В его присутствии Одноглазый слишком нервничает, чтобы мошенничать. Но Ворон был в морковном патруле, как мы называли еженедельные походы в Весло за продовольствием. И сейчас на его месте сидел Шалун.
Шалун был нашим интендантом. Обычно он ходил в морковный патруль. Но на этот раз из-за расстройства желудка Шалун отмазался.
– Похоже, не везет только мне, – сказал я и еще раз пристально посмотрел на свой безнадежный расклад. Пара семерок, пара восьмерок и девятка, которая бы пошла к восьмерке, но не той масти. Почти все, что могло бы мне пригодиться, лежало в колоде. Я потянул карту. Дерьмо. Опять девятка, но теперь у меня есть три карты одной масти. Я открыл их, выбросил ненужную семерку и стал молиться. Только это и могло мне помочь.
Одноглазый даже не взглянул на мою семерку. Он потянул из колоды.
– Черт! – он бросил шестерку на мой стрит и еще одну шестерку снес.
– Момент истины, Свиная Отбивная, – сказал он Гоблину. – Испытай Шалуна, – и патом, – эти форсбергцы просто ненормальные. Никогда ничего подобного не видел.
В крепости, мы уже сидели месяц. Она была немного великовата для нас, но мне она нравилась.
– Они бы могли мне понравиться, – сказал я, – если б только научились меня любить, – мы отбили уже четыре контратаки… Делай дела или слезай с горшка, Гоблин. Ты ведь уже перебил и меня, и Элмо.
Шалун щелкнул ногтем большого пальца по углу карты и посмотрел на Гоблина.
– У них тут целая своя мифология, у этих повстанцев. Пророки и лжепророки. Вещие сны. Послания богов. Говорят даже, что здесь есть какой-то ребенок, в которого перевоплотилась Белая Роза, – сказал он.
– Если есть такой ребенок, почему же он не сражается сейчас с нами? спросил Элмо.
– Они еще его не нашли. Или ее. Но целая толпа народу только этим и занимается.
Гоблин струхнул. Он вытянул карту, сплюнул, сбросил короля. Элмо тоже потянул из колоды и снес еще одного. Шалун посмотрел на Гоблина. Едва заметно улыбаясь, он взял карту, не потрудившись даже взглянуть на нее. Па мой стрит он добавил еще пятерку и снес то, что вытянул из колоды.
– Пятерка? – пискнул Гоблин. – У тебя была пятерка? Я не верю. У него – пятерка, – он с треском шлепнул своего туза на стол. – У него была проклятая пятерка.
– Спокойнее, спокойнее, – начал увещевать его Элмо. – Вспомни, парень, ты же все время советуешь Одноглазому остыть.
– Он сблефовал с этой чертовой пятеркой! У Шалуна на лице была та улыбка, которая всегда сопровождала его выигрыши. Он был доволен собой. Ему удалось хорошо сблефовать. Я и сам был уверен, что он держал туза.
Одноглазый толкнул карты к Гоблину.
– Сдавай.
– Ну, чего ты? У него оказалась пятерка, и карты сдавать тоже мне?
– Твоя очередь. Заткнись и работай.
– Где ты слышал про это перевоплощение? – спросил я Шалуна.
– От Щелчка.
Щелчок был тем стариком, которого спас Ворон. Хотя старик и сильно упирался, Шалун все-таки сумел его расколоть.
Девочку звали Душечка. И для Ворона она была сияющей звездочкой.
Девчушка постоянно вертелась вокруг него и часто просто не давала нам покоя.
Я был рад, что Ворон ушел в город. Можно отдохнуть от Душечки, пока он не вернется.
Гоблин сдал. Я посмотрел на свои карты. Ничего хорошего я там не увидел.
Гоблин взглянул на свои. Его глаза широко открылись. Он шлепнул карты на стол, открыв их.
– Тонк! Чертов тонк! Пятьдесят! Он сам себе сдал пять дам и королей.
Это автоматический выигрыш, требующий выплаты двойного банка.
– Он выигрывает только одним способом: когда сдает сам себе карты, раздраженно прокомментировал Одноглазый.
– А ты не выигрываешь, даже когда сдаешь, Болтливый Язык, – смеялся Гоблин. Элмо принялся тасовать карты. Следующая партия длилась долго. Между конами Шалун кормил нас подробностями истории о перевоплощении.