Когда Михаил Орлов вышел из «Союза Благоденствия» (из-за недостаточной, по его мнению, радикальности верхушки), вряд ли он предполагал, что уже через несколько лет отойдет от какой-либо активной политической деятельности… Во время восстания на Сенатской площади он был арестован первым среди московских декабристов. За шесть месяцев следствия в Петропавловке с ним виделся только его брат – граф Алексей Федорович Орлов, имевший несомненное влияние при дворе… Ему было предписано выйти в отставку и выехать в ссылку под надзор местного начальства – это был довольно мягкий приговор…
В ссылке Михаил Федорович пробыл вплоть до 1831 года, после чего, мирно вернувшись в Москву, стал членом сразу нескольких научных и литературно-художественных обществ. Последние десять лет его жизни – своеобразная антитеза бурной военно-политической молодости. В 1832 году он стал одним из организаторов и основателей Московского художественного общества, которое объединило художников любителей и профессионалов; этого ему показалось мало, и он создает в Москве общедоступную школу художеств. После смерти Орлова школа получила официальное признание правительства и с 1843 года стала называться Московским училищем живописи и ваяния. Позднее к нему присоединилась архитектурная школа, и с 1905 года рескриптом Николая III училищу дарованы права высшего учебного заведения…
В марте 1842 года при большом скоплении народа Михаил Орлов был похоронен у стен Смоленского собора Новодевичьего монастыря. Могила его сохранилась.
Вторая часть жизни Николая Михайловича (родившегося 20 марта 1821 года, до официального вступления в брак родителей) расцвечена всевозможными орденами и медалями; в 1847 году он участвовал в походе против горцев, за что был награжден Святой Анной 4-й степени; год спустя подавлял венгерский мятеж, не разминулся он и с Крымской войной; за отличие в сражении под Карсом ему объявлено Высочайшее благоволение… Унтер-офицер, юнкер, корнет, поручик, ротмистр, уволенный в отставку в чине надворного советника, в 1860–1861 годах он – депутат дворянства Петергофского уезда; позже – царскосельский уездный предводитель дворянства… А между тем все это – лишь вынужденный перечень заслуг и достижений, следствие одного скандала, разразившегося в начале 40-х годов, когда Николай Орлов еще учился на философском факультете Московского университета… Многие из знавших Николая Михайловича предсказывали ему блестящую научную карьеру… Любовь к Анне Дмитриевне Бутурлиной, родившей от него двоих сыновей, перевернула всю его жизнь. В брак им вступить не разрешили, и – видимо, это был действительно громкий скандал, – бросив науку, Николай Михайлович поехал под пули горцев на Кавказ…
Только личным указом Николая I можно объяснить тот факт, что оба сына Бутурлиной – Дмитрий и Федор получили фамилию Орлов…
Детство Любы Орловой прошло в Москве и подмосковном Звенигороде, где она родилась. В советские годы она редко говорила о своем дворянском детстве, но по обрывочным свидетельствам можно судить, что было оно вполне счастливым и вполне стандартным. Зимой Орловы в основном жили в Москве, в квартире на Спиридоновке, около Патриарших прудов, а летом выезжали в поместье, принадлежащее Евгении Николаевне. Нонна и Люба воспитывались гувернанткой, учились музыке и танцам, ходили в гимназию и практически ничем не отличались от тысяч своих ровесниц из русских дворянских семей.
Правда, родители ее были людьми с артистическими наклонностями (в той мере, которая была позволена в приличном обществе), и благодаря их родственным связям с Толстым и дружбе с представителями предреволюционной богемы Любе Орловой посчастливилось еще в детстве проявить свои артистические таланты. Ее отец был дружен не с кем-нибудь, а с самим Шаляпиным, великим певцом и уже тогда практически живой легендой. Он часто бывал у них в усадьбе, а они, в свою очередь, приезжали к нему в его имение Ратухино на Волге. Общались они и в Москве, где Шаляпин не раз устраивал в своем доме на Новинском бульваре и у своих богатых друзей-меценатов детские праздники. В одном из них, на котором дети разыгрывали музыкальную сказку «Грибной переполох», принимала активное участие и маленькая Люба Орлова.
Надо сказать, что детские праздники, которые любили проводить в то время артисты и меценаты, были не просто привычными нам утренниками. И прежде всего не из-за маленьких артистов, а потому что устраивали их настоящие гении, без всякого преувеличения. Пьесы писали серьезные драматурги, пению детей обучали певцы с мировым именем, декорации и эскизы костюмов рисовали художники, чьи картины теперь висят в Русском музее и Третьяковке.
Праздник, в котором участвовала Люба Орлова, не был исключением. Спектакль был поставлен по детской опере автора песенки «В лесу родилась елочка» Е. Ребикова. Режиссерами на нем были жена Шаляпина и артист МХТ Александр Адашев, декорации расписывал сам Кустодиев, а детали оформления перед ним делали в мастерских частной оперы Зимина. Костюмы для юных артистов были заказаны у известной московской модельерши Ламановой, которая впоследствии одевала и взрослую, уже знаменитую Любовь Орлову. А афиша спектакля была нарисована знаменитым театральным художником Леоном Бакстом.
Любе Орловой досталась роль Редьки – небольшая, но заметная. Она пела и соло, и в дуэте с другим овощем, Горохом, и в хоре вместе с остальными детьми. Поскольку среди участников было немало известных людей (или ставших известными впоследствии), о нем сохранилось немало воспоминаний, пусть и довольно смутных. Но все сходятся на том, что маленькая белокурая Любочка в розовом платье имела большой успех.
Драматург и первый советский сценарист Иосиф Прут вспоминал: «В особняке на Новинском бульваре давался детский бал. Ф. Шаляпин имел обыкновение трижды в году устраивать для своих детей и их друзей воскресные утренники.
Праздничный зал: яркие костюмы, музыка – все это завораживало собравшуюся детвору. Среди приглашенных был и я – восьмилетний мальчик, ученик приготовительного класса – единственный в гимназической форме.
Юные гости все прибывали – знакомые мне и не знакомые. Радушный хозяин дома, казавшийся нам таким огромным, приветствовал входящих своим громовым голосом. И вдруг в дверях показался… ангел. Весь в чем-то розовом, воздушном… Это была маленькая девочка, белокурые локоны спадали на ее плечи. Шаляпин поднял ее на руки. Я смотрел на нее как завороженный… и очнулся, когда услышал голос хозяина:
– Дамы приглашают кавалеров!
И тогда это розовое облако подплыло ко мне и произнесло:
– Я вас приглашаю, кавалер!
Так произошло мое знакомство с Любовью Петровной Орловой, которой в ту пору было шесть лет. С Ирочкой, старшей дочерью Федора Ивановича, моей сверстницей, мы были на «ты». Но к розовому ангелу я обратиться на «ты» не посмел. Вот с тех пор мы и говорим друг другу «вы»…»
После представления Шаляпин, как с удовольствием потом рассказывали родственники Любы Орловой, подхватил ее на руки, поцеловал и воскликнул: «Эта девочка будет знаменитой актрисой!»… Правда, у самой Орловой было достаточно чувства юмора, чтобы, рассказывая об этом семейном предании, добавлять, что всех других исполнителей того спектакля он тоже подбрасывал на руках и целовал. А может, и обещал им великое артистическое будущее. Если и так, то процент сбывшихся предсказаний все равно остается высоким – кроме Любови Орловой, знаменитыми стали еще два юных участника спектакля. Это дочь самого Шаляпина, Ирина, прекрасная театральная актриса, не посрамившая своей знаменитой фамилии, и Максим Штраух, сыгравший в спектакле «Боровичка» (или «Рыжика» – свидетельства очевидцев в этом вопросе несколько расходятся) и ставший впоследствии народным артистом и главным Лениным советского кино – он сыграл вождя пролетариата в одиннадцати фильмах и спектаклях.
В жизни актера первое появление на сцене зачастую обозначает начало его творческого пути. В моей жизни оно состоялось очень рано, но не обозначало ровно ничего. О своем первом сценическом выступлении я все же рассказываю потому, что оно среди воспоминаний детства самое любимое. Оно связано с именем замечательного артиста Федора Ивановича Шаляпина, с которым мне довелось в детские мои годы повстречаться и даже подружиться, хотя я в то время была весьма обыкновенным ребенком, а он – великим и заслуженно прославленным артистом.
В доме Шаляпиных по случаю какого-то праздника ставили детскую оперетту «Грибной переполох», мне выпало играть роль Редьки. Я, разумеется, не помню, как изобразила этот овощ, помню лишь, что Шаляпин поднял меня и расцеловал, впрочем, как и всех маленьких участников спектакля. Он сказал, что из меня выйдет артистка.
Похвала Шаляпина преисполнила меня детским, а отца с матерью родительским тщеславием. Но о возможности актерской карьеры не подумали ни они, ни тем более я. В семье у нас уже давно было решено, что я стану пианисткой.