Все дружно загоготали, и по кругу пустили чашу с пуншем. Каждый отпивал из нее по доброму глотку, словно пытался смыть мысль о том, что ожидает глупца, который сунется в такую непогоду плыть через пролив. Но старый капитан, не обращая внимания на их гогот, ястребиным оком следил за незнакомцем, понимая, что тот вряд ли успокоится.
— Какое же это важное дело, коли тебе так нужно в Лондон? — поинтересовался моряк.
— Да, дело крайней важности, — отвечал молодой человек, чувствуя, что аудитория насторожилась. — Я должен переправиться сегодня через пролив. И надеюсь, что найду отважного человека, который возьмется меня перевезти.
Он обвел взглядом всех находившихся в комнате и остановился на старом капитане.
— Но это так опасно…
— Мне нужно переправиться сегодня.
— Но это значит, что вы сегодня же погибнете — судно не сможет выйти из гавани в такой шторм.
— Я должен переправиться сегодня, — упрямо повторил он тихим и усталым голосом. Беседа за столом внезапно прервалась, моряки посерьезнели и уставились в немом изумлении на заявившегося к ним отважного безумца. Никто из них ни разу в жизни не встречал такого человека, который спокойно рассуждал бы о собственной неминуемой гибели.
— Но послушайте, — решил наконец высказаться старый моряк. — Неужели существует такое дело, которое дороже самой жизни? Ведь стоит только сунуться в море, и вас утопит первый же шквал, можете не сомневаться.
Незнакомец молчал, огонь камина осветил его волосы и бледное лицо, а помертвевший от усталости взгляд, такой непохожий на живой и зоркий взор старика, напоминал холодный безжизненный простор зимнего моря.
— Ух ты, да у него взгляд как у самого дьявола, — прошептал старик и суеверно сплюнул три раза на пол.
На таверну обрушился новый вал воды, принесенный очередным шквалом. В камине затрещали от жара сырые дрова, а рыбаки вскочили от неожиданности и стали испуганно озираться, словно в таверне появилось привидение.
Молчание нарушил незнакомец. Несмотря на то, что он говорил очень тихо, сидевшие в комнате поняли все до единого слова.
— Я готов заплатить пять тысяч французских ливров золотом — и прямо сейчас — тому, кто перевезет меня сегодня через пролив.
Все были потрясены. На такие деньги можно было купить два судна, причем самых лучших.
Моряки, как по команде, затянулись трубками и уставились в свои высокие кружки. Незнакомец не сомневался, что сейчас все они вспомнили о своих семьях и подумали о том, как богато заживут их жены и детишки с этакими деньжищами, ведь никто из них не видел столь огромной суммы. Они подсчитывали за и против — стоит ли ради таких денег полагаться на удачу и, рискуя жизнью, выйти в море.
— А я говорю, — чуть громче прежнего раздался голос старика, — что только самоубийце придет в голову сунуться в пролив нынче ночью. Одному дьяволу под силу заманить в такую ловушку христианскую душу — и ни один христианин не пожелает продавать своей души дьяволу за пять тысяч ливров!
Бледный молодой человек оставил свой бокал с бренди на каминной полке и подошел к дубовому столу в центре комнаты, где его могли видеть все присутствовавшие.
— А как насчет десяти тысяч? — тихо спросил он. И швырнул на стол открытый кошель. Моряки, не в силах произнести ни слова, уставились на тусклые золотые монеты, рассыпавшиеся по столу и со звоном упавшие на пол.
Над Лондоном стоял легкий туман.
Когда распахнулись двери фондовой биржи и ее члены начали занимать перед началом торгов свои обычные места, наш бледный молодой человек с голубыми глазами был уже среди них. Он снял свой плотный плащ и оставил его у портье вместе с тростью с золотым набалдашником. Пожав руки немногим знакомым, уселся на свое место.