Откажи!
– Нет, мой Дато, уже сам решил наделы увеличить и родителей «барсов» перевести в потомственные азнауры. Католикос скрепит подписи правителя, тогда во веки веков никто не посмеет отнять звание и дарованное. Надо все предвидеть, еще не окончен путь борьбы, князья живы, Шадиман тоже: неразумно оставлять близких без защиты. Азнауры с большими наделами и с собственными дружинниками будут защищены, как панцирями. В Носте объявлю об этом. И еще объявлю: всех участников Марткобской битвы перевожу в мсахури – будь то глехи или месепе. А мсахури – в азнауров. Поговори с отцом серьезно и незаметно ограничь его власть.
– Советуешь мне выехать в Носте?
– Нет, Дато, на тебя возлагаю большую заботу: скрытно собрать сведения – сколько в Картли монастырей, каким достоянием владеет каждый, какой землей, лесом, виноградниками, садами. Крайне важно выяснить число семейств глехи, хизани, месепе, мсахури. И в отдельный список внести церковных азнауров… Полгода даю тебе на такую перепись.
– Что ты замыслил, Георгий? – одновременно вскрикнули Дато и Даутбек.
– Хочу проверить, какая часть царства покрыта черной рясой. Тебе поможет монах Бежан, сын Георгия Саакадзе. Он сейчас трудится над гуджари церковных владений. В последний приезд уверял меня, что один Кватахевский монастырь обладает большим состоянием, чем треть азнаурского сословия, и гордился тем, что благодаря бережливой руке духовных иерархов грузинская церковь сохранила громадное количество недвижимых владений. – Саакадзе усмехнулся. – Он напомнил мне, что царь Александр еще в гуджари тысяча четыреста сорок второго года не только осуждает, но и проклинает тех, которые завладевают церковным имением и вещами, считая это величайшим преступлением, ибо вещи и имения в лице церкви пожертвованы самому Христу – нашему спасителю. Вот, друзья, в чем самое сильное препятствие для развития царства.
– А какую силу можно противопоставить силе благочинных владетелей? – угрюмо спросил Даутбек.
– Об этом и твердит Бежан. И хотя я с ним не спорил, он закормил меня доводами из старых гуджари. Полагаю, что для посещения Кватахеви у тебя, Дато, удобный случай. Ты еще не отблагодарил Трифилия за участие в крестинах маленького Дато. Погости день, два, гуляй по густым аллеям с Бежаном и тебе нетрудно будет направить его мысли к разговору о величии святых обителей.
– Георгий, враждуй хоть с богом, хоть с чертом, но только не с церковью!
– Я тоже так полагаю, мой Дато. Ты, разумеется, с Гиви поедешь. Хорешани спокойнее, когда Гиви рядом с тобой скачет.
Даутбек тревожился все сильнее: «Что он затевает? Почему „барсов“ из Тбилиси выпроваживает?»
Забеспокоился и Дато: «Странно, никогда от нас ничего не скрывал. Наверное, такое замыслил, что реки побегут вспять!»
– Итак, друзья, завтра отправитесь в путь. Медлить нельзя, до вторжения шаха Аббаса надо земные дела закончить, потом настанет долгое время войны.
Со двора несся веселый шум, Даутбек распахнул окно. В тени старого каштана Иорам Саакадзе и Бежан Горгаслани яростно фехтовали, повторяя поединок Автандила и Зураба. На каменной ступеньке, кутаясь в легкую вуаль, Дареджан с гордостью следила за ловкими ударами сына и лишь изредка с напускным гневом выговаривала за слишком азартные нападения. Облокотясь на резные перила балкона, Русудан писала матери, княгине Нато Эристави, послание на вощеной бумаге, обмакивая гусиное перо в золотые чернила. Она приглашала приехать в Носте погостить и привезти Маро и Хварамзе из Ананурского замка, где дочери ее продолжали жить ради горного воздуха и приданого, над которым трудились двадцать крестьянок, вышивая от зари до звезд шелками по кисее, золотом и серебром – по бархату и атласу.