— Ты сам этого своего товарища и провожал…
Рахимджан опешил еще больше, но, стараясь не выдать растерянности, рассмеялся — несколько деланно.
— Зря зубы скалишь…
— Ну почему же зря? Твои фантастические подозрения очень смешны, — Рахимджан понял, что Любинди скорее всего многое известно, и ему ничего больше не оставалось, как все начисто отрицать.
— Подозрения? Фантазия? Ну уж нет, это факты! — Любинди с угрозой посмотрел на Рахимджана. Вопрос об Аббасове он задал, конечно, не случайно. Опытный контрразведчик, Любинди догадывался о многом. Однако никаких фактов об участии Рахимджана в побеге Аббасова он не имел. Имей их, он говорил бы со «старым знакомым» не у себя дома, а в камере пыток.
— Слушай, что это ты, начал так, а кончил эдак? Мы с тобой ведь вроде заговорили о нашей старой дружбе? — Рахимджан решил сам, перейти в нападение — если это еще можно сделать в сложившейся ситуации. Но в этот момент разговор прервал адъютант. Он вошел и доложил, что господина Любинди вызывает Урумчи. Толстяк, пыхтя, прошел в соседнюю комнату. Пока он отсутствовал, Рахимджан собрался с мыслями: «Откуда он узнал, что я провожал Аббасова? Неужели лодочник Ибрагим или Мамаш?.. Нет! Это невозможно. Оба проверенные люди, старые соратники. К тому же будь хоть один из них предателем, половина организации уже давно была бы арестована, и я в первую очередь. Сидел бы я в камере, а не в доме у Любинди!.. Совершенно верно, у Любинди нет никаких фактов. Старый провокатор! Надеется, что я растеряюсь, а он потом скрутит меня. Ну нет! Не выйдет у тебя ничего!..» Рахимджан продолжал размышлять. «А может быть, Любинди хочет установить контакты с нами? На первый взгляд — нелепость, но если подумать… Сегодня пришло внезапное известие о снятии с поста и отозвании Шэн Шицая. Так высоко поднял Любинди именно Шэн Шицай. Его преемник вряд ли будет доверять ставленнику прежнего генерал-губернатора. Кресло под Любинди качается. И он, спасая свою шкуру, может пойти на все, вплоть до новой измены. Возможно, он думает пойти на сближение с подпольщиками, чтобы хоть как-то обелить свою прошлую черную жизнь и, предугадывая скорые перемены, хочет сам примкнуть к освободительному движению? Как бы важно было использовать его! Сколько бы через него можно было узнать, сколько сделать!» Но тут же Рахимджан вспомнил весь кривой и кровавый путь Любинди. «Да, сам этот изменник, вполне возможно, сейчас согласится оказать нам любые услуги. Но прибегать к его помощи — это значит марать чистое дело. Нет, организация не должна связываться с этим грязным негодяем!»
Любинди неожиданно вернулся и с ходу бросил Сабири:
— Хочу тебя, обрадовать, Рахимджан.
Рахимджан опешил от такого поворота и не смог сразу найти подходящей ответственной реплики.
— Ты что, уже не ждешь в жизни ничего хорошего? — ехидно спросил Любинди.
— Ну почему же… Добрые вести я с удовольствием выслушаю.
— Освобождены из тюрем все политические заключенные! Через несколько дней ты сможешь увидеться со своими друзьями — Теипом-хаджи и Заманом.
— Правда?! Они живы?! — Рахимджан вскочил с места, не в силах сдержать своей радости.
— Новый шеф проводит политику либерализации, отвечающую интересам народа. В ближайшее время жизнь народов Синьцзяна станет совсем другой, можешь мне поверить. Пришла новая эпоха, и в эту эпоху выступления пресловутых «шести воров» и членов подпольной организации в городе, я думаю, ты согласишься со мной, — бессмысленны и вредны. Они будут мешать начавшемуся обновлению жизни, движению вперед всего нашего общества! Бессмысленно прольется кровь, власть будет вынуждена опять прибегнуть к репрессиям…
Любинди воткнул взгляд в Рахимджана, проверяя какое действие оказывают на того его слова. Но Сабири его не слушал, он забыл, что находится в доме у Любинди, его мысли устремились в прошлое. Перед его глазами стоял Теип-хаджи Сабитов, руководитель организации «Уйгурское культурно-просветительное объединение», созданной 9 марта 1934 года в Кульдже. Та роль, которую, сыграло это объединение в организации народных школ, в подъеме культуры и образования, всей духовной жизни в крае, была огромна. С горьким сожалением Рахимджан думал: «Если бы не происки гоминьдановских властей, которые приложили все усилия к тому, чтобы задушить в колыбели это стремление к свету и знаниям, уйгуры сегодня жили бы совсем другой жизнью…»
— О чем это ты замечтался, а? Обдумываешь, как будешь встречать Теипа-хаджи? — расхохотался Любинди. В голосе его слышалась злость.
— Людей, боровшихся за счастье и образование народа и отсидевших за это семь лет в тюрьме, следует встретить достойно.
— Молчать! — вспылил вдруг Любинди и, подойдя вплотную к Рахимджану, стал кричать, брызгая слюной: — Выпустили из тюрьмы, не выпустили — все равно все вы остаетесь пустыми мечтателями! А небось считаете себя деятелями, патриотами?!
— Мы будем рады, если останемся такими в народной памяти.
— Если ты настоящий патриот, ты должен приложить все силы для того, чтобы не пролилась сейчас напрасно и бесцельно кровь твоего народа. Нужно добиваться свободы и счастья своего народа мирным путем.
«Если вы не хотите, чтобы лилась народная кровь, отдайте нам нашу свободу и наше право!» — хотел было сказать Рахимджан, но сдержался. Вместо этого он по-деловому спросил у Любинди:
— Ты требуешь, чтобы я стал посредником между двумя сторонами?
— Зачем ты так говоришь? Я не требую. Я прошу.
— Твоей просьбы я выполнить не могу.
— Почему?
— Ну, во-первых, у меня нет никаких связей с подпольщиками в городе и, уж разумеется, с повстанцами в горах. Во-вторых, если они не слушают властей, то чего ради они станут слушать меня — простого человека, частное лицо. Ну, а в-третьих, вы же сами прозвали их «шестеркой воров», какие же переговоры могут быть с ворами и чего их бояться?
Любинди ничего не ответил на эти вопросы Рахимджана. Он молчал, изучающе разглядывая его.
Рахимджан тоже не раскрывал рта, ожидая ответа Любинди. Молчание продолжалось довольно долго. В соседней комнате зазвонил телефон, и вошедший адъютант сообщил, что Любинди просит начальник военного штаба. Оставшись один, Рахимджан посмотрел на часы — было ровно два часа ночи.
«Неужели произвели нападение раньше времени?» — с тревогой подумал Рахимджан. Он знал, что в шесть часов утра назначен налет на Ак-койское отделение службы безопасности.
Снова вошел адъютант и пригласил Рахимджана к выходу. Любинди уже ждал его в машине.
Когда автомобиль, вывернув на дорогу, направился не в сторону управления безопасности, а к «Трем воротам», Рахимджан облегченно вздохнул, поняв, что его отпустят домой.
На перекрестке Любинди приказал шоферу остановиться и сказал Рахимджану:
— Советую тебе вести, себя тихо. Мы еще поговорим с тобой. Скоро!
Рахимджан вышел из машины, и автомобиль поехал в направлении военного штаба.
Глава семнадцатая
Одержав несколько побед в стычках с чериками, группа повстанцев превратилась в довольно крупный партизанский отряд, в составе которого было около пятисот человек. И хотя не все бойцы имели оружие, все они были полны решимости и жажды борьбы. А оружие тот, кто его еще не имел, надеялся в скором будущем добыть в бою. Бойцам, число которых росло с каждым днем, требовались кроме оружия и продовольствие, и одежда, тем более, что зима приближалась.
Сегодня руководители повстанцев собрались на совещание.
— Если мы освободим Нилку, — сказал Патих, — у нас будет и оружие, и одежда, и питание. Кроме того, это поднимет авторитет отряда и, наконец, наверняка намного увеличит его численность.
— А по-моему, надо напасть на Кульджу. Надо сначала раздавить голову змеи, а потом и до хвоста добраться легче будет, — высказал свое мнение Осман.
— Нет, — возразил ему Акбар, — с нашими малыми силами мы не сможем захватить Кульджу. А неудача при штурме для нас будет равносильна краху.
— Да, хорошо, если мы сможем захватить Кульджу, — поддержал его Нур, — ну, а если потерпим поражение? Тогда что? Если мы отойдем, народ перестанет нам верить, мы не оправдаем его надежд. И нам придется отступать еще дальше.
— Мне кажется, правы Акбар и Нур, — поддержал их Гани, — надо сначала Нилку взять, а уж потом, собравшись с силами, идти на Кульджу. А там и дальше можно будет пойти!..
К этому мнению присоединилось большинство вожаков партизан. Это решение было и стратегически верным, и соответствовало нынешним возможностям отряда. Нилка была одним из самых богатых животноводческих районов края. Этот горный район граничил на востоке с Кунесом и Юлтузом, на юге с Кульджинским районом, на севере с Тарбагатайским краем и был тесно связан с ними. В случае победы партизан в Нилке многие люди из Кульджи, Кунеса непременно придут к ним и примкнут к восстанию. Таким образом отряд увеличится в два или три раза, приобретет большую силу.