Они заняли места на переднем сиденье просторного салона, сыщик, немного рисуясь перед гостем, поместил саквояж и зонт на полках под ветровым стеклом, пристегнул их ремнями, снял и сунул под свое сиденье калоши…
Проделав все эти манипуляции, он положил руки на рулевое колесо, поставил ноги на педали, потом поднял правую руку к потолку и, потянув за шнур, открыл впускные клапаны.
Паромотор рванулся с места, словно кучер ожег невидимых лошадей плетью. Нет, еще резче. Лендер, с осторожностью относившийся к паромоторам вообще и с удвоенной осторожностью к тем любителям, которые отказываются от услуг профессиональных возниц, мгновенно простился с жизнью, когда его вдавило в сиденье, зубы клацнули, а за ветровым стеклом на него двинулась с неотвратимостью стена дома.
Журналист полагал, что попасть в арку ворот совершенно невозможно. Ведь паромотор – всего лишь машина. Лошадь никогда не бросится на стену. Лошадь провезет экипаж там, где сама сможет пройти. Это естественно. Но машина, неловко управляемая рулевым колесом, обладающая силой, в десятки раз превосходящей сенатскую упряжку из четырех цугом, может со всего маху удариться о любой предмет, попавшийся на пути.
Лендер за миг, который машина делала дугу по двору и перед его глазами метались стены, стены, стены, проклял всю свою жизнь вплоть до Последнего Дня, потому что простился с нею столько раз, сколько успел, пока не зажмурил глаза.
Он позволил себе смотреть только тогда, когда понял, что последний смертельный удар заставляет себя ждать, а экипаж прекратил раскачиваться и, часто-часто дыша, катит вполне спокойно.
Дома по Стиди-стрит проплывали мимо, и если не смотреть вперед, то можно решить, что сидишь в карете.
И всё же было нехорошо. Сердце колотилось почти так же часто, как сопел котел позади салона. А тут еще Кантор бросил руль и начал бинтовать ладони мягкой кожаной лентой, едва время от времени придерживая колесо запястьем правой руки.
Закрепив ленты на запястьях, он вновь взялся за руль. В этот момент едва Лендер решил, что уж теперь-то ничего страшного не произойдет, как сыщик надавил на педаль и начал увеличивать скорость. Экипаж запыхтел чаще, вздохи слились в какое-то нервное, недоброе урчание, и вдруг мотор стал затихать, затихать и скрылся где-то позади, за шорохом колес по гравию и скрипом кожи сидений.
Самодвижущиеся экипажи не были такой уж диковиной для молодого человека. Ему и прежде приходилось ездить на паромоторах, но, как правило, в салоне, отделенном от водительского места, или на заднем сиденье в совместном салоне. И всякий раз он испытывал неудобство и смущение. Однако в салоне человек ощущает себя словно просто в очень быстро едущей карете. Другое дело на переднем сиденье – когда дорога и всё, что на ней, стремительно несутся навстречу! Нет, никогда еще прежде он не испытывал такого смятения и ужаса.
Однако сыщик отважно и уверенно правил быстроходным экипажем, и его уверенность постепенно проникала в пассажира. Через некоторое время, Лендер смог даже оторвать одну руку от сиденья, в которое вцепился, и расслабить ноги, которыми изо всех сил уперся в пол.
Задание редакции уже не казалось таким легким, как прежде.
Но вот, временно, к сожалению только временно, страдания молодого человека прекратились. Экипаж подкатил к великолепному холлу отеля «Мажестик Эсайлам». Прямо к черной базальтовой лестнице, на которой для шика по бокам лежали исполинские ржавые цепи двух титанических якорей, служивших колоннами, поддерживающими козырек над входом.
Привратник, в лаковых туфлях с пряжками, распахнул перед сыщиком и журналистом огромные стеклянные двери, и гости вошли в чертог, устланный драгоценными коврами.