При этих словах, произнесенных твердым голосом, трепет пробежал по рядам народа, собравшегося вокруг трупа. Колдун сначала окинул взором присутствующих, потом, потупив глаза, скрестил руки и как будто собирался с мыслями.
Ароканы допускают только один род смерти, а именно смерть на поле битвы. Они не предполагают, чтобы можно было лишиться жизни от болезни или от какого-нибудь случая; а потому смерть человека, умершего не на сражении, всегда приписывают чьему-нибудь влиянию; они убеждены, что враг покойника убил его. В этом убеждении, на похоронах родственники и друзья умершего всегда обращаются к колдуну, чтобы он указал им убийцу. Колдун необходимо должен указать на кого-нибудь; напрасно стал бы он растолковывать огорченным родственникам, что смерть покойника совершенно естественна: бешенство их немедленно обратилось бы против него, и он сам сделался бы их жертвой. Следовательно, колдун не может колебаться; на убийцу тем легче указать, что он не существует и что колдун не боится ошибиться. Впрочем, чтобы согласовать свои интересы с интересами родственников, которые требуют жертвы, он всегда выдает одного из своих врагов; если же, что бывает редко, у колдуна врагов нет, он выбирает наудачу. Мнимого убийцу, несмотря ни на какие уверения в невинности, безжалостно умерщвляют. Понятно, как опасен подобный обычай и какое влияние должен иметь колдун, и мы принуждены признаться, что он без малейшей совестливости употребляет это влияние во зло во всех обстоятельствах.
Новые лица, в числе которых находились Валентин Гиллуа и его друг, въехали в селение. Привлеченные любопытством, они приблизились к толпе, стоявшей перед трупом. Французы ничего не понимали в этой сцене, но когда проводник их объяснил им ее вкратце, они стали наблюдать с величайшим интересом за различными движениями дикарей.
– Ну, – продолжал ульмен через минуту, – разве отец мой не знает имени человека, от которого мы должны потребовать отчета в убийстве?
– Знаю, – отвечал колдун мрачным голосом.
– Так зачем же он хранит молчание, когда труп вопиет о мщении?
– Оттого, – отвечал колдун, смотря на этот раз прямо в лицо только что приехавшему вождю, – что есть могущественные люди, которые насмехаются над человеческим правосудием.
Глаза толпы тотчас обратились на того, на которого колдун по-видимому указывал косвенно.
– Виновный, – вскричал громко ульмен, – какого бы ни было его звание, не избавится от моего справедливого мщения; говори без опасения; клянусь тебе, что тот, чье имя ты произнесешь, будет убит.
Колдун выпрямился, медленно поднял руку и, посреди всеобщего молчания, указал пальцем на вождя, который предложил так дружески гостеприимство иностранцам.
– Исполни же свою клятву, ульмен, – сказал он громким голосом, – вот убийца твоего отца!Трангуаль Ланек – Глубокий Овраг –посредством порчи умертвил его.
Сказав это, колдун закрыл себе лицо, как будто был угнетаем горестью сделанного им указания. При страшных словах его совершенное безмолвие воцарилось в народе. Трангуаль Ланек был последний, кого осмелились бы подозревать; он был любим и уважаем всеми за свое мужество, чистосердечие и великодушие.
Когда прошла первая минута удивления, в толпе сделалось большое движение; каждый спешил отодвинуться от мнимого убийцы, который остался один, лицом к лицу с тем, в чьей смерти его обвиняли. Трангуаль Ланек однако ж был по-прежнему бесстрастен; презрительная улыбка скользнула по губам его; он сошел с лошади и ждал.