И носить не снимая до вечера, несколько дней, пока руки, многими трудами Огустины, не превратятся в изящные ручки настоящей юной леди.
При этом «yang lady» всё время звучало слитно, как «миледи».
– Ну, уж фигушки! – заявила Лена и сняла перчатки.
Огустина не настаивала, но качала головой и была недовольна.
«Этой позволить себя опекать, так она на шею сядет и не слезет!» – решила Лена.
Когда «гувернантка» дала понять, что на этом всё, Лена язвительно поинтересовалась, не забыла ли та чего.
Огустина подумала, но заверила, что ничего, по ее мнению, не забыто. Уж она-то знает.
Тогда Лена напомнила, what about… бельишка. Платье платьем, но и трусики неплохо бы…
Огустина переменилась лицом и заявила, что это вовсе не то платье, под которое надевают что-то. Оно же видно будет. А это совсем неприлично!
– Фиг поймешь вас, – проворчала Лена.
Вернулось смутное ощущение, преследовавшее во сне. Что-то по поводу непорядка в одежде, от которого не избавиться.
На том и порешили.
Огустина заявила, что времени нет, вот сейчас уже подается обед в малой столовой.
Заодно заметила, что на все случаи жизни есть специальная одежда, и если бы юная леди вместо посещения школы приобретала действительно полезные в жизни навыки, то знала бы, что отступления от платья к обеду могут быть позволительны только в исключительных случаях.
Лена не удержалась от сарказма, интересуясь, не следует ли переодеваться к завтраку, второму завтраку и между ними.
И получила вполне спокойный и рассудительный утвердительный ответ, что так всё и есть. Что юная леди должна переодеваться каждую четверть дневного времени суток, если не покидает дом, а если покидает, то и еще более того…
Куда уж более, Лена уточнять не стала.
Жрать хотелось как из пушки!
По дому потянулись соблазнительные ароматы, и Лена простила ради них всё и себе, и Огустине с ее навязчивой опекой.
Она вспомнила, как впервые, проснувшись под куполом-парашютом в спальне, подошла к окну.
Вид, тогда открывшийся с высоты, завораживал, пьянил величественной красотой какого-то потустороннего мира.
Только разобрать бы, по какую такую «ту сторону»…
Туман, гонимый ветром, словно облака, стелился внизу. Из него там и сям выступали округлые вершины деревьев или кустов. Огромный парк весь тонул в тумане. Вдалеке за парком начинался город. Виднелись старинные башни со шпилями, купола, островерхие и плоские крыши.
И было от движения тумана ощущение полета.
Может, по ту сторону это и значит буквально – по ту сторону неба, за облаками?
– О, как! – не выдержала Лена.
А действительно…
Нет, это было неверно по содержанию. Ни в какие летающие острова она никогда не поверит.
Но может быть, по сути, это в чем-то, где-то, как-то и верно?
– Вышла погулять, блин, Красная Шапочка, – самокритично молвила Лена, вспоминая начало своих приключений. – К бабушке намылилась на ночь глядя… А тут волк на классной, заморской, буржуинской тачке подваливает: «Давай, Шапка, прокачу!»
Ученые давно и безуспешно решают вопрос о том, чем человек отличается от животных. Некоторые опрометчиво относят к этой отличительной особенности такую сомнительную и трудноопределимую, такую эфемерную субстанцию, как разум.
Если кретин, ковыряющий в носу, существо никоим образом не разумное и куда менее симпатичное, чем мышка с глазками-бусинками, продолжает отличаться от животных, то о чем тогда речь?
Однако слоны, киты и даже осьминоги уже давно заподозрены учеными в способности мыслить, не только логично и целесообразно, но и осознавать себя как личность.
Некоторые люди, мыслящие узко и плоско, утверждают, что речь и только речь отличает нас от животных.