– Значит, на рассвете уже можно?
– На рассвете все можно! – И она повисла у него на шее.
И были они нагие, как в раю.
Потом они решали кроссворды. Лили оказалась большая их любительница. Она притащила их целый ворох, в большинстве решенных.
– Чаще всего тупые, но бывают презанятные формулировки! Смотри… что такое карты в переплете из пяти букв?
Урбино всерьез задумался.
– Атлас[35]! – радостно не вытерпела Лили.
– Как я сразу не догадался!
– А это? Откуда на Землю сваливаются чудаки? Ну же! Четыре буквы…
– С Луны, что ли?
– Молодец! Луна. Вот откуда ты на меня свалился? – Лили обняла его. – Ты не представляешь, как здесь скучно без тебя… Вот что меня достало, так это психический ток!
– От меня, что ли?
– Да нет же! Из пяти букв.
Возгордившийся было Урбино придал лицу огорченный вид.
– Ну и что же тогда это?
– Флюид. Пришлось повозиться. Вот еще, помоги! Газ, окончательно выведенный из себя. Даже есть одна буква, причем редкая – З!
– Взрыв?! – взревел Урбино.
– Да нет же, надо шесть букв.
Урбино навсегда задумался. Не было такого газа…
– Ты что же, помнишь каждый кроссворд??
– Не каждый. А тот, где я спорю или соглашаюсь с составителем. Бывают очень прикольные[36].
– Как ты сказала, прокольные?..
Лили рассмеялась.
– Прокольные тоже бывают, сам видишь. «Прикольные» – это словечко Марлен.
– Вы что, их тоже вместе решаете?
– Иногда. Вот, например, что самое забойное в гвозде? И не пытайся, никогда не догадаешься – шляпка!
– Это верно, – усмехнулся, потупившись на своего труженика, Урбино. – Это для женщин. А для мужчин – головка.
Лили порозовела.
– Или вот замечательная загадка, никогда ее раньше не слышала: всем, кто придет и кто уйдет, она ручку подает…
– Не знаю, что за барышня. Хозяйка салона? Невеста на смотринах?
– Ну ты и бабник! Дверь, конечно!
Наконец она нашла и совсем не заполненный кроссворд, и они начали работать вместе.
Явление, достойное удивления, – подошел феномен (это отгадала Лили, а Урбино всячески оспаривал качество формулировки, пустившись в рассуждения о природе Ф. и договорившись до того, что в наше безумное время как раз норма и есть феномен).
Зато он тут же разгадал продолжение политики кровавыми методами – террор. Лили это не было интересно.
Кроссворд оказался из «прикольных». Особенно гордился Урбино тем, что определил подъем в Древней Греции как спуск. Поэтому легко простил себе древнегреческую богиню судьбы. (Кто ее теперь… знает!) Порассуждали о разнице менталитетов, передохнули. Еще раз порадовались спуску: П было необходимо для слова следующего… Пресс, толкающий время… Перебрали все известные им способы его измерения: никакие календари, часы, хронометры… все это пусть и измеряло, но никак не толкало. Но и история не подошла, и возраст не подошел. Что было уже досадно: буквы были не те. Хотя последовательно вышли почти все: и О, и Я, и Р, и даже редкое Ш.
Что за порошок! Наконец они достигли вершины в слове поршень. И по числу букв подходило, но что это за поршень, толкающий время! Абсурд. Можно было отгадать еще одну букву, но и с ней заело.
Планета Солнечной системы… Если спутник Урана Урбино и мог себе простить (оставили неразгаданным), то уж планету своей системы – извините! Он перетряхивал в голове всю свою среднюю школу, но никакие Ураны, Сатурны или Плутоны никуда не годились.
– Может, недавно открыли еще одну? – предположила Лили.
– Может, – мрачно согласился Урбино. – Я тут все никак не могу дописать один из многих моих неоконченных романов, “Back from the Earth” называется, про русского ученого-неудачника, он всегда опаздывает со своими прорывами. Он еще и астролог. Так вот он уверен, что с той стороны Солнца находится ровно такая же планетная система, как наша. Мы ее никогда не видим, поскольку она имеет ровно такой же период обращения вокруг светила, как и мы. Она таким образом всегда вне поля зрения астрономов, но в ней есть ровно такая же планета, как Земля, ровно на таком же расстоянии от Солнца, но всегда с противоположной стороны. Есть ли на ней жизнь, мы не знаем, но с астрологической точки зрения мы с ней связаны и зависим от нее. Все катаклизмы, вся наша история может зависеть от положения дел на той невидимой планете.
– Не верю, – утомленно заявила Лили. – Венера же не подошла.
– Не Венера, а Невера. По-русски это звучит как намек: Не-вера. По-нашему disbelief, по-ихнему no-belief.
– Ты что, и по-русски знаешь?
– Нет, мне помогает друг-славист.
– Ладно. Два мы себе простили, два пропустили. Осталось последнее.
– Какое?
– Все та же планета!
– Ну и дурак же этот твой составитель!
В результате их заинтересовал сам составитель кроссворда. Они стали играть вот в какую игру, представлять себе личность этого кроссвордиста. Он был настолько амбициозен, что даже подписался очень необычным именем – Гореслав Китсей.
Урбино тотчас заподозрил в нем поляка.
В результате они вылепили вот какой портрет: кругленький, лысый, а потому в шляпе вроде тирольской и бриджах в клеточку, с лыжной палкой вместо трости – такой полушотландец-полубаварец, из Австро-Венгрии. Вдовец. Живет с канарейкой. В любом случае большой любитель пива. Он им начинал нравиться.
– Я бы написал стихи про него и его кроссворд…
– Так напиши. А тебе не кажется, что он тоже пишет стишки?
– Не исключено. – Урбино насупился.
И он пошел к себе наверх как бы творить; на самом деле рухнул на вчерашний матрац, все еще нежно пахший Лили, и задрых на первой же строчке: «А вы сочините, попробуйте…»
Разбудила его Лили.
– А я открыла тебе новую планету!
– А я все равно жрать хочу!
– А у меня все готово: вот тебе спагетти на этой планете…
– Ты уже и в рифму заговорила! Ну, и что за планета? – спросил Урбино, уплетая спагетти с мидиями.
– ЗЕМЛЯ! – торжествовала Лили.
– Земля! – расхохотался Урбино. – А мы столько раз употребили это слово в разговоре! Вот не-вера! Да он просто король, этот твой кроссвордист! Что хотит, то и воротит. Впрочем, может, это мы потому не сообразили сразу, что мы здесь и не на Земле, сама говорила. Зато у нас появилась еще и буква Л!
– Ну и что получается?
– В смысле?
– В смысле пресс, толкающий время… Все буквы уже есть.
– Л… П… Р… Ш… О… Все равно ничего не получается!
– А ты напрягись, подумай!
– Объелся уже думать… Ладно, не томи. Дай кофе…
Урбино проглотил кофе и разглядывал чашку.
– Ну?
– Что – ну?
– Слово!
– ПРОШЛОЕ!
– Пресс, толкающий время, – это прошлое. Знаешь, этот твой составитель гений!
И Урбино впал в задумчивость.
– Не унывай. Не тебе же одному быть гением…
– Гений не гений… А вот «Пересеклись земля и прошлое…» – чем не строка?
– Так пиши!
– Уже написал.
– Так прочти.
– Потом.
– Вижу я тут какую-то тучу… и молнию… не иначе к перемене погоды… – ворковала Лили над вечерней чашкой.
– А я вчерашнюю «чашку» уже начал сочинять…
– Прочти.
– Да это так. Набросок…
– Все равно прочти.
– «Смерть невесты» называется…
– Невесты?.. Читай!
1. Черновик
2. Подстрочник
Так он – Умер?
(Никто не может этого подумать – но подумали все.)
Простенькое дочкино зеркальце
поднесла она к губам,
чтобы никто не начал первый.
Она взглянула на него
и
в улетучивающемся облачке
отразилась
сама
и увидела
себя —
только себя
и не узнала.
Нет, это не зеркало поднесли к губам…
Это жизнь его на мгновение подошла к зеркалу
и отразилась в нем так легко,
как девушка,
уверенная в том, что никто никогда не пройдет,