— Отчего же он ищет с тобою встреч, и подолгу сидит с тобою, и уходит, немало обрадованный?
— Потому что и он тоже нуждается в утешении, ибо разлучен с родней своей, — отвечала Финдуилас. — У вас у обоих свои нужды. Но как же Финдуилас? Мало того, что вынуждена я признаться в безответной любви; так ты теперь упрекаешь меня в том, что слова мои — ложь?
— Нет, женщина в таком деле редко обманывается, — отвечал Гвиндор. — И немногие станут отрицать, что любимы, будь это правдой.
— Если из нас троих кто и вероломен, то это я; да только не по своей воле. Но что же собственная твоя судьба, что слухи об Ангбанде? Что смерть и разрушения? В повести Мира Аданэделю отведено место не из последних; и однажды, в далеком будущем, он померяется силой с самим Морготом.
— Он исполнен гордыни, — промолвил Гвиндор.
— Но и милосердие ему не чуждо, — отозвалась Финдуилас. — Сердце его еще не пробудилось, однако неизменно открыто для жалости, и отвергать ее Турин вовеки не станет. Может статься, что жалость — единственный ключ к его сердцу. Меня же он не жалеет. Он благоговеет предо мною, словно я — мать ему и притом королева.
Возможно, Финдуилас и не ошибалась, провидя истину зорким взглядом эльдар. Турин же, не ведая, что произошло между Гвиндором и Финдуилас, был с нею все ласковее и мягче, по мере того, как становилась она все печальнее. Но однажды сказала ему Финдуилас:
— Тхурин Аданэдель, зачем скрыл ты от меня свое имя? Кабы знала я, кто ты, чтила бы я тебя не меньше, но лучше понимала бы твое горе.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Кто же я таков, по-твоему?
— Турин, сын Хурина Талиона, вождя людей Севера.
Когда же Турин узнал от Финдуилас о том, что произошло, он пришел в ярость и сказал Гвиндору так:
— Дорог ты мне, ибо спас мне жизнь и уберег от зла. Однако теперь худо поступил ты со мною, друг, выдав мое настоящее имя и призвав на меня судьбу мою, от которой тщусь я укрыться.
И ответил Гвиндор:
— Судьба заключена не в твоем имени, но в тебе самом.
* * *
Во время этой передышки, когда вновь возродилась надежда, и деяниями Мормегиля мощь Моргота обуздана была к западу от Сириона и в лесах воцарился мир, Морвен, наконец, бежала из Дор-ломина вместе с дочерью Ниэнор и отважилась на долгий путь к чертогам Тингола. Там ожидало ее новое горе, ибо не нашла она Турина: ничего не слышали о нем в Дориате с тех пор, как Драконий Шлем исчез из земель к западу от Сириона; но Морвен и Ниэнор зажили в Дориате гостями Тингола и Мелиан, в чести и холе.
Глава XI
ПАДЕНИЕ НАРГОТРОНДА
П ять лет спустя после прихода Турина в Нарготронд, по весне явились два эльфа и назвались Гельмиром и Арминасом из народа Финарфина; и сказали, что есть у них поручение к владыке Нарготронда. Ныне же Турин командовал всем нарготрондским воинством и единовластно распоряжался в делах войны; воистину сделался он горд и непреклонен, и стремился всем распоряжаться по желанию своему и так, как считал нужным. Потому гостей привели к Турину; но Гельмир молвил:
— С Ородретом, сыном Финарфина, станем говорить мы.
Когда же явился Ородрет, сказал ему Гельмир:
— Государь, мы — подданные Ангрода, и после Нирнаэт оказались далеко от родных мест; в последнее время жили мы среди народа Кирдана близ Устьев Сириона. И вот однажды призвал он нас и отослал нас к тебе; ибо сам Улмо, Владыка Вод, явился ему и предупредил его о великой опасности, что уже нависла над Нарготрондом.
Но Ородрет заподозрил неладное и отвечал так:
— Отчего же тогда вы пришли сюда с севера? Или, может статься, были у вас и другие дела?
На это молвил Арминас:
— Да, государь.