Он лежал на полу, у подножия лестницы. Справа серело высокое стрельчатое окно с частым переплетом; слабый свет извне разбавлял темень дома; в нескольких шагах от него на полу лежал фонарик, и от него тянулась до окна световая дорожка. Шибаев ощупал гудевшую голову – на лбу наливалась дерганой болью шишка величиной, как ему показалось, с куриное яйцо. Обо что это, интересно? С трудом привстав, он дотянулся до фонарика. Мазнул лучом по темной громаде лестницы, растениям в горшках, входной двери. Ему представилось на миг, что напавший в этот самый миг перевесился сверху через перила и рассматривает его, лежащего на полу. Но наверху никого не было. Он снова потрогал затылок, повертел головой, пощупал саднящую скулу и разбитый нос. Во рту был отвратительный сладкий и соленый привкус крови. Он поднес руку к глазам, посветил фонариком и увидел кровь. Встал на четвереньки, цепляясь за перила, попытался подняться. Застонал от боли в разбитом правом колене и плече. Пощупал плечо – мелькнула мысль, что у него сломана ключица. Попытался поднять руку, и когда ему это удалось, с облегчением понял, что ключица цела. Согнул каменное колено, зашипев от боли – получилось с трудом. Прислушался. Густая тишина стояла вокруг – ни звука, ни шелеста шагов, ничего. Сколько же он тут пролежал? Он попытался вспомнить, как это случилось. Он поднимался по лестнице, светя себе фонариком; ступеньки чуть поскрипывали, никаких других звуков он не слышал. За миг до того, как его столкнули, он почувствовал что-то… Запах? Движение? Сквознячок? Но уклониться не успел. Он помнит, как выпустил из руки фонарик – тот с громким стуком запрыгал по ступенькам; помнит толчок, помнит, как стал падать и попытался схватиться за перила… А дальше – провал. Он не помнил, как скатился вниз… Хорошо, что ступеньки низкие. Не помнит, как растянулся на полу. Полная анестезия, сказал бы Алик Дрючин. Или отключка. Шибаев снова пощупал затылок, потом горячий пульсирующий лоб.
Он постоял немного у подножия лестницы, держась за перила. Снова взглянул наверх, туда, где прятался, поджидая его, ночной посетитель дома Ады Романовны. Ночной посетитель… Шибаев поморщился. Вор? Взломщик? Как он проник сюда? Открыл дверь ключом? Отмычкой? Значит, дом не был под охраной? И главный вопрос: зачем? Что он искал? Дом пуст, ценные вещи вывезены. Возможно, он об этом не знал? Знал, иначе не полез бы. Он знал, что дом пуст.
Стиснув зубы от боли, Шибаев шагнул на нижнюю ступеньку и, цепляясь за перила, потащился наверх. Он шел по коридору, нисколько не заботясь о том, чтобы ступать тихо – он был уверен, что грабитель уже далеко. Достал носовой платок и, стараясь не прикасаться к ручке, открыл дверь в ближайшую спальню. Стоя на пороге, почувствовал слабый запах духов. На полу валялись какие-то бумажки. Он поднял одну – оказалось, фотография. Молодой человек и девушка. Должно быть, Сева и Тина. Девушка ушла, бросив фотографию. Забыла?
Шибаеву показалось, что он услышал шаги в коридоре – осторожные, крадущиеся. Он выключил фонарик и, недолго думая, распахнул дверь и выскочил в коридор. И тут же привалился к стенке от боли в колене. Коридор был пуст. Чертовщина какая-то! Он почувствовал озноб и вспомнил, как Света говорила, что в доме вечно «холодрыга», потому что плохое место и бывшее кладбище. Шибаев мысленно сплюнул.
Следующая комната оказалась спальней Ады Романовны. Великанских размеров деревянная кровать светила белым матрасом и казалась по-сиротски пустой в своей наготе. Постельное белье отсутствовало. Шибаев открыл шкаф, там было пусто – похоже, Вика вывезла все барахло хозяйки. На полу около тумбочки валялась полураскрытая коробка. Шибаев нагнулся и поднял ее. Это была музыкальная шкатулка; в боковой панели торчал крошечный затейливый латунный ключик. Он повернул ключик, раз, другой, до упора. Механизм вздрогнул и издал высокий хриплый звук – словно оборвалась струна. Шибаев невольно оглянулся. После секундной заминки послышалась медленная и неровная мелодия вальса. Задергались и закружились фигурки жениха и невесты. Он в черном, она – в пышном свадебном платье. Шибаев замер и уставился на кукол. Он думал о том, что много лет назад муж сделал жене подарок. Обоих уже нет, шкатулка, никому не нужная, валяется на полу в супружеской спальне, а дом опустел…
Он держал в руке музыкальную шкатулку, слушал. Завод закончился, механизм захрипел, и музыка смолкла; фигурки жениха и невесты дернулись в последний раз и застыли. Шибаев откинул крышку и увидел «нутро» механизма: латунный цилиндр с крошечными штырьками и приспособление, напоминающее гребенку с разновеликими зубцами. Шибаев повернул ключ еще раз. Цилиндр дернулся и повернулся, цепляя зубцы гребенки. Раздались тонкие скрипучие звучки́ – словно в таз посыпались металлические бусины. Он поднес механизм к глазам, пытаясь рассмотреть его в свете фонарика. Снова повернул ключ…
Колено разболелось не на шутку; пульсировала шишка на лбу, и налился свинцом затылок. Он спустился в прихожую, стараясь щадить несчастное колено, и поплелся к выходу. Тут некая мысль пришла ему голову, и он, минуя дверь в гараж, открыл дверь на кухню. Зашел, проверил окно. Оно было закрыто. Сунулся в соседнее помещение – это была обширная кладовка без окон, и Шибаев, проведя по стенам лучом фонарика, проследовал дальше. Он помнил, что видел на первом этаже узкую дверь черного хода, которая вела в сад. Кажется, видел. Он закрыл глаза, пытаясь представить себе, где должна быть эта дверь. Она оказалась справа от кухни. Верхняя ее половина была стеклянной, и в глаза ему бросилось разбитое стекло над ручкой. Похоже, кто-то выбил стекло снаружи, просунул внутрь руку и повернул ручку. Шибаев постоял несколько минут, рассматривая осколки на полу. Толкнул дверь локтем, вышел на низкое крыльцо. Нагнувшись, насколько позволило разбитое колено, внимательно осмотрел коричневые плитки крыльца. Окно было цело, когда он обходил дом снаружи, грабитель выбил стекло уже после того, как столкнул его с лестницы. Сообразительный, однако, но не шибко. Шибаев аккуратно закрыл за собой дверь и пошел прочь.
Он с облегчением упал на сиденье и закрыл глаза, отдыхая. Потом включил двигатель…
Дверь фотостудии была заперта, но окна светились. Шибаев достал мобильный телефон. Дверь открылась сразу – похоже, Яна его ждала. Она отступила, пропуская его. Звякнули китайские колокольчики. В студии было полутемно.
– Я думала, ты уже не придешь, – сказала девушка.
Шибаев вдруг чертыхнулся – забыл цветы! Бросив: «Я сейчас!», прихрамывая, побежал назад.
Он вернулся через пятнадцать минут, протянул Яне цветы. Она вдруг порывисто обняла его, прижалась лицом. Почувствовав что-то, всмотрелась в его лицо и спросила:
– Что случилось?
– Упал, – по-дурацки ответил Шибаев. – Случайно. Ничего страшного.
Она включила верхний свет и вскрикнула, увидев его лицо во всей красе.
– Господи! – воскликнула. – Ты хоть жив? Подрался?
– Жив, – ответил Шибаев. Подумав, добавил: – С лестницы навернулся.
Он с трудом дотащился до гостиной и упал на диван.
– Что с коленом? Дай посмотрю! – потребовала Яна.
– Ерунда!
– Раздевайся! Ну!
Побагровевший Шибаев стянул джинсы. Распухшее колено напоминало колоду.
– Ужас! – выдохнула Яна.
– До свадьбы заживет, – пробормотал он и осекся, сообразив, что сказал двусмысленность.
– И лицо! – Она взяла физиономию Шибаева в руки.
Он вдруг пережил некое дежавю, вспомнив, как когда-то точно так же другая женщина рассматривала его лицо, разбитое в драке, и помрачнел…[3]
– Больно?
Он помотал головой.
– У меня есть мазь от синяков. Сейчас! – Она метнулась из комнаты.
История с той женщиной закончилась плохо, и Шибаев попытался прогнать дурные предчувствия. Обычно дурные предчувствия посещали тонко организованного Алика, а Шибаев издевался над ним, называя это бабским кликушеством. Сейчас он, а не Алик испытал дурные предчувствия и ничего не мог с собой поделать…
Яна вернулась с тюбиком мази, повернула лицо Шибаева к свету и принялась щедро намазывать лоб и скулы. При этом она приговаривала: «Больно? Ну ничего, потерпи, сейчас… сейчас…» Она дула на его шишки, дыхание у нее было теплым и щекотным, и Шибаев невольно рассмеялся.
– Ты чего? – тут же спросила она.
– Ничего, – ответил он, притягивая ее к себе.
Яна увернулась.
– Подожди! Сними свитер!
– Не нужно, я в норме, – сказал Шибаев.
– Поднял руки и снял свитер! – скомандовала Яна, и он послушно поднял руки. Девушка стянула с него свитер, а затем футболку. Ткнула пальцем в плечо. Шибаев охнул и отпрянул.
– Так я и знала! – проговорила она. – На тебе живого места нет! Может, расскажешь, что с тобой случилось? Тебя хотели убить?