Тот же доброжелатель популярно объяснил Штейнмецу, что «новое знание» требует и «нового» отношения к нравственности. Отнеситесь к этому уравнению как к «задачке на сообразительность». Верное решение будет оплачено по самому высокому коэффициенту.
Между тем Генри Виллард, подталкиваемый Джоном Пирпонтом Морганом, истинным вдохновителем этой комбинации, отважился на смелый шаг. Он начал переговоры с Вестингаузом по поводу слияния этих двух компаний с целью организации монополии на необъятном рынке электрических услуг. Вестингауз отлично понимал, чья мрачная тень возвышается за спиной Вилларда, однако, несмотря на шантаж и угрозы, наотрез отказался встать на колени. Объединение на условиях конкурента его никак не устраивало. Добровольно войти в финансовую империю Моргана[42] было не в его характере.
Расстановка сил в «войне токов» окончательно определилась 14 июля 1891 года, когда после долгих лет борьбы и судебных разбирательств суд решил дело о привилегиях в области производства лампочек накаливания в пользу Эдисона.
Казалось, Вестингауза загнали в угол, однако трезвый анализ ситуации подсказал, что потери с лихвой возмещались патентами Теслы и возможностью производить оборудование для электроосвещения.
Виллард решил обойти Вестингауза и обратился непосредственно к Тесле.
Тот в письме ответил:
«Уважаемый сэр, я много раз обращался к мистеру Вестингаузу, пытаясь добиться взаимопонимания, но результаты были не очень удовлетворительные. Поняв это и внимательно обдумав шансы на успех, я пришел к выводу, что не могу принять участие в предложенном вами предприятии». В конце письма Тесла с сожалением желал финансисту «успехов в его начинании».
Виллард переменил тактику. Он предложил Эдисону купить «Томсон-Хьюстон». Мысль о том, чтобы объединиться со своим главным врагом, столько лет портившим ему кровь, показалась великому изобретателю кощунственной. Эта компания и прежде всего сам Элайхью Томсон в глазах Эдисона вели себя как самые гнусные мародеры. В то время, когда более крупные конкуренты выясняли право на привилегии, «Томсон-Хюстон», обладая всего лишь правом аренды на электроосветительные приборы, вовсю торговала этим высокодоходным товаром.
Эдисон решительно отказался от предложения, однако Виллард не отступал. Он надеялся рано или поздно скрутить знаменитого «колдуна из Менло-парка».
Генри Виллард приехал в Линн в феврале 1891 года и все лето вел секретные переговоры с Чарльзом Коффином — руководителем «Томсон-Хьюстон». На декабрь на Уолл-стрит, 23, в офисе Моргана была назначена встреча, на которой заинтересованные лица должны были окончательно определиться с объединением. Однако после того, как Морган просмотрел финансовые отчеты обеих компаний, он изменил решение. Долг более крупной и известной «Эдисон электрик» составлял 3,5 миллиона долларов, в то время как маленькая и кредитоспособная «Томсон-Хьюстон» при меньших доходах набрала хороший темп. Морган решил вывернуть ситуацию наизнанку и предложил «Томсон-Хьюстон» купить «Эдисон электрик». В любом случае создавалась монополия. Вместе с тем Морган, недовольный «мягкотелостью» Вилларда, вынудил его покинуть компанию — ему нужно было обвинить кого-то в неудачах, — и Чарльз Коффин взял в свои руки управление новым концерном. Они назвали компанию «Дженерал электрик».
Известие о том, что «дело сделано» и Эдисону придется работать вместе с похитителем патентов Элайхью Томсоном, совершенно сломило «колдуна из Менло-парка». Добило исчезновение его имени из названия компании.
Он написал Вилларду:
«Ясно, что мое время ушло… С этой позиции вы поймете, что я не в состоянии побуждать мой разум к действию, когда растет угроза будущего объединения. Я бы попросил вас не противиться моему постепенному уходу из электрического бизнеса…».[43]
«Морганизация» «Дженерал электрик» сделала из этой компании еще более опасного врага для Вестингауза, однако это слияние превратилось в проблему для самого концерна. Пусть Вестингауз и был лишен возможности использовать эффективную лампочку, в свою очередь «Дженерал электрик» не имела возможности производить аппаратуру для генерирования и передачи переменного тока, при этом Вестингауз неожиданно оказался в куда более благоприятном положении, так как патенты Эдисона кончались через два года, а изобретения Теслы еще долгое время были в руках Вестингауза. У Вестингауза к тому же был патент Феррариса — козырная карта для поддержки авторства Теслы, поэтому в течение следующих нескольких лет Вестингауз был вынужден подавать в суд не только на работников компании «Дженерал электрик», но и на других людей, таких, как Уильям Стэнли, который теперь создавал свои собственные многофазные системы.
«Дженерал электрик» иначе смотрела на создавшуюся ситуацию. Томсон, как обычно, продолжал утверждать, что ему принадлежит целый ряд патентов на изобретения переменного тока, однако их ценность после расчетов Штейнмеца оказалась очень сомнительной. Тогда в бой бросили эмигранта из Германии. Цель была вполне возвышенная — усовершенствовать конструкции, использующие переменный ток таким образом, чтобы затмить роль Теслы.
Штейнмец засучил рукава…
* * *При помощи «несравненного сияния», которым окружил себя Тесла, Вестингауз выиграл первое сражение.
И выиграл с блеском!
В 1893 году в Чикаго в честь 300-летия открытия Америки Колумбом заработала Всемирная электрическая ярмарка. Проводилась она с мая по октябрь, и эти полгода оказались одним из редчайших периодов в истории — в те дни земной шар находился в состоянии всеобщего мира.
Заказ на освещение и обеспечение выставки электроэнергией достался «Вестингауз электрик компани». Во время конкурса ей удалось сбить наполовину цену в один миллион долларов, запрошенную «Дженерал электрик», и все это за счет экономии на медных проводах и большей эффективности аппаратуры, работавшей на переменном токе.
Краеугольной идеей архитекторов, создавших эту страну чудес, являлось желание воспроизвести город на воде, напоминавший Венецию, но перестроенный на современный лад. Главную роль здесь должно было сыграть электричество, именно оно, по мысли американцев, должно было вдохнуть новую жизнь в массивный псевдоклассический декор. Вряд ли такой замысел можно было назвать оригинальным, но американцы не были бы американцами, если бы не сделали ставку на размах.
Колумбова выставка поражала своими масштабами. Назвали ее «Белый город». На площади почти в 270 гектаров, простиравшейся вдоль берега озера Мичиган на два с половиной километра, в нескольких десятках павильонов, отделанных искусственным блистающим белым алебастром и мрамором, было представлено шестьдесят тысяч экспонатов.
На выставке все было преувеличено, все грандиозно — и это сработало. Если в Париже изюминкой Всемирной выставки являлась ажурная металлическая вязь Эйфелевой башни, то в Чикаго посетителей встречал шедевр утилитаризма — гигантское колесо обозрения. Кабины крупнейшего в мире обода, имевшего в верхней точке отметку в 80 метров, вмещали две тысячи человек. Чикагскую ярмарку посетили 28 миллионов гостей, и прибыль составила 2,25 миллиона долларов.
Дворец промышленности и гуманитарных наук, по площади почти вдвое превосходивший все другие павильоны, являлся на тот момент самым большим зданием в мире. Длина его составляла почти полкилометра, а ширина больше 200 метров; строение вмещало 75 тысяч посетителей.
В дальнем конце площади, названной «Судом чести» и находившейся на берегу озера, располагалась грандиозная арка, сквозь которую монументальный Христофор Колумб на квадриге въезжал на территорию выставки, как бы с высоты обозревая открытый им Новый Свет.
Свет — в прямом и переносном смысле, так как по ночам все это необозримое, искусственно воссозданное пространство было залито электрическим сиянием, подчеркивающим победную поступь Соединенных Штатов по этой неизведанной доселе земле. Несколько ниже квадриги возвышалась исполинская позолоченная статуя Республики высотой около тридцати метров, вскинувшая руки в приветствии всему этому земному великолепию. Статуя благословляла не только Дворец промышленности, но и павильоны машиностроения и электричества, а также административные здания.
Эти символы как раз и составляли так называемый «Суд чести», на котором торжествующий прогресс выносил приговор усилиям человечества, стремящегося к высоким целям — свободе, равенству, братству. Посереди площади был устроен гигантский водоем, от павильона к павильону гостей перевозили пятьдесят гондол с новенькими электрическими двигателями.
Особое внимание привлекал павильон «Электричество», украшенный дюжиной изящных минаретов, четыре из которых поднимались на высоту семидесяти метров. В главном вестибюле, над огромной статуей Бенджамина Франклина, запускающего своего воздушного змея, были написаны имена основателей электрической науки.