Вот уже более двух месяцев, как с самого восхода солнца, когда мы выступаем в путь, и до заката, когда мы обычно останавливаемся, краснокожие следят за нами шаг за шагом; ни на одну минуту нам не удалось избавиться от беспокойных соседей, от которых не укрылось ни одно наше движение.
— Это верно, — согласился Джон Брайт, — но что же из этого, сынок?
— Проще ничего быть не может, ей-Богу! Они убедились, что мы постоянно настороже, а потому, если попробуют напасть на нас, непременно будут побиты. Разумеется, они убрались,вот и все!
— К несчастью, сынок, ты забываешь одно.
— Что же?
— Индейцы, вооруженные хуже, чем белые, боятся нападать на них, особенно когда предполагают, что им предстоит сразиться с противниками такими же многочисленными, как они, и кроме того защищенными телегами и тюками. Но здесь все совсем не так! С тех пор, как краснокожие наблюдают за нами, они тысячу раз имели случай пересчитать нас и, вероятно, не преминули это сделать.
— Правильно, — согласился Сэм.
— Итак, они знают, что нас всего четверо, а их по меньшей мере человек пятьдесят. Что могут сделать четверо, при всей своей храбрости, против такого многочисленного врага? Ничего. Краснокожие это знают и будут действовать соответственно: они не упустят случая, когда он им представится.
— Однако… — начал было молодой человек.
— Ты выпустил из вида еще одно обстоятельство, — с живостью продолжал Джон Брайт, — индейцы, как бы многочислен ни был неприятель, никогда не отказываются от нападения, не попробовав хоть раз захватить его врасплох.
— Действительно, — согласился Уильям, — это меня всегда удивляет в них. Впрочем, я и так разделяю ваше мнение, отец, и считаю, что принять меры предосторожности следует хотя бы для того, чтобы успокоить мать и сестру; уже одно это—достаточная причина, чтобы не пренебрегать ими.
— Хорошо сказано, сын, — похвалил переселенец. — Так возьмемся же за дело, не теряя ни минуты!
Мужчины разошлись и, закинув ружье за спину, усердно принялись за устройство лагеря.
Сэм с помощью собак согнал скот и повел его к реке, чтобы напоить.
В это время Брайт подошел к телеге.
— Ну что, Джон? — спросила жена. — Отчего мы стоим? О чем вы говорили так долго? Нет ли чего нового?
— Ничего опасного, Люси, — успокоил ее поселенец, — мы расположимся здесь на ночлег, вот и все.
— Ах, Боже мой! Я сама не знаю, отчего мне вдруг сделалось страшно, точно случилось какое-то несчастье.
— Напротив, все гораздо спокойнее, чем было за это время.
— Почему так, отец? — спросила Диана, высунув свое прелестное личико из-под холщовой занавески.
— Ужасные индейцы, которые так пугали тебя, душечка Диана, наконец-то решили оставить нас в покое; мы не видели ни одного из них в течение всего дня.
— Ах, тем лучше! — с живостью вскричала девушка, от радости захлопав в маленькие ладошки. — Каюсь, я не из храбрых, эти страшные краснокожие люди наводят на меня невообразимый ужас.
— Ну, так больше ты их не увидишь, я надеюсь, — весело произнес Брайт, но, успокаивая дочь, в глубине души думал совсем другое.
— Не угодно ли вам теперь выйти, чтобы мы могли вынуть из телеги все вещи?
— Вынуть все вещи? — повторила жена. — Зачем?
— Очень может быть, — ответил Брайт, не желая открывать настоящую причину, — что мы проведем здесь несколько дней, чтобы дать отдохнуть скоту.
— А-а! Ну хорошо, — согласилась она.
Едва женщины выбрались из телеги, как мужчины принялись вынимать из нее поклажу и складывать ее на землю.
Работа продолжалась около часа. Тем временем Сэм загнал скот, возвратившийся с водопоя, внутрь наскоро сооруженной ограды на вершине холма.
— Так мы расположимся на холме? — заметила миссис Брайт.
— Да, на холме, — ответил муж.
— Пойдем, Диана, — сказала миссис Брайт.