Объятия, поцелуи… Это было свыше его сил.
И обе оказались девушками.
– Эт-то еще что такое! – возмутился Бибо. – Так не бывает! Вы же уже не девицы!
– Здесь – вечная девственность, – смеялись они, играя его мужским достоинством, и вдруг испуганно смолкли.
– Кто ты? Ты как сюда попал?! – воскликнули они в священном ужасе.
– Неверный! Неверный! – заверещали они. – Как ты мог пройти Сират?!
Он посмотрел в направлении их в ужасе простертых рук…
Сверкающей, как бритва, стрельчатой аркой протянулся над безбрежным водоемом неописуемой красоты мост.
Часть третья Ашшар
3-000
– Что у тебя с ногами?
– Мне приснилось…
– Это не сон. Смотри, какие волдыри!
– ………………………………….
– Успокойся, все страшное позади… Так не больно?
– Вот так хорошо…
Да, так уже хорошо… Когда твоя голова на коленях у реальной Бьянки, и тебе перебирают волосок за волоском, и прикрывают глаза прохладной узкой ладошкой. Когда мама Мадонна, колдуя из трех пузырьков, совершает твоим ногам волшебный компресс меж своих непомерных грудей. Так хорошо. Но это, наяву, еще менее представимо, чем то, откуда только что он…
3-001
– Вы сон или явь?
– Мы не сон. Мы – это мы. Это я, твоя Бьянка. А это моя мама. Мадонна.
– Что же это было?!
– Вот ты и расскажи. Полегчает.
– Когда ты познакомилась с Бруной?
– Твой отец рассказывал эту историю. И фотографию я у тебя видела.
– Как же вы оказались вместе?
– Это тонкое тело, – прокомментировала Мадонна. – Оно могло залететь и в будущее. Признаться, это меня настораживает. Как выглядел мост?
– В точности как опасная бритва.
Мадонна прошла к сундуку и умело в нем порылась:
– Эта?
– Да.
Такая потертая продолговатая коробочка-пенальчик. Стертое золото фирменного клейма на ней. Дорогая переплетческая работа, старинная. Донышко уже прохудилось, и бритву можно просто вытряхнуть, как из ножен, не разнимая пенальчика. Дамасское лезвие утопает в разделе ручки, отделанной не иначе как слоновой костью. Кость пожелтела.
3-002
– Отец очень дорожил этой бритвой, – комментировала Мадонна. – Она ему еще от его отца досталась…
Бибо не мог не нажать на прихотливую блестящую загогулину, и бритва высвободилась из рукоятки.
– Вот в точности такой мост! – воскликнул Бибо. – Идешь по этой узенькой полочке… – Он провел ногтем по узенькому желобку с тыльной части бритвы. – В полподошвы. С одной стороны пропасть, с другой – как бы высокие, на уровне шеи, перила. Но это лезвие бритвы. Вон, смотри! – На ладони был глубокий запекшийся порез. – Что ты! Это я даже не прикоснулся. Лезвие настолько остро, что прозрачно. Если бы я попытался ухватиться за видимый край, у меня бы уже руки не было! И вот ты теряешь равновесие, хватаешься за лезвие, как за перила, и, уже безрукий, летишь в пропасть. Там – ад. Подробностей не разглядел – тьма, бездонность, смрад. А со стороны лезвия – голубое безоблачное небо и холмы, восхитительные холмы, гряда за грядой, как волны, и что-то журчит, прохладно и звонко, как музыка, – тянет туда заглянуть, за край. Но тогда – потеряешь голову: невидимый край тебе ее сбреет. На моих глазах…
– Какие страсти!.. – по-деревенски всплеснула руками Мадонна, задев газовую занавеску.
– Да, вот так, и – руки как не бывало, – мрачно констатировал Бибо. Он чувствовал себя уже героем: приятно было попугать любящих женщин.
С тем же знанием дела Мадонна направилась к его саквояжику и запустила туда руку.
Табакерка была извлечена.
– Спрячь это, Мери! – строго сказала она. – Чтобы он никогда не нашел.
– Как вы смеете! Это память о моей бабушке!
– Чтобы ты голову не потерял вместе с памятью, – заключила Мадонна.
3-003
– Ну хватит. Сеанс окончен. – Мадонна решительно поднялась с колен. – Всю грудь мне истоптал.
Бибо встал столь же решительно и со стоном повалился навзничь. Бьянка-Мери подхватила его.
– На ноги ты еще не скоро встанешь, – сказала Мадонна.
– В буквальном смысле слова, – сквозь зубы процедил Бибо.
– Да, всего лишь в буквальном, – рассмеялась Мадонна, осветив зубами всю комнатку, любуясь Бьянкой-Марией. – Ну вылитая Пьета!
Бибо стыдливо прикрыл заголившийся срам.
– Однако! – восторженно сказала Мадонна. – Какое чудовище!
– Мама! – возмутилась Бьянка-Мери.
– Ухожу-ухожу. В будущем году рожать лучше летом, вам надо поторопиться…
– Мама!!!
– Ушла. Уже ушла. Только не отдавай ему табакерку. Тебе хоть бы что, а видишь, что с ним творится…
– Ой, мамочка!!! – заверещала Бьянка-Мария, как только за Мадонной захлопнулся люк. – Ой, умоляю… Ой, умираю…
Но Мадонна и не думала возвращаться.
Лязгнул засов.
3-004
– Однако ее такта ненадолго хватило, – пробурчал Бибо.
– Если с тобой быть тактичным, можно с голоду помереть, – удовлетворенно хихикала Бьянка-Мери.
По лесенке с миской в руках ловко спускалась Мадонна.
Это всякий раз поражало Бибо, как ловко! Казалось, лесенка должна была проломиться или, по крайней мере, застонать – ничего подобного: Мадонна спускалась по ней, как с облака. И миска была полна до краев.
Из рукава выскользнули две ложки.
– Похлебайте и в путь, – сказала она.
– У меня нет рейса, – удивилась Бьянка-Мери.
– Полиция приходила.
– Как они нашли?!
– Не за тобой. За Бьянкой.
– Она-то тут при чем!
– Живо. Пошевеливайтесь. Они вот-вот вернутся.
– Откуда ты знаешь?
– Они установили наружное наблюдение.
– Так они там?
– У них сиеста…
Наверху все было раскидано и переворочено.
– Что они искали?
– Не знаю. Во всяком случае, лучше забери свои вещи.
Собираясь, Бибо представлял себе явленную ему в ощущении двухэтажность жизни – с раем внизу и адом наверху.
«Странно, что они не слышали наших стонов!.. Но ведь и мы не слышали их топота…»
Ему было почему-то весело. Он вдруг понял, что давно уже хочет выйти на воздух.
Счастье утомительно. Вот почему оно не длится вечно.
В саквояжик улеглись: разобранный Конь, разломанное распятие, разрозненные дневники отца, те самые бритва и сандалии.
3-005
Их уже ждали.
Но нет, слава богу, не полиция. Другой экипаж.
Мадонна уже обо всем подумала и позаботилась…
Какое же это счастье – выйти на свет, на воздух! После счастья…
Каждый листик отдельно! Каждый щебет…
Пейзаж.
Хотя никакого пейзажа не было: дрянь дворика, курятники, белье.
Небо! Трехэтажность счастья.
С неба – на землю, с бельевым квадратиком посередине…
«Как она похожа на тюремщицу!» – подумал Бибо.
Но экипаж был сказочным – шатер на колесах. Он раздувался от ветра, как пустой матрас. Полосы на матрасной ткани были все разного цвета, на каждой трепещущей грани – надувная карамель. Флажки и вымпелы развевались – драконы и тигры.
Внутри шатра помещалась мотоциклетка с коляской и темнокожим голым сушеным водителем за рулем.
– Это Хулио, брат Пусио, – пояснила Мадонна. – Наш человек. Делайте, как он скажет.
Бибо взгромоздился позади водителя, Бьянка погрузилась в коляску. Мадонна любовалась ими.
– Ну прямо похищение невесты!
– Мама! – возмутилась Бьянка.
– Ну и что ж, что вы разменяли медовый месяц, – тут же нашлась Мадонна.
– Мама!!!
Была Бьянка в белом платьице.
«Свадебное путешествие, однако, – усмехнулся Бибо. – Похищение жениха. Своеобразный местный обычай».
3-006
Так они ехали, грохоча и клокоча, клубясь и развеваясь, оставляя черную завесу за собой, раздвигая джунгли.
Теперь Бибо рассматривал все как впервые. Ни на пути к мертвому отцу, ни когда его арестовали, он не заметил дороги.
Другой мир! По крайней мере другое его полушарие. Представление о мире как о сложенном из двух половинок яблоке не казалось нелепым. Не видим же мы ту половину луны, как и ту половину яблока, пока не повернем его. Пока не облетим… Бибо задрал голову и ни луны, ни солнца не обнаружил: вершины деревьев почти смыкались над ним, оставляя лишь тлеющий белый отголосок неба.
Он был внутри.
Внутренним был и лес, и лист. Все здесь было внутри себя.
Как будто его, западный, мир был снаружи.
В какой-то мере это так и было: его Англия была для него нынче почти по ту сторону, и та сторона казалась ему освещенной: там рощи сквозили и листья глянцевели. Тут все было как бы с изнанки, с незримой теплой шершавостью, не предназначенное взгляду и им не обработанное. Не для глаз, не для человека.
Как бы ни нравилось ему здесь, цвет и тлен были равнопышны. Лианы, лишаи и листья пальм, как толстые зеленые высунутые языки, – природа задыхалась. На сук села большая, питающаяся падалью птица.
– А крокодилы здесь есть? – спросил Бибо.
– Нету крокодила, сеньор, – извинился Хулио. – Черепаха будет.