Может быть, кому-то покажется, что я заметаю следы излишне тщательно? Перекреститесь, коли кажется! Вам ведь не приходилось просыпаться в одном купе с покойником, коего не вы сделали таковым, но стечение самых роковых обстоятельств не просто указывает на вас, а с криком тычет в вас пальцем. Мне же пришлось испытать именно это «удовольствие» – прошлой ночью. Поэтому моя предельная осторожность вполне объяснима.
Конечно, может статься, что, когда я начну убеждать: не была в том вагоне, не могла быть! – мне предложат в милиции доказать мое алиби. То есть мне нужен человек, который мог бы подтвердить, что всю ночь я была с ним.
Такого человека в поле моего зрения нет. То есть в принципе он есть… Не сомневаюсь, что «бесподобный психолог» пошел бы ради меня на любое лжесвидетельство. Но он в Англии!
А что, если подтверждение моего несуществующего алиби просто купить? Но с деньгами у меня теперь – как всегда, впрочем! – туго. Предложить разве что брильянтовые сережки кому-нибудь? Осталось решить кому…
О, знаю! Знаю человека, которому я могу предложить кое-что получше бриллиантовых сережек (тем более что мне жаль с ними расставаться, они у меня единственные)! Да, я сделаю этому человеку интересное предложение… и практически не сомневаюсь, что он согласится.
Если техника меня не подведет, конечно.
Однако я стою тут, на углу, уже довольно долго, а между тем никаких машин, под завязку набитых оперативниками, не видно. Похоже, охота на меня, бедную, еще не началась. Значит, можно идти домой.
Что я и делаю, изо всех сил пытаясь держаться естественно. Здороваюсь с двумя тетеньками из второго подъезда, которые практически целые дни проводят на дворе, выгуливая своих разжиревших псов. И те, и другие встречают меня с обычным равнодушием. Значит, точно меня тут еще не искали ни с собаками, ни без.
Вхожу к себе – и особенно остро чувствую, как я этот дом люблю, как мне здесь хорошо и уютно. Надеюсь, я еще долго проживу в этой квартире, во всяком случае, что на казенное жилище мне ее менять не придется!
Дальше я делаю одновременно несколько дел. Ставлю на огонь джезву с водой для кофе, включаю газовую колонку и открываю душ – чтобы вода как следует прогревалась, – намазываю волосы краской «Велла» – у меня все равно уже седина полезла, так почему не соединить полезное с приятным: не закрасить ее и, чуть подтемнив мои русые волосы, не сбить с толку возможную погоню? Потом звоню соседке и спрашиваю, какой номер у нее высветился на определителе примерно около двух часов дня. Записываю цифры, перезваниваю с такой же просьбой к Жанне.
Номера совпадают, это радует. Радует также, что мне удается отделаться от расспросов, что, да зачем, да почему. Соседке я говорю, что это моя подруга проверяла телефон. Жанне вообще ничего не объясняю. К моему счастью, она настолько занята, что у нее нет ни секунды на праздное любопытство.
Вот и прекрасно!
Теперь я наливаю в чашку безумно крепкий кофе и иду под душ. Стремительно моюсь с головы до ног, изредка выныривая из-под горяченных струй воды и припадая к чашке. Вытершись и причесавшись, закутываюсь в самый теплый халат и кидаюсь к холодильнику. Мне хочется съесть козьего голландского сыру, да побольше, а еще лучше – пожарить куриной печенки, но… но что я не далее как сегодня пообещала доброму боженьке за мое спасение?
Обещала я поститься, поститься и поститься. Однако не на хлебе же и воде! Поэтому я сооружаю на большой тарелке гору из пророщенной чечевицы, огурцов, морской капусты, яблок (обожаю несочетаемые сочетания!) и соевого сыру (вообще-то гадость редкая, но мне почему-то нравится) и тащу все это в комнату, к своему компьютеру. Пока нагревается машина, пока то да се, я запихиваю в себя все подряд со своей тарелки. Потом включаю «Outlook Express». И нажимаю на кнопочку «Доставить почту»…
Ну, грузи, грузила!
Мой модем, в отличие от долоховского, – примитивней некуда. Вечно было жаль сотню баксов на новый. Но теперь я за эту бережливость себя поедом ем, потому что не представляю, когда загрузится ко мне вся моя электронная добыча. Сервер у меня тоже довольно аховый.
Ворча мысленно, я в то же время ем и ем. Успеваю все прикончить, взять вторую порцию и разделаться также и с ней. Наконец у меня во «Входящих» выстраивается десяток новых файлов и папок. Не слабая добыча! И едва я успеваю на нее полюбоваться, как связь с сервером тут же и прерывается.
Ну, теперь меня это никак не колышет. Мавр уже сделал свое дело!
Смотрю на часы. Вообще-то время поджимает, но не могу удержаться от искушения и не попытаться открыть хоть одну папку. Почему-то больше всех меня привлекает «Will».
«Введите пароль», – просит машина. Ну какой может быть пароль, а? Двинемся по линии литературных ассоциаций. William? Не подходит. «Вильям», по-русски, – тоже нет. Не имеют также успеха ни Шекспир, ни Shakespeare.
А может, я переоцениваю Долохова? Может, он сугубый практик? Так сказать, физик, а не лирик? В конце концов, как переводится с английского слово will? Желание, желать.
Пишу прописными буквами: ЖЕЛАНИЕ. Никакого эффекта. Ну что такое желание? Хоть, похоть, алчность, алчба, стремление, страсть, вожделение… Что-то меня зациклило на любовной тематике! Ну и ладно. Пишу все эти слова одно за другим – не подходит ни одно! Но вот какая чисто технологическая странность: когда я писала алчность, страсть и т. д., компьютер не реагировал. Но на слова хоть, похоть ответил надписью: Пароль не опознан. Это как понимать? Может быть, эти слова ему что-то напоминают? Какое еще слово значит желание? Напрягаю всю свою лингвистическую подкованность – и вспоминаю: прихоть!
Пишу слово ПРИХОТЬ – и папка послушно открывает мне свое содержимое…
Ай да я, ай да я, ай да выдумка моя! Не боги обжигают эти самые горшки, нет, не боги!
О великий, о могучий русский язык! У бедных англичан один только will. А у нас каков синонимический ряд, а?!
Я, как пишут, вернее, писали в романах, «впиваюсь глазами» в открытую папку. Однако содержимое ее меня огорчает. В ней два файла: один озаглавлен «Фигуранты», второй – «Картотека». В первом перечислены имена и фамилии, которые мне ничего не говорят. Кое-где напротив фамилий стоят цифры с сакраментальным значком – $. Даже младенец знает, что это за значок. Доллар, бакс, «зелень»! Нетрудно догадаться, что эти люди кому-то (возможно, самому Долохову?) заплатили очень нехилые суммы в баксах. За что? Файл об этом также умалчивает.
Просматриваю «Картотеку». На самом деле это какие-то заметки, сканированные, как я понимаю, из периодической печати, причем самого скандального свойства. Типа «Губернских ведомостей», «Большой Покровской улицы» и иже с ними. Желтая пресса, просто-таки ультра-желтая! Пробегаю глазами статейки одну за другой.
Ну и стиль! Так разухабисто писать о трагедиях человеческих! Почти все они – об убийствах или попытках убийств. Одна только относительно забавная – про девчонку, которая не захотела поступиться принципами и за это вынуждена была голышом пройтись по Малой Ямской. Ну и про парня, зарытого в сугроб, – тоже не без юмора. Во всяком случае, в этих историях все остаются живы! А в остальных чуть ли не сплошь трагедии. Неохота читать. Даром что пишу детективы, а подавляющей чернухи все же не люблю.
Не вполне понимаю, при чем тут какие-то желания. А вообще-то вдуматься в эти публикации у меня нет времени. Смутно ощущаю, что здесь не все так просто, как кажется… Но времени рассуждать, повторяю, нет. Закрываю папку «Will», пытаюсь справиться еще с парой-тройкой других, например, с той, которая названа «BUSA», но меня ждет полный облом. Тут нужен умишко покруче. Придется искать встречи с хакером.
Кстати, надо сейчас же позвонить моему компьютерщику и попросить свести меня с этим разрушителем электронных тайн. Во всяком случае, договориться о возможной встрече.
Нахожу карточку с номером его мобильника, звоню.
– Алло? – слышу вальяжный голос.
Да уж, парень знает себе цену.
– Леша, привет, это Алена Ярушкина. У меня с машиной все в порядке, не волнуйтесь, но тут вот какое дело. Мне надо пару файлов вскрыть, паролей я не знаю. Нельзя ли с тем вашим медвежатником от электроники встретиться? Помните, вы говорили, у вас есть парень, который все, что угодно, сломать может?
– Говорил, – тихо отвечает Леша. – Только с этим парнем все, уже не поработать.
– А что с ним такое? В загранку свалил, что ли?
– Хуже, – вздыхает Леша. – Он погиб. Буквально сейчас мы сорок дней Сереже Пластову отмечаем. Так что…
– Ой… ой, извините, Леша, конечно, я понимаю. Но, может, кто-то еще есть, кроме?.. А впрочем, ладно, не буду вам мешать, потом позвоню. До свиданья.
Кладу трубку. Вот неприятность какая! Угораздило же этого Сережу Пластова погибнуть именно тогда, когда он мне оказался так нужен!
Стоп. Мне это имя что-то говорит, определенно…