Он так расшибся, что умер через полчаса!
— Что же вы сделали?
— Что же мне было делать? Мне оставалось только пойти к твоей матери и сообщить ей о случившемся. Она уже и так наполовину обезумела от горя — смерть твоего отца сильно потрясла ее, — теперь же пришла в полное отчаяние. Капитан был ее другом, а меня она терпеть не могла.
— Продолжайте, пожалуйста, — сказал я.
— Я делал все возможное, чтобы облегчить участь твоей матери. Нас оставалось только трое — она, я да ты. Тебе было уже около трех лет. Твоя мать и прежде ненавидела меня, теперь же ненависть ее увеличивалась с каждым днем. Она не могла забыть смерти твоего отца, к которому была глубоко привязана, страшно тосковала и через шесть месяцев умерла. На острове остались ты да я. Теперь ты знаешь все — и, пожалуйста, не расспрашивай меня больше об этом!
ГЛАВА X
Джаксон откинулся на постель и умолк. Я тоже молчал, размышляя о всем, что он мне рассказал. Подозрения мои насчет его правдивости все увеличивались. Мне не нравилась та поспешность, с какой он закончил свой рассказ. Последнее время я положительно начинал чувствовать влечение к Джаксону и относился к нему все более и более доброжелательно, но теперь в душу мою вкралось сомнение, и прежнее чувство неприязни вновь проснулось во мне. Выспавшись, однако, за ночь, я пришел к заключению, что сужу его слишком строго, и так как ссориться с ним было бы глупо, то наши отношения остались по-прежнему дружелюбными, тем более, что сам он становился все сердечнее и добрее ко мне. Однажды я читал ему описание обезьяны, в котором было сказано между прочим, что это животное любит спиртные напитки и часто напивается допьяна. При этом я почему-то вспомнил, что не сообщил еще Джаксону о бочонке, прибитом к берегу вместе с ящиком. Джаксон очень заинтересовался им и объяснил мне, как пробуравить в нем дырку и затем заткнуть ее колышком. Любопытство мое было возбуждено, и я немедленно отправился к тому месту, где лежал бочонок. По совету Джаксона, я захватил с собой ковшик. Пробуравив две дырочки, я увидел, что жидкость, вытекавшая из отверстия, была коричневого цвета и с очень сильным запахом, который так ударил мне в голову, что я пошатывался, возвращаясь к хижине. Я сел на камень отдохнуть и попробовал жидкость. Мне показалось, что я проглотил огонь. «Неужели это то, что Джаксон называет водкой? — подумал я. — Кто же в состоянии это выпить?» Я проглотил не более столовой ложки, но так как надышался винными парами, нацеживая жидкость из бочонка, то голова моя сильно кружилась. Я лег на утес, закрыл глаза и заснул. Когда я проснулся, солнце близилось к закату. Голова у меня сильно болела. Сначала я не мог сообразить, где я нахожусь, но, увидя ковшик с жидкостью рядом со мной, вспомнил все, что произошло; тогда я встал и поспешил домой. Подходя к хижине, я услышал голос Джаксона.
— Это ты, Франк?
— Я!
— Что тебя задержало так долго? Как ты напугал меня. Прости, Господи: я уже думал, что случилось несчастье, и что мне придется умереть с голоду!
— Почему вы это думали?
— Ты мог как-нибудь погибнуть, и тогда мне, конечно, пришлось бы умереть. Мысль остаться здесь одному была ужасна!
Мне пришло в голову, что все его волнение касалось лично его. Он ни разу не упомянул о том, что пожалел бы меня, если бы со мной случилось несчастье. Но я ничего не сказал и просто сообщил ему о случившемся, прибавив при этом, что то, что содержит в себе бочонок, очевидно, негодно для питья.
— Ты принес мне немного этой жидкости? — резко спросил Джаксон.
— Вот! — сказал я и подал ему ковш.
Он понюхал жидкость, поднес ее к губам, отпил почти стакан и перевел дух.
— Какая прелесть! — сказал он.