подросткам; один из них вякнул:
– В отдел?
– Что ж, видимо…
Котик захныкал:
– Товарищ сержант, у нас нету денег. На пузырь вот кое-как наскребли. Дома предки, идти некуда…
Сержант подумал и сказал по-человечески:
– Ладно, через пять минут я возвращаюсь – и вас здесь нет. Ясно? Если будете, тогда уж не обижайтесь.
– Спасибо, товарищ сержант. – И Котик стал делать вид, что собирается.
Менты пошли дальше, в сторону Малой Грузинской.
Максим с Котиком выпили ещё по одной и переместились на чёрную лестницу. Поднялись на третий этаж, поставили бутылки, закуску на подоконник, сели рядом на старые, шаткие табуретки.
– Сколько там уже? – снова спросил Котик.
– Блин, достал! В кайф, думаешь, за временем всё время следить? – Но мобильник Максим достал. – Без пяти двенадцать.
– Матч посмотреть охота. Тем более что «Спартак» на подъёме сейчас. Рубилово, скорей всего, будет.
– Да ну и хрен с ним… Водки на пару приёмов всего. Выжрали и не заметили.
– Ещё возьмём, – оптимистично сказал Котик. – Денег-то нормально осталось.
Выпили. Посидели.
– Тёлок бы, – вздохнул Максим. – Хоть поговорить, пощупать.
– Позвони Мыше, позови. Или к ней можно… У неё муж на дежурстве должен сегодня… – Котик оживился: – Звякни, вдруг!..
– У меня в минус на счету. Отключат вообще скоро.
– Ой, твою-то!.. А хрен ли тогда про тёлок заводить?! – Котик привстал, плеснул в стаканчики. – Зря огурцы эти взяли, – проворчал, – уксус голимый. И ветчина химическая – аммиак какой-то.
– Ну а что ты хочешь за такие деньги?
– За свои по́том заработанные деньги я хочу нормальной еды, а не говна! Достало жрать!..
– Ладно-ладно, – Максим успокаивающе помахал рукой, – ты прав, Виталик. Давай.
Выпили одновременно, вырывая друг у друга бутылку с колой, запили.
На лестнице было душновато, пахло древней пылью, медленной прелью. Даже курить не хотелось – представлялось, что стоит закурить, и всё заволочёт дымом, дышать станет совсем нечем.
– Включи хоть музон какой-нибудь, – попросил Котик. – Или анекдот расскажи. Срубимся ведь просто в таком настроении.
– Не знаю я анекдотов. Старьё одно.
– Музон тогда. Скучно же…
Максим покопался в мобильнике и нашёл свою любимую песню Александра Лаэртского. Нажал «play».
тоскливо под тоскливую музыку заблеял Лаэртский, –
– Выруби! – скривился Котик. – На хрена ты это?!
Максиму тоже стало тоскливо до слёз. Выключил.
– «Кино» есть?
Максим нашёл «Кино».
– «Действовать» подойдёт?
– Во, врубай!
Как только зазвучали энергичные аккорды, Котик вскочил с табуретки, закачался в такт, по-цоевски вывернул правую руку, изобразил кулаком микрофон. И вместе с Цоем, выпятив нижнюю челюсть, запел:
– Да-а! – выкрикнул Максим и тоже вскочил, стал играть на воображаемой гитаре.
Спели всю песню. Настроение поднялось. С удовольствием выпили водки. В бутылке осталось совсем на дне. Это настроение снова понизило.
– Вот была музыка, – вздохнул Максим. – А сейчас молодняку что втюхивают… Я тут послушал все эти «Ботанику», «Мельницу», «Сансару» – полное же дерьмо! Смысла даже нет. А везде крутят, все вроде тащатся.
– Так же и про наши группы говорили, – отозвался Котик. – Ты вот своей матушке Лаэртского дай послушать или «Красную плесень» и спроси, что она думает.
– Да ну на фиг… Но к «Кино» она, кстати, всегда нормально относилась.
– Это она вид делает. Разные поколения друг друга не понимают. В этом и смысл.
Какой именно смысл, Максим у Котика уточнять не стал. Покопался в мобильнике, выбирая, что бы ещё послушать. Не выбрал – слушать расхотелось. Вся энергия выплеснулась в песне про «действовать дальше»… Достал сигарету, закурил. Котик, казалось, подрёмывал на табуретке. Не шевелится, голова свесилась…
На пятом этаже со скрипом открылась дверь, а потом так же со скрипом закрылась. Кто-то стал спускаться. Медленно и осторожно.
Максим тревожно смотрел вверх. Ожидал появления одной из старух-жиличек, которая начнёт сейчас выговаривать, что опять пьют, всё задымили, погонит на улицу.
Но вместо старухи увидел Саню Дроздова, своего и Котикова соседа и друга детства.
– О, Дроздяра! – встретил его очнувшийся Котик. – Водяру учуял?
– Чуваки, есть курить? – забубнил Дрозд. – Курить надо… Вышел, думал, бычки, может, где…
Максим протянул ему пачку. Дрозд жадно выхватил сигарету и торопливо закурил.
– Что, с бодунца?
– Да какой бодунец… Нищета полная.
– Лизнуть-то хочешь? Пять капель выделим.
– Дава-айте.
Разделили водку по трём стаканчикам (их в заначке было с полсотни). Чокнулись «за встречу», выпили. Дрозд смачно выдохнул, потёр грудь под домашней рубашкой.
– Давно не пил.
– Да?
– А где, на что? Зарплату второй месяц держат, предаки на курево даже щемятся. Батя-то бросил и мне советует… Вообще как-то всё.
– Кризис, – вздохнул Котик.
– На хрен он не нужен, этот кризис… У меня вообще вечно кризис… В курсе? – Дрозд округлил глаза, как обычно делал перед началом рассказа о чём-то важном. – У меня зуб ночью выпал!
– Молочный? – пошутил Максим.
– Хрен знает…
– Хрен всё знает, да мало что может.
– Ну, слушай, короче! – нетерпеливо повысил голос Дрозд. – Выпал ночью, и я лежу, катаю его во рту. И снится так, что это карамелька… ну, эта, маленькая, как в детстве были… в баночках…
– Леденцы?
– Во! Ну да… И лежу, хорошо так, приятно. А потом, во сне ещё: чё это? Глаза открыл, сел, выплюнул на ладонь, а это зуб. Большой, вот отсюда, сбоку. – Дрозд растопырил рот и стал показывать дыру в верхней челюсти.
– Да уберись ты! – брезгливо отвернулся Котик. – Гнильё там одно.
– Сам ты гнильё. Я прошлым летом у стоматолога был.
– А толку-то…
– Ладно, парни, хорош, – пригасил возникшую перебранку Максим. – Надо ещё пузырькевич купить. Я счас схожу, а ты, Санёк, принеси чего вкусного.
– Чего вкусного? Ничего нету вкусного.
– Да не жидись ты, блин. Пельмени есть?.. Свари пельменей.
– Какие пельмени?! Ты вообще обезумел, что ли? Мать на завтрак гречку без всего сделала – жрите… Ничё у нас нету.
– Ну тогда и водки тебе не будет.
Дрозд возмущённо округлил глаза:
– А на хренища тогда первую наливал?! Мудрец, сука!.. Мне теперь ещё надо.
– Принеси закуску – получишь, – бесстрастно ответил Максим. – Видишь, жрать нечего.
– Ладно, попробую, – пробурчал Дрозд, затушил докуренную до фильтра сигарету и побрёл вверх по лестнице. – Да, – оглянулся, – купите мне сигарет. Хоть какие пойдут. Подыхаю вообще без курева.
– За это омлет с тебя, – хмыкнул Максим и пошёл в магазин: остатки Котиковой пятисотки были у него…
Дрозд принёс морщинистое яблоко, ломтик сухого сыра и три тощие сосиски. На увидевшего такой набор Максима вновь накатило негодование.
– Ну сходи к себе, – не выдержал Дрозд, – набери жратвы!
– У меня мать дома. Запряжёт полы мыть.
– А у меня вообще всё стадо. И это удалось еле-еле…
– Всё, наливайте, – мрачно перебил Котик. – Надо пить скорей и… Футбол уже скоро.
Выпили. Максим с отвращением откусил сосиску, проворчал:
– Сырая. Дрисня начнётся.
– Дрисня, – повторил Котик. – Ты скажи лучше, что дальше делать.
– В смысле? Сейчас допьём, пойдёшь «Динамо» своё смотреть.
– Да я не про это. С этим-то ясно… Я о глобальном. Как жить вообще…
У Котика бывало такое – выпив граммов триста, он заводил разговоры о жизни. Неприятные, бередящие душу. Когда это случалось, его старались побыстрее напоить до отруба.