– Как мы сможем загладить свою вину перед господином Йенси?
Николас чуть слышно застонал. Но никто, даже он сам, Николас, на обладал полномочиями и властью остановить этого человека, которого злой голос, прозвучавший из аудитории, верно назвал политическим комиссаром. И все же, согласно закону, в этом были и свои преимущества, потому что комиссар Нюнс обеспечивал прямую связь их убежища и правительства, находящегося в Ист-Парке. Теоретически при помощи Нюнса они могли отвечать на запросы правительства, и даже теперь, в разгар мировой войны, между убежищем и правительством мог происходить диалог.
Но для обитателей убежища совершенно нестерпимо было то, что Дэйл, а точнее, его начальники с поверхности считали уместным устраивать им экзамены как школярам, причем в любое время - например, в такое позднее, как сейчас. Но что было делать?
Ему уже предлагали как-нибудь ночью без лишнего шума отправить политического комиссара к праотцам. Нет, сказал тогда Николас. Это не подойдет. Потому что пришлют другою. А Дэйл Нюнс человек, а не организация. Разве вы предпочтете иметь дело с Ист-Парком как с организацией, которая общается с вами при помощи телевизионных приемников, а представителей которой вы можете слышать и видеть, но не отвечать им?
И хотя Николас терпеть не мог комиссара Нюнса, он смирился с тем, что его присутствие в "Том Микс" необходимо. Радикально настроенных обитателей убежища, посетивших его тогда ночью, чтобы ознакомить со своей концепцией быстрого и легкого решения проблемы политкомиссара, он умело и решительно разубедил в целесообразности их замысла. По крайней мере, Николас надеялся, что ему это удалось.
Как бы то ни было, Нюнс остался в живых, так что радикалы, видимо, признали весомость аргументов Президента. А ведь прошло больше трех лет с тех пор, как они столкнулись с чрезмерной ретивостью комиссара.
Интересно, догадался ли об этом Нюнс? Если бы он узнал, что находился у самой роковой черты и что спас его не кто иной как Николас, как бы он отреагировал?
Чувством благодарности?
Или презрения?
И тут он заметил, что Кэрол на виду у всех собравшихся в Колесном Зале машет ему рукой. И пока Дэйл Нюнс шарил по рядам глазами в поисках новой жертвы, Кэрол (подумать только!) показывала Николасу, что он должен непременно покинуть зал вместе с ней.
Сидевшая рядом с ним Рита, увидев знаки, которые та подавала, сделала вид, что ничего не заметила, и стала смотреть перед собой с каменным выражением лица. Дэйл Нюнс тоже заметил Кэрол и нахмурился - он уже остановил на ком-то свой выбор. Тем не менее Николас послушно пошел вслед за Кэрол по проходу между рядами, и они вышли из Колесного Зала в пустой коридор.
– Ради всего святого, - сказал он, когда они оказались наконец наедине, - чего ты хочешь?
Когда они уходили, Нюнс бросил на них такой взгляд… ему еще придется в свое время выслушивать упреки комиссара.
– Я хочу, чтобы ты заверил свидетельство о смерти, - ответила Кэрол, направляясь к лифту. - Потому что старичок Мори…
– Но почему именно сейчас?
Дело было не только в этом, и он это знал.
Она ничего не ответила. Они оба не проронили ни слова по дороге в клинику, к тому отсеку холодильной камеры, в которой находилось тело Соузы. Николас на мгновение заглянул под одеяло, потом вышел из отсека, чтобы подписать документы, которые подала ему Кэрол. Все пять экземпляров, аккуратно отпечатанных и готовых к отправке по видеолинии для наземной бюрократии.
Затем из- под своего наглухо застегнутого белого одеяния Кэрол извлекла крошечный электронный прибор, оказавшийся миниатюрным магнитофоном, "жучком" для записи разговоров. Она вынула из него кассету, открыла ключом металлический ящик стола, в котором, судя по всему, хранились медицинские препараты. И Николас увидел, что в нем лежат и другие кассеты и разные электронные приборы, не имеющие, скорей всего, никакого отношения к медицине.
– Что это? - спросил он, на этот раз более сдержанно. Разумеется, она хотела, чтобы он увидел этот магнитофон и кассеты, которые она прятала от посторонних глаз. Он хорошо ее знал, как никто из обитателей "Том Микс". И все же для него это было сюрпризом.
Кэрол сказала:
– Я записала речь Йенси. По крайней мере ту часть, которую слышала.
– А остальные кассеты в твоем столе - что на них?
– Речи Йенси. Его прошлые выступления. За весь прошлый год.
– Разве это разрешено законом?
Взяв из его рук все пять свидетельств о смерти Мори Соузы и вставив их в щель передатчика-ксерокса, по которому они будут переданы в архивы Ист-Парка, она ответила:
– В том-то и дело, что законно, я все проверяла.
Почувствовав облегчение, он сказал:
– Мне иногда кажется, что ты сошла с ума.
Она всегда сбивала его с толку неожиданным ходом мысли, он никогда не мог угнаться за ней. И поэтому испытывал перед нею нечто вроде благоговейного страха.
– Объясни, - взмолился Николас.
– Разве ты не заметил, - пояснила Кэрол, - что, выступая с речью в феврале, Йенси произнес "грас" в словосочетании "coup de grace"? А в марте это же слово он произнес… нет, подожди. - Из шкафа, двери которого были обиты стальными листами, она вынула сводную таблицу и сверилась с ней. Двенадцатого марта он произнес это выражение как "ку-де-гра". Несколько позже, пятнадцатого апреля, он сказал "гра". - Она выжидательно посмотрела на Николаса.
Он пожал плечами, он устал, нервы были на пределе:
– Знаешь, я пойду к себе, поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
– Затем, - неумолимо продолжала Кэрол, - в своей речи, произнесенной третьего мая, он опять употребил это выражение. Это известная его речь, в которой он проинформировал нас о полном уничтожении Ленинграда… - Она заглянула в свою таблицу. Вполне вероятно, что он произнес "ку-де-гра".
Нет, в конце "с". Он произнес это слово как раньше.
Она положила таблицу в шкаф и закрыла его на ключ. Николас заметил, что закрывающее устройство отреагировало на ее отпечатки пальцев. А значит, этот шкаф нельзя открыть без Кэрол даже при наличии ключа-дубликата.
– Ну и что же? - спросил он.
Кэрол ответила:
– Я не знаю, но все это неспроста. Кто воюет на поверхности?
– Железки.
– А где люди?
– Ты прямо как комиссар Нюнс, допрашиваешь людей, когда им пора спать.
– Люди в убежищах, - сказала Кэрол, - под землей. Как и мы. А вот когда ты обращаешься к ним и просишь искусственную поджелудочную железу, тебе говорят, что они есть только в военных госпиталях, которые, вероятно, находятся на поверхности.
– Я не знаю, - ответил он, - да меня и не интересует, где они находятся. Я знаю только, что они имеют право на их получение, а мы нет.
– Если войну ведут железки, то кто же лечится в военных госпиталях?
Железки? Нет. Потому что получивших повреждение железок отправляют на заводы, на наш, например. А железки сделаны из металла, поджелудочные железы им ни к чему. Разумеется, некоторые люди на поверхности все-таки живут; наше правительство в Ист-Парке, а в Нар-Паке - советское. Разве поджелудочные железы предназначаются для них?
Он молчал - она совершенно сбила его с толку.
– Что-то здесь не так, - продолжала она. - Какие могут быть госпитали, если там нет ни солдат, ни гражданских, которые могли бы получить тяжелое ранение и нуждались бы в искусственной железе? А нам они ее не дают. Мне, например, отказали в железе для Соузы, хотя они и знают, что без нее нам не выжить. Подумай об этом, Николас.
– Хм, - задумчиво ответил Николас.
– Тебе придется придумать что-нибудь поубедительнее, чем "хм", Ник, и довольно скоро.
Глава 4
На следующее утро, едва открыв глаза, Рита спросила его:
– Я видела вчера, как ты вышел из зала вместе с этой… как ее там?
Ах да, Кэрол Тай. Но почему?
Николас, еще не успевший умыться холодной водой, почистить зубы и привести себя в порядок, небритый и выбитый из колеи, растерянно пробормотал:
– Я должен был подписать свидетельство о смерти Соузы. Дела.
Он поплелся в ванную и обнаружил, что она заперта.
– Ну ладно, Стью, - попросил он, - заканчивай бриться, мне нужно в ванную.
Дверь открылась, и в самом деле там оказался его младший брат, старательно брившийся перед зеркалом.
– Не обращай на меня внимания, - сказал Стью, - заходи и…
Из соседней комнатушки раздался резкий голос его жены, Эдит:
– Сегодня мы умываемся первыми, Ник, ведь твоя супруга вчера вечером целый час принимала душ, так что будь добр, подожди.
Он согласился с доводом Эдит и, пошаркивая ногами, поплелся на кухню, которую им не приходилось делить ни с теми соседями, что жили справа от них, ни с теми, что слева, и стал разогревать на плите кофе. Этот кофе он заварил еще вчера вечером, готовить свежий у него не было сил. И к тому же искусственных зерен им дали совсем мало, и их наверняка не хватит до конца месяца. И тогда ему придется выпрашивать, одалживать и выменивать у других жителей убежища, на сахар - ни он, ни Рита не злоупотребляли сахаром хотя бы горсть этих эрзац-бобов.