— Ой, что творится! — воскликнула Марина, всплеснула руками и умчалась вперед.
Проводив ее взглядом, Златко задумчиво произнес:
— Про «хомо хабилис» она говорила? Эх!..
— Что — эх? — не понял Костя.
— Да нет, ничего, — спохватился Златко. — Пошли скорое! Чем раньше снимем, тем лучше. Вдруг нас уже вот-вот вытащат в двадцать третий век.
Школьные ворота, как некая воронка, втягивали стремившиеся к ним с разных сторон ребячьи стайки; близилась минута, когда зазвенит звонок к первому уроку. Одна из стаек приняла в себя Петра Трофименко, Костю Костикова, Златко и Бренка. Очень уж особенного внимания на школьников двадцать третьего века никто не обращал, разве что на Златко, и они вздохнули еще свободнее. Миновав ворота, все четверо оказались на аллее школьного сада (слева, за кустами жасмина таилась памятная всем метеоплощадка), и тут их поджидал сюрприз. Впрочем, сюрприз поджидал всех, кто вливался в ворота.
Школа № 1441 — типовая постройка из двух зданий, соединенных крытым переходом, — еще вчера окрашенная в типовой бело-серый цвет, теперь была ярко-розовой праздничной; этот цвет, особенно на фоне ослепительно-голубого цвета, делал школу сооружением приметным, броским и даже величественным, насколько может быть величественным здание самого простого силуэта.
К тому, что школа за один день сменила цвет, Бренк и Златко отнеслись равнодушно. Возможно, в двадцать третьем веке это было в порядке вещей, и здания произвольно могли менять окраску хоть ежеминутно. Бренк полез в сумку.
— Смотрите-ка! — воскликнул он. — Александра Михайловна нам и с собой пирожков положила! Когда только успела?!
Он достал фонокварелескоп и на ремне, как обычную камеру, повесил на плечо.
— Неужели мы так и пойдем по школе, и будем снимать, что захотим? — спросил он с некоторым сомнением.
— Ты начинай! — уверенно сказал Златко. — Вон, у подъезда… Раньше мы такой бытовой сцены не видели.
Бренк поднял фонокварелескоп на уровень груди и пошел за Златко. Петр Трофименко и Костя Костиков, слегка ошарашенные метаморфозой с цветом школы, двинулись вслед. Тут же выяснилось, что им тоже прежде не случалось видеть бытовой сцены, происходящей у входа в школу…
Над дверьми розового здания теперь было укреплено большое электронное табло, сооруженное, вне всяких сомнений, умелыми руками Лаэрта Анатольевича. По нему, повторяясь, шли такие слова: «Температура воздуха плюс 24 градуса. Осадков не ожидается. Желающих принять участие в загородной автобусной экскурсии с двухчасовым отдыхом в живописных местах Подмосковья просим пройти к спортивной площадке, где ожидают автобусы и экскурсоводы. Для всех остальных занятия проводятся как обычно. Температура воздуха плюс 24 градуса. Осадков не ожидается…»
Перед ступенями подъезда закручивался водоворот из школьников разных классов. Тесной группой на ступенях стоял педагогический коллектив. Об него, словно о волнолом, и разбивались потоки учащихся, стремившихся на первый урок; образовывались немыслимые завихрения, и в конце концов поток направлялся в новое русло, огибающее школу справа, — к автобусам и экскурсоводам у спортивной площадки, потому что и в самом деле было плюс 24, и день обещал быть ярким, безоблачным, — короче, таким, какими должны быть дни не в учебное время, а в счастливую пору каникул. В возникшей веселой суматохе уже даже и на шоколадного Златко никто больше не обращал внимания.
Бренк не отрывался от фонокварелескопа.
— Вот это да! — изумился Петр Трофименко. — Сколько ни учусь, такого не припомню! Желающие принять… а для остальных, как обычно. Да кто ж остальными-то будет! Бренк, тебе придется снимать загородную экскурсию и двухчасовой отдых, а не уроки.
Но сейчас же из ликующего водоворота, выплескивающего крики и смех, к Петру, Косте, Златко и Бренку вынырнула тяжеловесная фигура самого Степана Алексеевича, одетого, несмотря на плюс 24, в отутюженный строгий костюм. Прежде всего директор скользнул взглядом по шоколадному лицу Златко, удовлетворенно кивнул, а потом мягко пригласил:
— Прошу в здание! Сейчас будет дан звонок. И товарищей иностранных корреспондентов тоже прошу в здание.
— Все ведь на экскурсию поедут! — изумился Петр.
— Не все, не все, — ответил директор убежденно, — кое-кто учебу предпочитает любым развлечениям, даже экскурсиям, которые, правда, тоже полезны. И таких большинство!
— Вам что интереснее снимать? — поинтересовался у Бренка и Златко Костя. — Экскурсию на автобусах или уроки? Вообще-то учтите, что экскурсии у нас бывают гораздо реже, чем уроки…
— И то, и другое, — сказал Бренк, но Степан Алексеевич, мягко взяв его за руку, уже прокладывал дорогу к ступенькам подъезда, и все, повинуясь привычке — все-таки это был директор школы! — не возражая, двинулись следом.
Педагогический коллектив расступился. Вот учителя-то, в отличие от школьников, рассматривали Златко и Бренка с жадным любопытством. Поднимаясь по ступенькам, правда, Костя и Петр могли бы заметить, что у литератора Петра Ильича вид такой, словно он присутствует там, где заведомо не должен быть, и сам очень удивлен этому обстоятельству, а историчка Вера Владимировна, или как за глаза ее звали Верочка, глядя на то, что происходит перед подъездом, почему-то нервно покусывает губы.
Преподаватель физкультуры Галина Сергеевна в тренировочном костюме с фирменным престижным трилистником, взглянув на Златко, выронила из рук туго накачанный мяч, и он гулко запрыгал по ступеням. Не оборачиваясь, Степан Алексеевич мягко проговорил:
— А вы, Галина Сергеевна, поезжайте с теми, кто желает, на экскурсию. В расписании сегодня нет занятий физкультуры. Вот пока проследите, чтобы все сели в автобусы.
Физкультурница, словно регулировщик движения, осталась у входа, возвышаясь над никак не стихающим радостным водоворотом, а остальные учителя потянулись в здание школы. Среди них был какой-то совсем незнакомый молодой человек, поглядывающий на фонокварелескоп у Бренка с особенным жадным любопытством, и только если очень внимательно присмотреться, в молодом человеке можно было признать сбрившего бороду, подстриженного и тщательно причесанного Лаэрта Анатольевича.
Все больше и больше недоумевая, Петр Трофименко я Костя Костиков в вестибюле стали смотреть по сторонам. Никого из школьников здесь не было, и вестибюль поражал тишиной и чистотой. В тишине особенно оглушительно зазвенел звонок к первому уроку.
— Прошу в классы, товарищи! — торжественно сказал директор педагогам и, мгновение подумав, добавил: — Да, вот что еще: поздравляю вас с началом нового учебного дня!
Бренк не отрывался от фонокварелескопа.
Учителя, поблагодарив Степана Алексеевича, потянулись в разные стороны. Никто из них, кроме Лаэрта Анатольевича, внимание которого так и было приковано к фонокварелескопу, не смотрел больше на школьников двадцать третьего века и на Костю с Петром. Но почему-то, уходя, еще раз обернулась Верочка. Степан Алексеевич значительно кашлянул, поправил галстук и ушел в сторону своего кабинета.
Бренк опустил фонокварелескоп.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Петр, — все ведь направлялись на экскурсию, и школа должна быть пустой. Ты видел, чтобы в школу хоть кто-нибудь заходил? — спросил он у Кости.
— Надо пойти и заглянуть в классы, — рассудительно сказал Костя, — не зря же туда пошли учителя. Значит, не все поехали на экскурсию.
Они поднялись на второй этаж. В пустоте коридора гулко отдавались шаги. Сразу же на одной из дверей Петр и Костя с изумлением обратили внимание на табличку, которой еще вчера не было: «Класс отличной успеваемости и примерного поведения». Бренк ее заснял. Петр толкнул дверь, и от удивления даже отступил — класс, как всегда во время урока, был заполнен, а за столом сидела математичка Елизавета Петровна. Как всегда математически строго в этот момент она задавала кому-то вопрос, на который тут же получила четкий, правильный ответ.
— Геометрия, — определил Бренк, — это мы еще не снимали.
Не очень решительно все четверо вошли в класс, и Бренк снова поднял фонокварелескоп на уровень груди. Никто в классе не обратил на вошедших ни малейшего внимания, урок не прервался. Елизавета Петровна вызвала к доске сразу трех учащихся, задала им три задачи про равнобедренные треугольники, а потом приступила к устному опросу. На каждый вопрос следовал моментальный ответ, задачи тоже были решены молниеносно. Восхищенный Златко прошептал на ухо Петру: «Вот это да! Даже у нас не всегда так бывает!»
Но Петр Трофименко не отвечал. Он обшаривал взглядом класс и все больше мрачнел, потому что все лица были ему незнакомы. Костя Костиков тоже был удивлен этим и искал причину. Бренк не отрывался от фонокварелескопа. Вопрос следовал за вопросом, ответ за ответом. Наконец Бренк опустил аппарат и потянул Златко за рукав.