– Вы забыли о бухгалтерии, – сказала Дина. – Все документы проходят через нее, арендаторы тоже там бывают регулярно. Узнали сразу. Скорее всего, даже раньше вас.
Пирошников вспомнил двух теток средних лет, с которыми однажды уже имел дело. М-да… А он хотел преподнести сюрприз.
Эта новость немного отрезвила Пирошникова и заставила забыть об усыновлении домочадцев и роли царя-батюшки. Но оповестить народ официально все же полагалось, по его разумению. Пройти, так сказать, процес инаугурации.
Поэтому на следующий день Геннадий развесил в нескольких местах по коридору объявления о том, что в субботу состоится общее собрание арендаторов, явка на которое обязательна. В повестке дня предполагались организационные вопросы и выступление В. Н. Пирошникова.
Домочадцы, встречавшиеся в эти дни Пирошникову в коридоре, здоровались с ним сдержанно и как бы остраненно, будто с незнакомым. Его это нервировало, но вступить с ними в контакт он не решался.
Стороны будто готовились к бою, так ему казалось. Пирошников продумывал тезисы своей речи и аргументы в ответ на возражения оппонентов. Он уже забыл о роли батюшки – царя ли, управдома ли, – а просто хотел найти с этими людьми общий язык, чтобы вместе выправить съехавшую на сторону вертикаль, но он не знал – существует ли этот общий язык.
В ночь перед собранием Пирошников долго не мог заснуть, ныло сердце, пришлось выпить дополнительную порцию лекарств к тем, что он пил ежеутренне. Он мысленно представлял всю конструкцию дома – от темного векового Плывуна внизу до стеклянного замка на крыше с пустыми этажами между ними – и старался представить себе структуру власти, которая подходила бы к управлению таким домом.
Ничего не получалось. Пустым местом не управляют. Дом следовало заселить. Эта простая мысль взволновала Пирошникова, ему нарисовался многоэтажный дом-корабль с многотысячной командой и пассажирами, смело плывущий в будущее навстречу счастью. С тяжелым Плывуном, подвешенным к брюху дома, домыслил он.
Но все равно! Дом нужно заселять новыми людьми.
16
Утром на двери салона обнаружилась небрежно начерченная черным фломастерам свастика с подписью «go home!». Пирошников попытался собрать в горсточку все свое чувство юмора, но ему не удалось. Он огорчился. Подданные с самого начала вели себя по-свински.
Он уединился в кладовой салона за ноутбуком и попросил Серафиму не беспокоить его до собрания, а сам принялся набрасывать проект организации взаимопомощи и быта в доме. Здесь была и заемная касса для быстрого и дешевого кредитования, и кружки по интересам, и даже вечера караоке в кафе «Приют домочадца».
Заметим, что сам Пирошников караоке на дух не переносил, но считал, что народ его любит, то есть он действовал в интересах народа, как и любой правитель, смутно подозревая, что все эти старые новшества опровергаются одной-единственной свастикой на дверях.
Но он надеялся убедить, видел перед собою десятки глаз, устремленных на него и жаждущих понять – как следует жить в своем доме.
Чего-чего, а наивности Владимир Николаевич не то что не утратил, а даже и приобрел лишку к семидесяти годам. Впрочем, это можно было считать и началом старческого маразма.
Без пяти семь к Пирошникову вошла Серафима и объявила, что пора начинать.
– Народ собрался? – спросил он.
Она как-то неопределенно пожала плечами, пробормотав, что да, есть кое-кто, из чего он понял, что слушателей немного, но действительность превзошла ожидания.
В кафе на скамейках сидели только «свои» плюс три человека из народа. Со стороны Пирошникова присутствовали Геннадий с Серафимой, чета Залманов, Дина Рубеновна и аспирант Максим Браткевич. Чужими были два совсем молодых человека – гармонист Витек и юноша Август плюс Шурочка Енакиева с неизменной дочкой.
Из персонала бизнес-центра на собрание явились Лариса Павловна и обе бухгалтерши – Лидия и Мидия. Последняя происходила из родного аула Джабраила.
Пирошников взобрался на возвышенную часть кафе и обернулся к зрителям.
– Подождем? Может, подтянутся? – предложил Геннадий.
– Не подтянутся, – покачал головой Пирошников.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, и караоке, и кружки кройки и шитья…» – подумал он.
– Я пробегусь по боксам, постучу, – не унимался Геннадий. – Вопрос-то важный!
– Не надо. «Раз королю неинтересна пьеса, нет для него в ней, значит, интереса…»
Хотя в данном случае королю как раз пьеса была интересна, но совсем неинтересна подданным.
– Все записывается, Владимир Николаевич, – подал голос аспирант Браткевич. – Я потом врублю по громкой трансляции, мало не покажется!
– Что ж, начнем. Я буду сидя, если вы не возражаете.
Он уселся на стул, откинулся на спинку, а ноги вытянул вперед, положив одну на другую. То есть принял максимально свободную и даже фривольную позу, как бы намекая на неофициальность выступления.
– Драгоценные подданные! – начал он. – Мы, волею Божьей и Верховного имама Семиречья, законный шейх Тридесятого Петропавловского бизнес-царства, объявляем о начале правления и желаем донести некоторые монаршие мысли…
Ну, на Лидию и Мидию лучше было не смотреть. Хозяин оказался сумасшедшим – крах карьеры, надо искать новое место работы. Остальные были немногим лучше. Залман наклонился вперед и сверлил Пирошникова взглядом, будто желая узнать, правильно ли он все расслышал. Софья скорбно покачивала головой, Дина была непроницаема.
Веселилась лишь молодежь – Витек с Августом. Старик гонит прикольно! Посмотрим, что он еще сморозит.
Но Пирошников уже убрал ноги под себя, уселся нормально и достал из кармана пиджака сложенные вдвое тезисы выступления. Он развернул листы и начал читать.
– «…Что всегда было трагичным на Руси? Полное непонимание между властью и народом при обоюдном желании любить друг друга. Причем со стороны власти любовь декларировалась, но не была искренней, ибо невозможно любить то, чего боишься и что презираешь, а со стороны народа любовь была искренней, но короткой. Это была, скорее, влюбленность в нового правителя, которая быстро заканчивалась, как только правитель что-то начинал делать; образованные слои народа под названием интеллигенты тут же от него отворачивались, ибо он все делал не так.
А посему – делайте сами! Я решил передать в собственность жильцов и персонала бизнес-центра все площади с минус второго по четвертый этаж общей площадью примерно шесть тысяч квадратных метров для проживания и ведения хозяйственной и коммерческой деятельности…»
Геннадий резко поднялся и, нарочито громко топая башмаками, покинул кафе. Громко хлопнула дверь. Пирошников виновато улыбнулся и развел руками.
– Видите, не всем эта идея нравится…
– И какова же норма площади на отдельного арендатора? – задал вопрос Залман.
– Примерно сорок квадратных метров.
– И на детей тоже? – уточнила мамаша Енакиева.
– Да, – кивнул Пирошников.
– Значит, мы с Пусечкой получим целых восемьдесят метров! Это же такие хоромы! – воскликнула она. – Что же мы будем там делать?
– Это ваши проблемы.
– И это будет бесплатно?
– По той же цене аренды, что вы платите на этом этаже.
– Но позвольте! – взметнулась Лидия. – На верхних этажах аренда вдвое больше.
– А будет такая же, как здесь. Я считал, сальдо положительное, – парировал Пирошников.
– А субаренда? – не унималась Лидия.
– Разрешается.
– А каковы гарантии безопасности? – вдруг спросил Залман.
– Что вы имеете в виду?
– Дом трясет, вы знаете.
– Пускай молодой человек расскажет, – указал на Августа аспирант. – Он этим занимается.
Август покраснел, замотал головой.
– Семен Израилевич, не все сразу. Проблема есть, решаем, – примирительно сказал Пирошников. – Если вопросов больше нет, давайте на этом закончим.
Он вышел в коридор, почему-то недовольный собой и собранием, с ощущением, что завязывается какая-то ненужная борьба вокруг непонятно чего – то ли Плывуна, то ли квадратных метров, которые продолжали портить людей.
Не успел Пирошников сделать несколько шагов вниз по направлению к своему боксу, как его догнал аспирант.
– Владимир Николаевич, ко мне не зайдете? Есть новости.
В квартирке аспиранта ничего, на первый взгляд, не изменилось. В первой комнате, как и прежде, наблюдалось хитросплетение проводов и приборов, во второй стояла та же железная кровать. Единственным новшеством первой комнаты были две уходящие в стену трубы типа водопроводных, из которых выходило множество проводов, подсоединенных к разным приборам.
Максим заметил, что Пирошников с интересом разглядывает эти трубы.
– Давайте с них и начнем. Эти провода подсоединены к датчикам с той стороны стены. Да, это сквозные дырки прямо в породу. Я стал исследовать плывун непосредственно с помощью инфразвуковых колебаний. И кое-что обнаружил любопытное…