Другие стали пращурами современных горилл, шимпанзе, орангутангов. Мы будем говорить только о тех обезьянах, которые считаются прямыми предками человека. Их называют рамапитеками. Так вот, эти-то рамапитеки и ставят до сих пор в тупик антропологов. Дело в том, что останки их нигде не поднимаются выше астийских слоев. Кости же наиболее примитивных людей — питекантропов — встречаются лишь начиная с верхов свиты джетис — что-то около семисот тысяч лет назад. А от астия до питекантроповых слоев — ни одной косточки!
— За полтора миллиона лет?!
— Да, почти полуторамиллионный интервал лишен всяких ископаемых останков наших родичей*.
* По последним научным данным, возраст обезьяноподобных людей определяется другими цифрами — свыше 2,6 миллиона лет. Соответственно сдвигается и датировка возникновения их предшественников — около 10 миллионов лет назад (австралопитеки). — Примеч. ред.
— Куда же они девались?
— Вот это и составляет самую загадочную страницу нашей родословной. А правильнее сказать, ее просто нет, этой страницы. Будто кто нарочно выдрал из летописи планеты. И что было между рамапитеком и питекантропом — одному богу известно… Так что трудное, но стоящее это дело. Поэтому и советую тебе — займись им в будущем. И не где-нибудь, а здесь, в Вормалее. Именно здесь слои астия хранят какую-то тайну. Может быть, самую большую тайну, с какой сталкивался человек…
Долго не мог уснуть Максим в ту ночь. Разговор с Петром Андреевичем взбудоражил его. Он понимал, что геолог знает гораздо больше того, что открыл Максиму, и поэтому вся история с алмазом становилась особенно интригующей. Не давала она ему покоя и на следующий день. После занятий он не пошел домой, а направился к геологам, надеясь, что, может быть, удастся продолжить тот разговор.
На базе Крайнова не было. В конторе сидели два техника и молча курили. Максим поздоровался:
— А Петр Андреевич… Не знаете, где он?
— Улетел Петр Андреевич.
— Надолго?
— Может, и навсегда.
— Как навсегда? Что случилось?
Они ответили не сразу.
— Плохи дела у Петра Андреевича, — сказал наконец один из них. — Он уже сильно болел. А вчера вечером… В общем, увезли его в город, сделают, наверное, операцию. А при такой болезни операция, сам знаешь…
— Как же это, так сразу? — Максим присел на краешек стула, не зная, что еще сказать, не в силах уйти. Только сейчас он понял, как стал дорог ему этот человек.
Несколько минут прошло в молчании.
— А ты опять что-нибудь откопал? — спросил техник.
— Нет, я хотел только поговорить с ним.
— Да и он, наверное, тоже хотел… Письмо оставил. Вот возьми.
— Спасибо. — Максим вскрыл конверт. В нем оказался еще один — поменьше, на котором рукой Крайнова было написано:
«Максим! Может случиться, мы больше не увидимся. Но если ты не забудешь мой совет, не потеряешь интереса к тому делу, о котором мы говорили, то вскрой этот пакет. Однако не раньше, чем закончишь институт, и лишь в том случае, если займешься этим делом. Иначе просто сожги его».
Крайнов
Максим вышел на улицу. Там валил густой, мокрый снег. Он сунул письмо в карман, мысленно обращаясь к Крайнову:
— Нет, Петр Андреевич, я не забуду вашего совета. И даю самое торжественное слово — разгадать тайну Студеной.
6
Последнее лето перед поступлением в институт Максиму целыми днями пришлось корпеть над книгами. Незаметно наступил день отъезда. Вещи были собраны с вечера. Вчера же он простился с Мариной. Почти до рассвета простояли у ворот, клялись не забывать друг друга. Теперь осталось дождаться вертолета. Время было, и он решил еще раз взглянуть на озеро, к которому так привык.
Здесь ни души. Максим искупался, потом растянулся в траве под старым кедром.