Пока медленно тянулся седьмой день, я попыталась представить, каково было бы жить без этой боли? Что, если бы я просто испарилась? Мысль меня ужаснула – не из-за страха смерти, а из-за того, что в моем мозгу таятся такие мрачные размышления. Однако это вырвало меня из падения в пропасть и заставило вернуться к реальности до той степени, какую я сейчас смогу выдержать. Я сменила футболку и поклялась никогда больше не заходить в спальню Хардина, что бы ни случилось. Я начала подыскивать недорогую съемную квартиру поблизости от офиса «Вэнса» и пыталась узнать, можно ли продолжить учебу в университете дистанционно, через Интернет. Я так люблю учиться, что не стану лишать себя этой возможности – так что это точно отменяется, – зато нашла несколько вариантов квартир.
На восьмой день я слегка улыбнулась, но все успели это заметить. Впервые за последнюю неделю съела, как обычно, пончик и выпила кофе по приезде в офис. Я быстро проглотила его и даже взяла еще. Я увидела Тревора – несмотря на мои мятые вещи и усталый взгляд, он сказал, что я прекрасно выгляжу. На восьмой день наметились перемены: я только половину времени провела в мыслях о том, что у нас с Хардином все могло сложиться по-другому. Я услышала, как Карен и Кен обсуждают предстоящий день рождения Хардина, и почувствовала лишь легкое жжение в груди.
Сегодня девятый день.
– Я буду внизу! – кричит Лэндон через дверь «моей» спальни.
Никто даже словом не обмолвился, что я задержалась здесь слишком надолго, и не спросил, собираюсь ли я искать другое жилье. За это я им очень благодарна, но в то же время понимаю, что мое присутствие когда-нибудь станет обузой. Лэндон продолжает уверять, что я могу оставаться столько, сколько понадобится, а Карен по несколько раз в день напоминает, как ей приятна моя компания. Но все-таки они семья Хардина. Я хочу двигаться вперед, решить, куда мне пойти и где жить, – я больше этого не боюсь.
Я не могу, я отказываюсь провести еще один день в слезах из-за лживого парня в татуировках, который меня больше не любит.
Спускаюсь и вижу, как Лэндон откусывает огромный кусок круассана, пачкая губы сливочным сыром и облизывая их языком.
– Доброе утро! – Он улыбается, вид у него здоровый и радостный.
– Доброе, – отвечаю я и наливаю себе стакан воды.
Пока я пью, он не отрывает от меня взгляд.
– В чем дело? – наконец интересуюсь я.
– Ну… ты… отлично выглядишь, – говорит он.
– Спасибо. Я решила принять душ и восстать из мертвых, – шучу я, и он неуверенно улыбается в ответ – видимо, думает, вдруг я тронулась умом? – Серьезно, все в порядке, – уверяю я, и он доедает круассан.
Я тоже подогреваю себе круассан, а Лэндон продолжает пялиться на меня так, словно я животное в зоопарке.
– Ну, я готова, – говорю я после завтрака.
– Тесса, ты сегодня замечательно выглядишь! – восклицает Карен, появляясь на кухне.
– Спасибо, – улыбаюсь я ей.
Сегодня я впервые постаралась привести себя в порядок, чтобы действительно прилично выглядеть. Последние восемь дней я явно забывала о своей привычной опрятности. Сегодня я чувствую себя собой. Новой собой. Обновленной после периода под названием «Хардин». Девятый день – мой день.
– Прекрасное платье, – снова делает мне комплимент Карен.
Желтое платье, которое Триш подарила мне на Рождество, отлично сидит и при этом выглядит вполне повседневным. Я не собираюсь снова повторять свою ошибку и идти на занятия на каблуках, так что выбираю простые слипоны без шнурков. Волосы я забрала наверх, выпустив пару прядей у лица. Макияж легкий, но думаю, мне так идет. Когда я проводила подводкой коричневую линию по нижнему веку, глаза слегка заслезились… да, во время упаднического периода наведение красоты не входило в список моих обязательных дел.
– Спасибо большое, – снова с улыбкой благодарю я.
– Удачного дня. – Карен явно удивлена и рада, что я вернулась к нормальной жизни.
Видимо, вот каково иметь заботливую маму, которая провожает тебя на занятия с добрыми пожеланиями. Маму, совершенно не похожую на мою.
Моя мать… Я не отвечала на ее звонки и правильно делала. С ней я точно не хотела говорить, но теперь, когда я могу снова спокойно дышать, не желая вырвать сердце из груди, мне и самой хочется позвонить ей.
– Кстати, Тесса, ты поедешь с нами в воскресенье к Кристиану? – спрашивает Карен, когда я уже подхожу к двери.
– В воскресенье?
– На ужин, который они устраивают в честь переезда в Сиэтл, – говорит она так, как будто я должна об этом знать. – Разве Кимберли тебе не сказала? Но если ты не хочешь идти, они поймут, – уверяет она.
– Нет-нет, я хочу пойти. Поеду вместе с вами, – улыбаюсь я.
Я готова. Готова быть среди людей, общаться, не боясь сорваться. Подсознание молчит впервые за девять дней, и я благодарю Карен, а потом спешу вслед за Лэндоном.
Погода будто отражает мое настроение: на улице солнечно и довольно тепло для конца января.
– Ты идешь в воскресенье? – спрашиваю я, когда мы садимся в машину.
– Нет, я же сегодня уезжаю, забыла? – отвечает он.
– Что?
Он смотрит на меня, подняв брови.
– Я еду в Нью-Йорк на выходные. Дакота переезжает в новую квартиру. Я говорил тебе пару дней назад.
– Извини, надо было уделить тебе хоть немного внимания, а не думать все время о себе, – говорю я.
Поверить не могу, что я была так зациклена на своей боли и не запомнила, как он говорил о переезде Дакоты.
– Ничего, все в порядке. Я лишь вскользь об этом упомянул. Не хотел хвастаться, когда ты была… ну, понимаешь.
– Была как зомби? – заканчиваю я за него.
– Да, как очень страшный зомби, – смеется он, и я улыбаюсь в ответ – пятый раз за девять дней. Это приятно.
– Когда ты вернешься? – спрашиваю я Лэндона.
– В понедельник утром. Пропущу пару по религиоведению, но приду сразу после нее.
– Ух ты, здорово! Наверное, Нью-Йорк – потрясающий город. – Я бы хотела сбежать, выбраться отсюда хоть на какое-то время.
– Я волновался, смогу ли поехать и оставить тебя здесь одну, – говорит он, и меня наполняет чувство вины.
– Не волнуйся! Ты и так уже много для меня сделал, пора позаботиться и о самом себе. Я не хочу, чтобы ты лишал себя чего-то из-за меня. Извини, что заставила тебя сомневаться в твоей поездке.
– Это не твоя вина, а его, – напоминает он, и я киваю.
Я надеваю наушники и вижу, как Лэндон улыбается.
На религиоведении профессор Сото предлагает нам тему боли. На мгновение я готова поклясться, что он сделал это специально, чтобы меня помучить, но когда начинаю писать о том, как боль иногда заставляет людей повернуться к вере и Богу или отвернуться от нее, я понимаю, что благодарна ему за эту пытку. Моя запись в дневнике полна мыслей о том, как боль может изменить человека, как она может сделать его сильнее и что для этого необязательно нужна вера. Человеку нужен он сам. Нужно быть сильным и не позволять боли повлиять на тебя.
Перед йогой отправляюсь выпить кофе, чтобы набраться сил и энергии. По дороге к спортивному залу я прохожу мимо корпуса естественно-научных исследований и вдруг думаю о Зеде. Интересно, он сейчас здесь? Думаю, да, но я даже не представляю, какое у него расписание.
Недолго думая, захожу в его корпус. До йоги остается мало времени, а до зала отсюда идти минут пять.
В большом холле я оглядываюсь. Как я и думала, тут полно растений. Конечно же, весь потолок залит светом, отчего кажется, будто его здесь вообще нет.
– Тесса?
Поворачиваюсь и вижу Зеда – на нем лабораторный халат и плотные защитные очки, поднятые наверх.
– Привет… – говорю я.
Он улыбается.
– Что ты здесь делаешь? Поменяла специальность?
Мне нравится видеть, как скрывается за зубами его язык, когда он улыбается, – всегда нравилось.
– Вообще-то, искала тебя.
– Меня? – изумленно спрашивает он.
Глава 80
ХардинДевять дней.
Прошло девять дней с тех пор, как я разговаривал с Тессой. Я не думал, что смогу прожить без нее хоть день, не считая уж гребаные девять дней. Такое чувство, что прошла уже тысяча дней, и с каждым часом боль становится все сильнее.
Когда тем вечером она ушла, я все ждал и ждал, когда я услышу ее шаги, ждал, что она ворвется и начнет кричать на меня. Но она не пришла. Я сидел на полу и все ждал. Она так и не вернулась.
Я допил остававшееся в холодильнике пиво и разбил бутылки о стену. На следующее утро, когда я проснулся и увидел, что ее нет, собрал манатки и сел на самолет, чтобы выбраться из этого гребаного Вашингтона. Если бы она хотела вернуться, то вернулась бы тем же вечером. Мне надо было вырваться отсюда и побыть в другом месте. Все еще дыша перегаром и не сменив грязную белую футболку, я поехал в аэропорт. Я не стал заранее звонить матери: вряд ли я помешаю каким-то ее планам.
Если Тесса позвонит до того, как я сяду на самолет, я вернусь. Но если нет, думал я, то очень жаль. У нее была возможность передумать. Она всегда возвращалась, что бы я ни делал, так почему в этот раз все по-другому? Ничего особенного я и не сделал: да, я соврал ей, но это была несущественная ложь, а она так вспылила.