— Ах, кум! — воскликнул он, в ужасе протянув ручки к Тибо. — Вы горите, кум, вы горите!
Тибо вскочил с места.
— Что случилось? — спросил он.
— У вас огонь в волосах, — простодушно объявил бальи; он до того перепугался, что схватил графин с водой, стоявший перед его женой, и собрался заливать пожар на голове Тибо.
Башмачник инстинктивно потянулся рукой к голове.
Но, не ощутив никакого жара, он догадался, в чем дело, страшно побледнел и рухнул на стул.
Он так был занят в последние два дня, что совершенно позабыл о предосторожности, какую предпринял в отношении мельничихи — то есть особенным образом укладывать волосы и прятать под ними прядь, перешедшую в собственность черного волка.
За это время, из-за множества вырвавшихся у Тибо незначительных пожеланий, приносивших вред то одному, то другому из его ближних, количество волос цвета пламени страшно умножилось и в эту минуту несчастный мог освещать комнату не хуже, чем две свечи желтого воска, что горели в подсвечнике.
— Черт возьми! — начал Тибо, пытаясь справиться с волнением. — Вы меня ужасно испугали, метр Маглуар.
— Но… — бальи продолжал в страхе указывать на пылающую прядь Тибо.
— Не обращайте внимания на необычный цвет части моей шевелюры, мессир, — продолжал тот, — это оттого, что моя матушка, будучи мною беременна, испугалась, едва не загоревшись от жаровни.
— Но еще более странно то, — произнесла г-жа Сюзанна, выпив большой стакан воды, чтобы подавить смех, — что только сегодня я заметила эту ослепительную странность.
— Ах, в самом деле!.. — не зная, что сказать, пробормотал Тибо.
— В прошлый раз, — продолжала г-жа Сюзанна, — мне показалось, что волосы у вас такие же черные, как моя бархатная накидка; поверьте, я не переставала очень внимательно смотреть на вас, господин Тибо.
Эти последние слова возродили надежды Тибо и вернули ему хорошее настроение.
— Черт возьми, сударыня! — ответил он. — Есть поговорка: «у рыжих сердце горячее»; а другая поговорка гласит, что под тонкой резьбой на сабо могут скрываться изъяны.
Госпожа Маглуар поморщилась, услышав эту мудрость башмачника.
Но, как часто случалось, бальи и на этот раз не разделял мнения жены.
— Золотые слова, кум Тибо, — сказал он. — И не надо далеко ходить за подтверждением его поговорок… Честное слово, вот возьмите лионский суп: на вид он, конечно, непригляден, но тем не менее лук и поджаренный на гусином сале хлеб никогда не радовали мою утробу сильнее.
Больше об огненной пряди Тибо никто не упоминал.
Только широко открытые глаза г-жи Сюзанны, казалось, были неотрывно прикованы к этой дьявольской пряди, и Тибо, встречая насмешливый взгляд супруги бальи, видел на ее губах намек на смех, только что поставивший его в такое неловкое положение.
Это его раздражало.
Он поминутно невольно подносил руку к волосам, пытаясь спрятать роковую прядь под другими волосами.
Однако прядь была не только необычного цвета, но и невиданной жесткости.
Это был конский волос.
Как Тибо ни прижимал и ни прятал дьявольские волосы, ничто, даже щипцы парикмахера, не могли бы изменить их природную укладку.
А тем временем колени Тибо продолжали действовать с удвоенной нежностью.
Впрочем, поскольку г-жа Маглуар, никак не отвечая на его заигрывания, нимало не пыталась и уклониться от них, самонадеянный Тибо больше не сомневался в своей победе.
Они сидели за столом до поздней ночи.
Госпожа Сюзанна, видимо, находила застолье затянувшимся и часто, покинув столовую, прогуливалась по дому; метр Маглуар использовал эти отлучки жены для того, чтобы наведаться в погреб.
Он рассовывал за подкладкой своей куртки столько бутылок, а едва поставив их на стол, он так проворно принимался опустошать их, что вскоре отяжелевшая голова его свесилась на грудь, напоминая: пора прекращать попойку, если он не хочет очутиться под столом.
Тибо, со своей стороны, решил воспользоваться обстоятельствами и объясниться в любви хозяйке; считая, что опьянение ее супруга дает ему возможность поговорить с ней, он объявил, что сам не прочь отдохнуть.
После этого заявления все встали из-за стола.
Перрина должна была проводить гостя в предназначенную для него комнату.
По дороге Тибо получил от служанки нужные ему сведения.
Первую комнату по коридору занимал метр Маглуар.
Вторую — его жена.
Третья предназначалась Тибо.
Между спальнями бальи и его жены была дверь, а в комнату Тибо вела только дверь из коридора.
Кроме того, он заметил, что г-жа Сюзанна вошла в спальню мужа.
Тибо справедливо решил, что ее призывает туда исполнение благочестивого супружеского долга.
Добрый бальи был почти в таком же состоянии, что и Ной, когда его оскорбили сыновья; г-жа Сюзанна вынуждена была помочь ему добраться до постели.
Тибо на цыпочках вышел из своей спальни, осторожно прикрыл дверь, постоял у двери хозяйки дома, но из комнаты не доносилось ни малейшего шума; тогда он пошарил рукой, отыскивая ключ, обнаружил его в замке, минутку передохнул и повернул один раз.
Дверь открылась.
В комнате было совершенно темно.
Однако Тибо, общаясь с волками, перенял от них некоторые свойства, и среди прочих — способность видеть в темноте.
Он быстро огляделся. Справа от него был камин, напротив камина — диван с большим зеркалом; позади, рядом с камином — задрапированная шелком постель; прямо перед ним, у дивана, — утопавший в кружевах туалетный столик; наконец, два больших занавешенных окна.
Он спрятался за занавесями одного из окон, инстинктивно выбрав то, которое находилось дальше от двери в спальню мужа.
Через четверть часа (все это время сердце у Тибо стучало, словно — досадное предзнаменование! — мельница в Койоле) г-жа Сюзанна вошла в свою спальню.
Первоначальный план Тибо заключался в том, чтобы выйти из укрытия, едва г-жа Маглуар войдет в комнату и закроет за собой дверь, затем броситься к ногам Сюзанны и признаться ей в любви.
Но он подумал, что г-жа Сюзанна, неожиданно увидев его и не сразу узнав, не успеет заглушить предательский вскрик, поэтому, прежде чем обнаружить свое присутствие, лучше дождаться, пока метр Маглуар крепко уснет.
Может быть, его заставляло медлить и то чувство, что заставляет даже самого решительного человека отдалять тот высший миг, от которого зависит его счастье или несчастье, как это было сейчас у нашего башмачника.
Тибо до тех пор внушал себе, что безумно влюблен в г-жу Маглуар, пока сам в это поверил, и, как все влюбленные, был несколько робок, несмотря на покровительство черного волка.
Он притаился за занавесями.
Тем временем жена бальи уселась перед зеркалом своего туалетного столика Помпадур и стала принаряжаться, как будто собиралась ехать на бал или участвовать в торжественной процессии.
Она перепробовала десять вуалей, пока выбрала одну.
Она расправила складки платья.
Она обернула шею тройным рядом жемчуга.
Затем она нанизала на руки все браслеты, какие у нее были.
Наконец, она тщательно причесалась.
Тибо терялся в догадках о цели этого кокетства; внезапно дребезжащий звук, словно от удара твердого предмета о стекло, заставил его вздрогнуть.
Госпожа Сюзанна тоже вздрогнула, услышав его.
Потом она сразу погасила свет, и башмачник услышал, как она в темноте на цыпочках подходит к окну и тихонько его отворяет.
Несколько слов, произнесенных шепотом, Тибо разобрать не смог.
Приоткрыв занавеси, он увидел, что какой-то великан перелезает через подоконник.
Тибо пришло на ум воспоминание о его приключении с незнакомцем, которого он не хотел отпускать и от которого потом так удачно избавился, запустив камнем ему в лоб.
Он попытался сориентироваться, и ему показалось, что великан вылез именно из этого самого окна, когда встал ногами ему на плечи.
Впрочем, подозрение было логичным.
Если человек поднимался к этому окну, он вполне мог спуститься из него.
А если какой-то человек из него спускался — отбросим предположение о наличии у г-жи Маглуар обширных знакомств и разнообразных вкусов, — если, повторим, какой-то человек спускался из этого окна, вероятно, он же и сейчас пытается проникнуть через него в дом.
Словом, кто бы он ни был, г-жа Сюзанна протянула руку к этому видению, и ночной гость так тяжело спрыгнул в комнату, что пол задрожал и вся мебель зашаталась.
Было очевидно, что явился не дух, а явилось тело, и притом из разряда самых увесистых.
— О монсеньер, осторожно! — послышался голос г-жи Сюзанны. — Мой муж спит крепко, но, если вы будете так шуметь, вы разбудите его.
— Клянусь рогами дьявола! — ответил неизвестный. (Тибо узнал его голос; именно его он слышал в позапрошлую ночь.) — Дорогая моя, я не птичка! Тем не менее, пока я, весь истерзанный этим ожиданием, стоял под вашим окном и ждал желанного часа, мне казалось, будто у меня отрастают крылья, чтобы перенести меня в вашу спаленку, куда я так стремился.