Я встал и вслед за котом выбрался на палубу. Солнце уже сияло вовсю, и холодный, сырой воздух быстро прогнал остатки сна. Как обычно, все на корабле были заняты — скребли палубу, чинили паруса, делали массу всяких дел, которые оставались мне совершенно непонятными. Никто меня не приветствовал, даже не взглянул в мою сторону, так что я решил сам все тут осмотреть. Вчерашний день прошел как в тумане, но сейчас корабль уже начал складываться у меня в уме в определенный образ.
Это было огромное, широкое судно. С того места, где я стоял, под самой мачтой, вздымавшейся ввысь, кажется, прямо из середины палубы, корабль словно бы загибался вверх и впереди, и сзади. В передней его части палуба поднималась под острым углом, образуя нечто вроде деревянного строения, по верху которого шел ряд амбразур. За ним торчала короткая мачта, указывавшая нам путь вперед, в зеленоватое с белыми барашками море. Позади меня палуба заканчивалась, упираясь в деревянную стену надстройки, в которой была дверь, ведущая в капитанскую каюту. Над ней располагалась еще одна палуба, поменьше, тоже защищенная стеной с бойницами. Должен сознаться, что я, человек совершенно сухопутный и привыкший к каменным стенам, нашел эти деревянные укрепления довольно странными. На мой взгляд, это было нечто вроде небольшого замка, построенного из дерева. Маленький деревянный замок посреди моря. Даже на верхушке мачты имелось нечто вроде миниатюрной крепостицы, этакая башенка размером с половину большой бочки. Я еще поозирался вокруг и заметил оружие, аккуратно составленное там и тут — пики и нескладные, угрожающие на вид алебарды, ощерившиеся во все стороны остриями и зазубренными крюками, похожими на когти; здоровенные гнутые абордажные крючья. И команду я разглядел получше: тут были люди любого роста и веса, одни светловолосые, другие черные. Все они сильно загорели и казались довольно мрачными и суровыми. И любой выглядел так, словно был готов немедленно схватить одну из этих жутких алебард и сокрушить все вокруг. Меня аж передернуло, но тут корабль накренился, парус над головой захлопал на ветру, и все тут же оторвались от своих дел и подняли глаза, напряженные и готовые ко всему. Тут я понял, что ошибся, приняв их сосредоточенность за суровость и мрачность; эти люди жили в своем мире, окруженном деревянными стенами, и здесь они ориентировались свободно, прекрасно его зная. Это действительно крепость, и они готовы ее защищать до последней капли крови.
Ветер, кажется, немного поменял направление. Раздались команды, матросы взялись за веревки, и парус — огромный кусок парусины — снова наполнился ветром. Я всем мешал, болтаясь под ногами, хотя никто из команды не обращал на меня ни малейшего внимания, словно на бессловесный сундук или бочку. Ныряя и лавируя между матросами, я пробрался в заднюю часть корабля, где обнаружил узкую лестницу, ведущую в маленькую крепость на крыше капитанской каюты. Я взобрался наверх и очутился на небольшой огороженной площадке. Вблизи деревянные укрепления выглядели гораздо более мощными: толстые, иссеченные зарубками, высотой с мой рост. А в середине этой площадки стоял человек, широко расставив ноги, как будто привязанный к огромному деревянному брусу, дергавшемуся и вибрировавшему у него в руках. Солнце было позади него, светило мне прямо в глаза. В сравнении с деятельной суетой внизу эта фигура являла собой образец спокойствия и непоколебимости. Развернувшись, я направился обратно к лестнице и тут столкнулся с капитаном, который, смеясь, отодвинул меня с дороги.
— Уже встал, Петрок? Как спалось?
Я ответил, что спал мертвым сном без сновидений.
— А вот кто это был, — добавил я, — такое чудовищное создание, которое меня разбудило?
Де Монтальяк нахмурился:
— Чудовищное, говоришь? Видимо, это был Димитрий, наш палубный мастер[26].
Теперь рассмеялся я:
— Да нет, не человек, сэр. У него четыре ноги и хвост, как у лисы. Может, конечно, его зовут и Димитрий…
— Ах вон оно что! Это Фафнир к тебе приходил. Здоровее любого палубного мастера, хотя и не такой свирепый. Эти коты живут в лесах Норвегии и частенько спариваются с рысями. Мы его взяли слепым котенком. Расул забрал у одной рыночной торговки в Тронхейме, та собиралась его утопить. Ласковый, словно ребенок, умный, почти как человек. Я раз видел, как он целиком проглотил крысу.
— Думаю, он легко мог проделать то же самое с моей башкой.
— Вполне возможно. Я вижу, ты уже начал изучать корабль. Отлично. И что успел увидеть?
— Матросов, похожих на воинов, деревянные крепости и… — Я понизил голос и ткнул пальцем себе за спину, где высилась загадочная фигура. — И вот этого.
— Это Низам, — пояснил капитан. — Еще один гигант среди нас. Но ему и нужно быть таким, чтобы управляться с рулем. Пойдем, познакомишься с ним. — И прежде чем я успел отказаться, потащил меня по вздымающейся палубе.
Когда солнце перестало бить мне прямо в глаза, я разглядел, что Низам и впрямь просто человек, выше ростом и мощнее, чем я или капитан, но никакое не чудовище. И еще — он мавр, первый мавр, которого я увидел в своей жизни. Я стоял лицом к лицу с одним из тех самых демонов-безбожников, наводняющих этот мир, пожирателей детей, поклоняющихся идолам Магомета, осквернителей христианских святых мест. Я видел их изображения на вывесках таверн и в других местах: угольно-черные рожи, похожие на горгулий, с красными глазами и острыми белыми зубами. Но сейчас передо мной стоял человек со светло-коричневой кожей, миндалевидными глазами и мощным кривым носом, с совершенно нормальными зубами. Волосы у него были черные и короткие, в ушах посверкивали серьги с небольшими рубинами; лицо украшала небольшая бородка, острым клинышком торчавшая с подбородка. Капитан представил нас друг другу, и мавр важно мне кивнул, прикоснувшись правой рукой к груди, потом к губам и ко лбу.
— Да пребудет с тобой мир, — сказал он.
— И с тобой тоже, сэр, — ответил я. К моему ужасу, он взорвался рокочущим смехом, наклонился над румпелем и хлопнул меня по здоровому плечу.
— Милый мой юноша, у тебя, наверное, душа мусульманина! — воскликнул он. — Салам алейкум, «мир тебе» — вот наше приветствие, а отвечать надо алейкум салам! Это значит — «и тебе». Где ты откопал этого бродягу? — спросил он у капитана. — Обычный франкский болван стал бы благодарить меня, а то и разразился бы речью, поминая Христа и тому подобный вздор. А этот мне нравится!
— Ни слова о душе, мой милый, пока не пробило полдень, — предостерег де Монтальяк. — А что до мастера Петрока, так это он нашел меня. Притом ему пришлось смотреть смерти прямо в лицо.
— Я уже кое-что слыхал о твоих приключениях, мой юный друг, — обернулся ко мне Низам, — но, может быть, ты сам мне о них расскажешь? — И, видя, как я помрачнел, быстро добавил: — Через пару-тройку дней, естественно, когда немного тут пообвыкнешь. Тяжело одному стоять всю долгую вахту. Сделай одолжение, составь мне как-нибудь компанию.
— С радостью составлю тебе компанию, сэр, и это будет вовсе не одолжение, — ответил я.
— Весьма любезно с твоей стороны, — заметил капитан. — Только берегись, парень, — ты попал в логово больших любителей разных историй. Мой тебе совет: сначала требуй историю от них, а уж потом рассказывай свою. По большей части все их рассказы касаются жутких и кровавых событий, но, можешь быть уверен, твой займет достойное место среди них как самый жуткий.
Капитан повернулся и пошел обратно на главную палубу, а я попрощался с Низамом и спустился по лестнице следом за ним. Нельзя отрицать, что моя нынешняя обитель со всеми ее вооруженными, хмурыми и суровыми обитателями уже начинала вызывать у меня определенные опасения. К тому же то, что я принимал за твердую землю, оказалось лишь длинной размытой полоской на горизонте. Де Монтальяка, Жиля и Расула я мог считать своими союзниками, а Низам оказался вовсе не чудовищем, как я было решил, увидев его впервые, но я с болью сознавал, что все равно остался один — раненый, испуганный и в окружении по меньшей мере незнакомом, а по сути совершенно диковинном и чуждом. Даже корабельный кот казался мне мохнатым великаном. Наиболее реальный шанс выжить заключался для меня в том, чтобы покрепче держаться за край капитанского плаща.
Однако в то утро де Монтальяк без каких-либо просьб с моей стороны вызвался быть моим гидом и защитником. Он представил меня по очереди всем членам команды корабля, и каждый матрос с удовольствием отрывался от своих занятий и знакомился со мной. Сначала я все время испытывал искушение спрятаться за спину капитана, но, к огромному своему удивлению, вскоре обнаружил, что члены экипажа не представляют никакой угрозы, хотя их внешний вид заставлял предполагать обратное. Каждый вполне серьезно поклонился мне, некоторые пожали руку, другие приветствовали меня в манере, принятой в их странах. Кое-кто встречал меня тем же жестом, что и Низам, однако среди них не было темнокожих мавров, и это показалось мне странным.