Судьба вырвала их с Востока и забросила на южный берег Хазара, на туркменскую землю.
Большинство из них были юными парнями, которые только начинали жить, многие из них еще не познали женщин, хотя некоторые уже были женаты.
Среди пленных были и парочка-тройка мужчин старшего возраста, с присыпанными серебром висками. Японские военнопленные, словно не замечая окружающей их жизни, с присущей их природе серьезностью строго придерживались своих военных порядков.
Поначалу к японцам приставили военную охрану, но потом поняли, что в этом нет необходимости, и отдали их под присмотр их собственного командира. Пленные жили в бараке на окраине города, работали, разделившись на несколько бригад. Большинство из них занималось строительством.
Среди людей, видевших, как упорно трудятся японцы, поползли слухи: "Если они хорошо отстроят город, их отпустят досрочно". Считалось, что именно такое обещание заставляет этих людей работать так хорошо и добросовестно.
Как-то летом мальчишкой шести-семи лет Хазар возвращался с матерью с рынка, и их путь пролегал как раз рядом с тем местом, где работали японцы. В те дни пленные строили шикарные четырехэтажные каменные дома рядом с вокзалом{3}. В одной руке у матери была авоська с продуктами, а в другой руке она несла, прижав к правому боку, большой арбуз.
Поблизости работали японские пленные, они по двое-трое, согнувшись, и подталкивая друг друга, перетаскивали на свою сторону тяжелые бревна, рассыпанные на другом конце строительной площадки. Когда они приблизились к ним, мать Хасара замедлила шаг, выжидая удобного момента, чтобы пройти по пустоши. Вот тогда-то Хасар и увидел, что эти японцы в черных робах похожи на казаха Куйкула, коллегу отца, который иногда приходил к ним почаевничать с отцом, только они были еще костлявее его.
Мальчик заметил, как приветливо улыбаются ему японцы, как любуются им. Кто знает, может, он напомнил им об их оставшихся в далеких краях детях. Но такая мысль пришла в голову Хасара гораздо позже, когда он вспоминал о них.
Он помнит, с какой завистью смотрели они на полосатый арбуз, зажатый под мышками матери, наверно, мечтали: "Вот бы в такую жару поесть арбуза!" Мать Хасара вроде бы и не смотрела по сторонам, но заметила их жадные взгляды, брошенные на ее арбуз. Пройдя несколько шагов, она остановилась, будто хотела поменять грузы местами, взять в другую руку. Опустила авоську на землю и прислонила ее к ноге, после чего осторожно, чтобы не уронить, положила арбуз на землю.
Отдохнув немного, мать Хасара подняла с земли сетку с продуктами, а про арбуз как будто забыла, даже и не подумала поднять его. Свободной рукой взяла за руку сына и пошла, ни разу не оглянувшись.
Хасар помнит, с какой благодарностью во взглядах провожали их японские военнопленные, поняв, что этот арбуз оставлен специально для них.
Кажется, они пробыли в этом городе лет десять-пятнадцать, и за это время построили много домов.
Лет через пять неподалеку от того места, где жили японские военнопленные, появились каменные плиты с непонятными надписями, это было их кладбище.
Пленные подчинялись своему командиру, они шли на работу строем, старались идти в ногу, при этом играли на свирелях, а иногда и песни пели. Их песни были протяжными, печальными, они брали за душу, и хотя язык песен непонятен, нетрудно было догадаться, что в них звучит тоска по далекой Родине.
Видимо, в такие минуты они представляли свой дом, детей, родителей, представляли, с каким нетерпением те ждут их.
Эту песню японцы пели, вытянув шеи и глядя куда-то вдаль…
Расхаживая по берегу моря, погруженный в воспоминания, в какой-то миг Хасар повернулся лицом к городу, и ему почудилось, что он видит на тех домах лики японских военнопленных. Сейчас эти дома напоминали толпу состарившихся пленных японцев, пришедших к причалу и с надеждой во взгляде смотрящих куда-то вдаль в ожидании судна, которое заберет их домой.
* * *
Сумерки сгустились, и уже начало смеркаться. Хасар находился в своей комнате, и поскольку особых дел у него не было, просматривал выписанные братом свежие газеты.
В прежние времена Хасар не расставался с книгой, читал он запоем, причем, не только на туркменском языке, но и на русском и немецком языках. У него это было привычкой.
Жена брата, переговариваясь с дочуркой, готовила на кухне ужин. Каждый раз, когда открывалась дверь, оттуда доносился дразнящий запах вкусной еды. Скоро вернется с работы и его младший брат Ходжа.
Со двора доносились голоса матери и еще кого-то, и Хасар предположил, что это вернулся с работы брат, а мать, увидев его, пошла навстречу и, хотя в том не было нужды, стала открывать ворота, чтобы брат мог загнать машину во двор. А Ходжа, чтобы не беспокоить мать, отвечает: "Я сам открою!"
Но когда машина заехала во двор, Хасар услышал, что голос матери стал громким и радостным. По тону разговора можно было догадаться, что приехал не брат, а кто-то другой, не менее желанный.
Услышав знакомый мужской голос, Хасар вышел из дома и увидел, как его мать разговаривает с только что прибывшим из Ашхабада Арсланом, он как раз выходил из машины, а бабушка бурно радовалась появлению внука.
Когда в недавнем телефонном разговоре Арслан сказал, что приедет, Хасар не захотел, чтобы сын отправлялся в столь дальний путь на машине и сказал, что приезжать совсем не обязательно. Но сейчас, увидев сына, очень обрадовался.
Он словно увидел защитника, пришедшего ему на помощь в трудную минуту.
Зайдя в дом, Арслан поздоровался с дядиной женой и детьми, поговорил с ними немного о жизни, после чего пришел в комнату отца.
Со дня приезда Хасар занимал эту самую большую комнату в доме, предназначенную для гостей. Эта комната была обставлена на европейский лад, в ней стояли большая двуспальная кровать, диван и мягкие кресла, стол и стулья.
Так захотели сначала отец, а потом и брат Хасара. Они говорили: "В этой комнате во время приезда будут жить наши ашхабадцы, в Ленинграде, да и в Германии они привыкли жить по-европейски, вот пусть и здесь живут так, как привыкли".
С самого начала, когда Дунья еще была молодой невесткой, они облюбовали для себя именно эту комнату. В те дни, просыпаясь утром, Хасар каждый раз видел рядом с собой Дунью, после ночных любовных утех она крепко спала, разметав по мягкой подушке свои шелковистые волосы, из-под задравшейся полы просторной ночной рубахи выглядывали ее стройные белые ноги, чуть полноватые в верхней части.
Но даже если Дунья вставала раньше него, ее подушка продолжала хранить запах ее прекрасного женского тела.
Каждое утро, очнувшись от сна, Хасар понимал, что находится не в Ашхабаде, а в Красноводске, и тогда его жизнь всякий раз начиналась заново именно с того места, где он жил сейчас.
Во время обеда Хасар и Арслан находились вместе со всей семьей на глазах у бабушки, здесь были и Ходжа с женой и детьми. Они вели общие беседы. Матери нравилось видеть своих детей и быть рядом с ними, но сейчас она переживала за тех, что находились вдали, и очень хотела бы видеть всех вместе и радоваться им. Обычно во время таких встреч Мамметхановы выпивали бокал-другой вина, но в этот раз, помня о предстоящем нелегком разговоре, пить не стали. Они продолжали вести задушевный разговор, как будто ничего не случилось, и все никак не решались подойти к главному. Ведь на самом деле случилась беда. Переживая за случившееся, после обеда Хасар с младшим братом и сыном остались одни в большой комнате. Какое-то время они пили чай, изредка перекидываясь ничего не значащими словами.
Чаще всего вспоминали оставшихся в Ашхабаде внуков.
Не прошло и недели, как Хасар начал тосковать по ним, представляя, как они растут, балуются, что они делают и говорят.
Как мужчина Арслан понимал, отчего его отец все бросил и уехал, но он никак не мог понять, почему это вообще могло случиться. Ему казалось, что отец, даже разведясь с матерью, не должен бы был уезжать, он мог бы остаться и жить в одном из их домов рядом с детьми и внуками. На самом деле все вышло совсем наоборот. А с другой стороны, останься отец в Ашхабаде, он то и дело сталкивался бы с матерью, это стало бы для него тяжелым испытанием, не говоря уже о том, что такое положение дел было бы унизительным для этого достойнейшего человека…
Арслан приехал сюда, чтобы в спокойной обстановке обсудить с отцом все эти вопросы.
Ходжа — младший брат Хасара, но внешне они не очень похожи, Хасар похож на отца, а тот — сорокалетний мужчина невысокого роста, крепкого телосложения с сединой в висках. Внешне больше походит на мать, к тому же замкнут.