....
- Я должна ехать, - сказала Элисса. - Мы были слишком легкомысленны. - Нет, - сказал я, переходя на крик. - Нет! - Я же вернусь, - сказала она. - Я не отпущу тебя! Она не ответила. - Но ради меня! - взмолился я, уже теряя надежду. - Ради тебя и ради меня, - сказала она твёрдо.
- Не будь ребёнком, - сказала она ласково.
Она уехала.
....
Я сидел в вымершей комнате один как... ротмистр Струдель. Мне было нечем дышать, змея Время обрушилась на меня своей тяжестью, и мне было нечем дышать, она сдавила мне голову, стянула мне руки, и мне стало нечем дышать...
....
Я набрал номер. Подошла Елена. Мы поговорили немного, и я положил трубку. Я снял с вешалки плащ, выключил свет в коридоре, открыл входную дверь и закрыл её за собой.
When The Music's Over
Я написал оперу, её пели эльфы, и я узнал, что цветы могут танцевать. Сколько крови может вместить сердце? Оно вот-вот разорвётся. Сколько нот может вместить музыка? Я был один. Ветер обнимал мои плечи и говорил мне, что любит меня. Я был один, когда пришли слуги речной воды, чтобы вынести мебель из моей квартиры, я жался к тёплым батареям, и на губах моих были холодные губы ветра, он не забыл меня, милый. Как странно быть музыкантом, ведь это почти болезнь, и резать себе вены как струны в разграбленной квартире. Сколько пустоты может вместить сердце? Оно вот-вот разорвётся. Сколько тишины могут вместить ноты? Я видел, как кровь каплет на белый фарфор, я знаю вкус соли, но, боже мой, как это странно, слышать свой голос, когда поют эльфы, и знать, что вокруг тишина...
....
Курс наглядной философии магистра изящных наук Скарамуша
Суконщик Рюссель был известен как неплохой пловец. Однажды ему удалось доплыть до острова Лемнос, а ведь это весьма далеко. Однако выйти на берег ему не разрешили местные женщины, сославшись на то, что он неодет. На обратном пути Рюссель был похищен царицей Амфитритой, и о дальнейшей его судьбе нам ничего не известно. "Если ты вышел покурить, то это вовсе не значит, что ты непременно вернёшься к обеду", - любил говаривать Иоганн Гельвеций. И в этом он был прав, как впрочем, и во многом другом.
......
Он пришёл под ночь. На улице моросил дождь. Не лучшее время для визитов. Когда раздался звонок в дверь, я едва удержался, чтобы не закричать. Уже третий день я ждал Элиссу. Я бросился открывать, прибирая набегу волосы, и уже улыбался, ожидая увидеть... совсем не то, что увидел. Звук, который вырвался из моей гортани, мало походил на приветствие и скорее всего обозначал слово "ой". - Ой, - сказал я. Пришедший, - а это был никто иной как владелец (законный) нашей квартиры, - явно смутился реакцией, которую вызвал у меня его приход. Он виновато хихикнул и сказал: "Добрый вечер". Я догадался, что следует пригласить его войти. - Спасибо, - вежливо сказал он и вошёл. И сразу же стал снимать обувь. - Ну и погода, - пробормотал он, сковырнув с носка ботинка комочек грязи. Потом он разогнулся, снял куртку, размотал кашне, пристроил и то и другое на вешалке и, кашлянув, попытался заглянуть из коридора в комнату. - Я, наверное, не ко времени? - осведомился он, напряжённо выдавливая улыбку. - Э-э-э... Нет, - сказал я. Мы вошли. Он осторожно присел на софу, сделав при этом такое движение, как будто проверял, выдержит ли она его вес. Я не торопил его с объяснениями. Он тоже не торопился, видимо, не в силах сообразить, с чего лучше всего начать. И начал с фразы, от которой сам же невероятно сконфузился. - А я вот пришёл жить. - Да? - сказал я. Он принялся тереть нос, время от времени усмехаясь. Завершив это полезное занятие, он объяснил мне, в чём дело. Его выгнала жена. Теперь ночь, и идти ему некуда. И жить ему больше негде, так что даже если бы она выгнала его днём, он всё равно пришёл бы сюда. Он очень извиняется, и ему неловко, что так получилось. Может быть, мы уедем отсюда? То есть переедем куда-нибудь? На софу он не ляжет, а устроится на полу. Ему очень жаль, что раскладушка осталась у жены, но возвращаться за ней ему не хотелось бы. Вот вкратце и всё. И мы стали жить вдвоём. Я принялся искать другую квартиру. И вскоре нашёл. Теперь я должен был дождаться Элиссу. Готовить не хотелось, и мы перешли на пакетные супы и брикетные каши. Полотенце в ванной покрылось сероватыми пятнами, на подоконниках лежала пыль. Матрас на день не убирался с пола, лежал, свёрнутый толстым рулоном, из которого торчали края простыней и покрывала. Мебели почти не осталось. Один стул и софа, письменный стол и тумбочка под телевизор, но без телевизора. Не было ни проигрывателя, ни магнитофона, ничего. Беззвучие. Я каждый день ждал, что она приедет сегодня, и все наши вещи перевёз на новую квартиру. Между тем, день проходил за днём, и вечер за вечером. Мой постоялец иногда расхаживал по квартире в майке. Бегали тараканы, непонятно откуда набежавшие. Стало тесно. Каждый вечер я возвращался сюда, - если днём уходил по делам, - варил пакетный суп, резал селёдку на газете, курил, не открывая окна, и часами сидел за кухонным столом, пил пиво или водку. Или портвейн. Дождавшись двух часов ночи, я поднимался и, одевшись, уходил на ночлег к Елене. Возвращался всегда рано утром, не позже половины восьмого. Я не мог никуда уйти отсюда, - почему-то я боялся просто оставить адрес. Я должен был дождаться Элиссу.
....
Учитель танцев маэстро Ногиврозь сидел на полу и монотонно смеялся. - Если человек смеётся без всякой видимой на то причины, то он либо смеётся над тем, как устроен мир, либо он свихнулся всерьёз. Так сказал Путешественник Проездом из Кёльна в Гаммерсбах. - Да разве вы не видите, что он притворяется! - с досадой воскликнул Хитроумный Венецианец. И все отправились пить чай с печеньем. Маэстро остался один. Он продолжал монотонно смеяться. Вероятно, над тем, как устроен наш мир.
.........
Она переступила порог и замерла. И я не издал ни звука, и не потому, что в комнате спал мужчина, - я забыл о нём, - просто... я смотрел на неё, а она смотрела на меня, и мы молчали. Сколько раз я представлял себе, как она входит, как я встречаю её и принимаю в свои объятия, и мы стоим, обнявшись, и, может быть, плачем... Если бы я не ждал её так долго, я сказал бы: "Она вошла так нежданно!" Она присела рядом со мной и зачем-то поправила покрывало, и я потянулся к ней, и мы встретились губами. И только тогда мы поняли, наконец, что мы вместе. Навсегда. Спавший мужчина застонал и, натягивая на голову измятую простынь, беспокойно заворочался. Элисса спросила шёпотом: "Кто это?" - Он сюда жить пришёл, - прошептал я. - А мы? - А мы сейчас встанем, тихонько выйдем, оденемся и уйдём. - Мы больше не будем жить здесь? - и снова её губы.
Мы тихонько вышли из комнаты в коридор. Я открыл дверь. Мы вышли из квартиры, и замок защёлкнулся. И мы ушли. А ключи я оставил под зеркалом в прихожей.
Две цитаты из Борхеса
- Входи, - сказал я, пропуская Элиссу вперёд. - Выключатель слева. Она включила свет. Я вошёл за ней. Она оглядывалась по сторонам. - Это наша новая квартира, - сказал я. - Высокие потолки, правда? Она кивнула. - Шикарная квартира. Досталась нам почти даром. Пойдём в гостиную. ....................... Мы быстро договорились, что приготовить на ужин. Потом мы стояли у открытого окна, созерцая ночную панораму набережной: имперские бастионы зданий, сверкающие башни высоток, огоньки машин. Элисса сказала: "А ведь кто-то жил здесь в те годы, для кого-то всё это строилось". - Эпоха в стиле ампир, - сказал я. - Подражание Ришелье, но невысокого уровня. - Наверное, мы всё упрощаем, - сказала она, - Ведь люди жили. - Ох уж мне эта ностальгия, - вздохнул я. - Возвышенная грусть ночных парков классицизма, белые колоннады, опушённые снегом ветви, фонари, сигнальные огни вокзалов, гудки поездов... "повсюду чаши со святой водой, темно, блаженство этих мест - особая радость расставаний, отречения и тех, кто спит". Кстати, подойди к книжной полке. Ну подойди же. Она подошла. - Возьми Борхеса. Новелла о воине и пленнице. Элисса стала искать. - Нашла? Вторая страница. Что там сказано о монгольских завоевателях Китая? Элисса провела пальцем по странице сверху вниз. - Что они... "Мелькнула мысль о монгольских всадниках, собиравшихся превратить Китай в бескрайние пастбища и состарившихся в городах, которые некогда они намеревались разрушить..." И что это значит? - А теперь здесь будем жить мы, - сказал я. - Мы всегда возвращаемся. Когда-нибудь мы возвращаемся в свои города. Она положила книгу на подоконник. Она смотрела в окно.
Чтобы переменить обстановку, иногда достаточно просто выключить свет.
На пустынном берегу моря вблизи города Александрия лежал полый ствол поваленного дерева, - сердцевина его сгнила, и в полости поселился отшельник. И однажды к нему пришли люди и просили продать им его жилище. Когда же отшельник ответил им отказом, они пригрозили, что отнимут у него это дерево силой. - Для чего вам это нужно? - спросил отшельник. - Мы сделаем из этого дерева доски, - отвечали люди. - А для чего вам доски? - Мы сделаем из них бочку. - Хорошо, - согласился отшельник. - Я отдам вам его. Но с одним условием. В городе у меня есть друзья, продайте им готовую бочку, и пусть они доставят её сюда. Расскажите им, как было дело, - и он сказал им, где найти его друзей. И эти люди согласились и, забрав дерево, ушли. Прошло некоторое время, и они вернулись, катя перед собой бочку, и оставили её отшельнику. И он поселился в ней. - Изменить форму бутылки, ещё не значит изменить её содержимое, говаривал Хитроумный Венецианец, большой знаток и тонкий ценитель классических вин.