Второй приставил пистолет к виску таксиста, но нажать на курок не успел. Кто-то приставил ствол к его собственному затылку.
— Бросай оружие!
Услышав знакомый голос, женщины обернулись и увидели своего спасителя, который был вооружен тяжелым револьвером.
— Кевин! — воскликнула Мадлен.
— Бегите! Я их задержу.
Трое мужчин переглянулись и стали незаметно отодвигаться друг от друга, чтобы Кевин не мог держать под прицелом всех сразу.
— Стоять! Не двигаться!
Незнакомцы замерли, прикидывая, насколько опасен новый участник событий и стоит ли доверять его грозному виду.
Мадлен схватила контейнер и, таща за собой мать, бросилась в такси. Водитель, на этот раз без лишних слов, долго сдавал назад. Такси едва протиснулось между черной машиной и стеной, развернулось и, взвизгнув тормозами, помчалось прочь.
Мадлен опустила боковое стекло и крикнула:
— Спасибо, Кевин! Я этого не забуду!
Не проехали они и сотни метров, как до них донеслись выстрелы и предсмертный крик молодого человека.
— Что ж, может, я и ошибалась насчет этого парня, — пробормотала Карина вместо надгробного слова. — Некоторые мужчины не так уж плохи.
Дальше они ехали молча. Через некоторое время таксист, в очередной раз поправив зеркало, сказал:
— Думаю, жена уже спит. Ну что, дамы, куда вас отвезти?
— Эти парни чертовски хорошо организованы. Наверняка они устроили засаду и у тебя, и у меня, и в лаборатории. Там появляться нельзя, — сказала Карина.
— Может, в гостиницу? — предложил водитель. — Я знаю одну неплохую — «Поющая вошь». Ее держит один мой друг.
— Рано или поздно они отыщут нас там. Нет, нам нужно надежное укрытие. Действительно надежное.
Над холмом Монмартр вставало солнце, освещая храм Сакре-Кер.
— О, знаю! Только она может вытащить нас из всего этого, — воскликнула Карина. И назвала таксисту адрес.
Калитка распахнулась. За ней стояла женщина лет шестидесяти в розовом пеньюаре. Ее волосы были накручены на бигуди и уложены под сетку, лицо намазано кремом. Из уголка рта свисала маисовая сигаретка.
— Ты! Вот это да! Сколько лет прошло!
— Мари-Жо!
— Карина! Вот это да! Могла ли я подумать, что увижу тебя здесь в шесть утра!
Женщины крепко обнялись и долго не выпускали друг друга из объятий.
— У нас творятся довольно странные дела, поэтому...
— Вот и прекрасно! У меня бессонница, и я кисну перед телевизором. Я теперь знаю все об охоте и рыбалке!
— Мари-Жо! Мари-Жо!
Снова объятия.
— Как приятно снова тебя видеть! Сколько лет прошло? Двадцать?
— Думаю, все тридцать.
Мари-Жо сделала шаг назад.
— А это твои дочь и сын? — спросила она, указывая на Мадлен и таксиста.
— Моя дочь. Я потом объясню, а сейчас нам лучше войти в дом. У нас есть срочное дело. Мне очень нужна твоя помощь, Мари-Жо.
— Ничего серьезного, я надеюсь?
— Да нет, что ты. Просто банда, которая собирается нас прикончить. Сущие пустяки.
Таксист покачал головой:
— Что ж, все это, конечно, замечательно, но уже поздно, мне пора. Жена наверняка проснулась. Не помню, говорил я или нет, но характер у нее не дай бог.
Карина посмотрела на счетчик и заплатила обозначенную на нем чудовищную сумму.
Водитель пересчитал деньги.
— Черт возьми! Ну и вечер! Нет, больше ни за что не стану работать сверхурочно! — бросил он на прощание.
Тем временем Мария-Жозефина вернулась с бейсбольной битой и встала как часовой у входа на свою виллу в Медоне[36].
— Что за ублюдки довели вас до такого состояния? Хулиганы? Бандиты? Насильники?
— Скорее грабители. Но, видишь ли, они очень решительно настроены. Без тебя мы пропали.
— Грабители? В шесть утра, на улице?
Карина Валлемберг прижала к груди контейнер:
— Они хотят украсть вот это. Это настоящее сокровище... Я думаю, что это вообще самая ценная вещь на свете.
Ложка с первого удара разбила скорлупу. Мария-Жозефина с хлюпаньем выпила яйцо. Так же она поступила со вторым и третьим яйцами, посыпав их крупной герандской солью[37].
— Вот так история! И все из-за него... — сказала она, указывая на контейнер.
— Можно, я поставлю его в морозилку? — спросила Мадлен. — Если контейнер находится в обычных для окружающей среды условиях, температура внутри становится, как при высиживании. Это может стать сигналом к началу развитию зародыша.
— Будь, как дома.
Мария-Жозефина приготовила обильный завтрак. Все трое были слишком взвинчены, чтобы заснуть. Карина налила себе чашку крепкого кофе.
Мадлен открыла морозильную камеру, стоявшую на кухне, и, вытащив несколько упаковок замороженных продуктов, поставила на их место контейнер, проверив показания контрольных циферблатов.
Помедлив секунду, она подняла крышку. Изнутри полился свет. Она поцеловала то, что находилось в ящике.
Карина и Мария-Жозефина разговаривали так, будто вовсе не расставались.
— Погоди, Мари-Жо, дай-ка вспомнить. Когда я видела тебя в последний раз, ты была летчиком-истребителем в военно-воздушных силах. Одной из первых женщин-пилотов.
— Не преувеличивай. Я была вовсе не первой. Твоя мать всегда была слегка склонна фантазировать, да? Ох уж эта Карина!.. Если я правильно помню, ты училась на биолога. И долго работала в университете. Кажется, ты изучала ящериц. Исследовала, как они занимаются любовью. Ты как-то рассказывала, что обнаружила ящерицу-лесбиянку.
И Мария-Жозефина дружески хлопнула Карину по спине. Та ответила:
— Это не совсем так, но в целом ты права: да, я занималась биологией.
Мадлен раздвинула занавески и выглянула в окно.
— На сколько мы можем тут остаться? — спросила она.
— На сколько вам нужно, разумеется!
Мария-Жозефина выпила еще одно яйцо и посмотрела на Мадлен с легким разочарованием:
— Значит, у тебя дочь... Я знала, что однажды ты променяешь меня на мужчину. Ты никогда не была одной из нас. Ты всегда оставалась би.
— Это упрек?
— Нет, сожаление.
Карина намазала кусок хлеба маслом и джемом:
— Когда закончились студенческие волнения[38], я встретила мужчину, который стал ее отцом. Знаешь, почему я назвала нашу дочь Мадлен? Однажды я сказала ему: «Я родила этого ребенка, чтобы не забыть тебя». А он сказал: «Как печенье «мадлен» у Пруста?»[39]
— Она великолепна. Ты можешь гордиться, что у тебя такая дочь.
— Мадлен тоже биолог. Но она пошла гораздо дальше меня. Представляешь, она получила Фельдмановскую премию! Моя маленькая Мадлен! Я вот никогда даже не была номинирована. А ты... Неужели ты так никогда и не пробовала по-другому?..
— Конечно, пробовала. Я тоже встретила мужчину. Но не после, а во время волнений. Это был полицейский из СRS[40]. Он сцапал меня... и мы поженились. И у меня родился сын. Он еще спит, но, наверное, скоро проснется.
— Он живет с тобой?
— Что может быть лучше, чем любящий сын, который живет вместе с матерью? Это почти примиряет меня с существованием мужчин.
— Его отец умер?
— Нет, но это же мужчина. Сама знаешь, каковы они. Не смог вынести, что я старше званием. Комплекс неполноценности. Ни с того ни с сего ушел к женщине, которую считал себе ровней, — к какой-то контрактнице!
Мария-Жозефина и Карина расхохотались. Мадлен по-прежнему стояла у окна, не сводя глаз со входа на виллу.
— А где отец твоей дочери?
— Я тоже не отличалась оригинальностью: ты нашла мужа в военной форме, а я — в белом халате. Он гинеколог.
— Ну значит, он хотя бы разбирается в устройстве женского организма.
— Как бы не так! Сапожник без сапог! Женщины были его профессией и объектом научных исследований, но ты не представляешь, что он делал вечером, когда мы...
Мария-Жозефина глазами указала Карине на Мадлен, напоминая, что та слышит их разговор.
— Хм... Твой отец был очень обаятельным мужчиной, но, скажем прямо, у него тоже был комплекс неполноценности. Он бросил меня ради какой-то медсестры.
— Тоже остался верен профессии, — вздохнула Мари-Жо.
— Быть может, именно это и заставило меня вернуться к женщинам: отсутствие воображения у мужиков.
— А что было потом? Ну рассказывай!
— Последний раз я видела его на фотографии!.. На сайте знакомств! Там было написано «Специалист по точке G». Вот хвастун! У меня он ее найти так и не сумел.
Обе женщины опять громко рассмеялись. Мадлен, чувствуя себя все более неловко, вернулась за стол. В этот момент за ее спиной кто-то произнес басом:
— Надеюсь, что вы, госпожа Валлемберг, не из тех, кто поступает как все.
Мадлен обернулась и подскочила от изумления.
— Знакомьтесь, это мой сын Жерар! — представила Мария-Жозефина мужчину с тщательно ухоженной бородой, в военной форме со множеством нашивок и фуражке.
Мадлен узнала его: полковник из Опера-Гарнье!
— Я же говорил, госпожа Валлемберг, что рано или поздно мы снова встретимся.