У кого были отсечены руки, мог одними ногами оседлать коня. И все они навалились на игреца, и в подмогу им еще подоспели ихние дружки – ослепленные, оскопленные и немые. Они хотели утопить Береста в сточных водах. Но и Берест был ловок. Хоть не имел оружия, хоть утерял кнут, но не звал помощи, а сильно отбивался локтями и коленями – берег пальцы. И одного из каличьих заправил игрец сумел ухватить за шею и подмять под себя. Так получилось, что прежде чем утопить в жиже Береста, калики должны были утопить своего же дружка. У того человека было очень изуродовано лицо – нос и губы отрезаны или отсечены ударом меча. Из носа теперь текла кровь, а оскал зубов представлялся в полутьме зраком смерти. Зубы двигались, горло хрипело. Сверху же копошились, сопели и ругались остальные калики, но ничего не могли поделать. Им мешало то, что их оказалось здесь слишком много. И когда уже тот человек с изуродованным лицом был близок к утоплению, он прохрипел в лицо игрецу:
– Половцев отпустил! Велблюда отпустил, сука! Отпустил велблюда!..
Тогда Бересту стало понятно, за что на него накинулись калики. Но он не знал, как теперь поступить: не хотелось топить калику, не хотелось быть битым. А помощи ждать было неоткуда. Но едва только подумал так Берест – ослабло давление на него сверху. И он услышал, как увечные калики разбегались и скакали в разные стороны. Последний, тот, кто все пытался пнуть его в бок, сам оказался крепко помятым – только и сумел, охая, отползти под чей-то забор, в темноту. Тогда игрец огляделся и увидел стоящего над собой тщедушного Глебушку. И очень удивился, думая: «Его ли, слабого и малого, так испугались калики?» Игрец отпустил из-под себя того полуутопленного с кровоточащим носом. И калика, тяжело переводя дух и плача, не озираясь даже, будто мышь, отпущенная змеей, пополз вниз по сточной канаве. А со всех сторон слышался настороженный каличий шепот:
– Глебушка… Глебушка… Глебушка…
– Вставай, игрец Петр, – сказал Глебушка и помог Бересту подняться из канавы.
После этого они вместе поймали коня. Известной Глебушке краткой дорогой спустились к берегу реки, где Берест трижды окунулся в прохладные волны и смыл с себя и со своих одежд пыль и липкую грязь подолийской канавы. Потом он выкупал коня. И спросил Глебушку, почему так вдруг переполошились калики, не его ли они испугались. Глебушка ответил, что – его, потому что он звонарь. После этого он пояснил игрецу, что среди калик, всяких недужных и паломников, а также среди многих горожан уже несколько лет ходит слух, будто он, Глебушка, редким своим умением бить в колокола превосходит других звонарей и будто он, составляя необыкновенные звоны, тем самым общается не только с людьми, но и с самим Богом. Говорят, звоны его – красная речь для слуха Вседержителя. В речи той, словно людскими словами, ясно звучит хвала праведным мирянам. Сладкоголосая… И так же ясно звучит хула грешникам. Сразу в уши к Богу! Праведники и грешники, не раз бывало, угадывали в колокольном перезвоне свои имена. Здесь Глебушка подтвердил сказанное припевками: малые колокола говорят – «Фомка Славич что прославит? Что прославит Фомка Славич?», а большие колокола – «Гору или дом! Гору или дом!», малые колокола опять – «Чем так славен Фомка Славич? Фомка Славич чем так славен?», а большие колокола в это время – «Церковь ставит! Церковь ставит!», и опять – «Гору или дом! Гору или дом!»… Конечно же, Фомка Славич – купец проворный. И чтобы торговля у него шла бойчее, он мог не раз пустить по Подолию слух, что искусник Глебушка на весь Днепр вызванивает его имя. Но ведь это и другие люди узнавали в звонах. Да многие имена! И радовались праведники своим делам, звучавшим до небес.