— Мне совсем не хотелось бы возобновлять разговор с помешанным специалистом по туалетным росписям, но объяснять этому корнеплоду, для чего мне потребовался его самокат, хочется еще меньше.
Роджер осторожно приблизился к светящейся пульсирующей жилке и увидел, как она расширяется, быстро и нежно обволакивает его, словно мыльная пена, потом вновь быстро раскрывается и пропадает у него за спиной. Он стоял в темноте, небо перерезалось зарницами, как во время праздничных фейерверков. В воздухе что-то грохотало, гремело, ухало и время от времени взрывалось.
—Что-нибудь празднуют, — догадался Роджер, вдруг обратив внимание на то, что стоит почти по колено в холодной воде. — Интересно, по какому поводу…
Он протянул руки и обнаружил, что находится в грязной, почти отвесной траншее, закрывающей его с головой. Мокрая стена окопа отражала какой-то слабый огонек впереди. Он похлюпал к нему, повернул направо и оказался перед обитой деревянными брусьями дверью, заваленной мешками с песком. Внутри за столом, сооруженном из перевернутых ящиков, сидели трое и резались в карты. Свет шел от свечки, прилепленной прямо к доске.
—Эй, малыш, заползай к нам, — пригласил один из играющих, молодой мужчина с желтым, тонким лицом, одетый в расстегнутый жакет горчичного цвета. — Большой Отто может ударить с минуты на минуту.
—Ну-ка, ну-ка, парень, — отозвался второй в подтяжках поверх шерстяной поддевки, шлепнув картой о стол, — может, тебе известно их чертово расписание?
Третий, верзила в серо-зеленом уставном кителе, аккуратно положил карту на доску и пыхнул своей гигантской трубкой.
—А, новичок, — приветствовал он сердечно. — Заведи-ка свой карманный патефон.
—О нет, не сейчас, — ответил Роджер, нерешительно входя в зыбко освещенное помещение. — Послушайте, ребята, не могли бы вы рассказать мне, где я? Понимаете, моя… машина сломалась по пути на… новое место работы…
Громкий смех заглушил объяснения Роджера.
—Новая работа, говоришь! — подмигнул тот, что в подтяжках. — Да здесь, кажется, только одна работа, парень.
—Хорошо, когда у человека есть чувство юмора, — согласился горчичный жилет.-Ты из какого, подразделения будешь?
—Презабавный малый, — подытожил верзила важно. — Ты должен отгадать загадку. Зачем гунн переходит улицу?
—Подразделения? — переспросил Роджер в сомнении. — Боюсь, что не из какого.
—Поперли, стало быть? Плохо дело-то… Ну, можешь здесь прилечь.
Его голос потонул в оглушительном грохоте, последовавшем после мощного взрыва, от которого задрожали стены землянки.
—Верзила-шутник смахнул со стола осколок снаряда.
—Чтобы было, куда попасть в следующий раз, — пояснил он торжественно и продолжил: — Короче, один мэн говорит другому: «Кто эта леди, с которой я тебя видел прошлой ночью?»
—Что происходит? — спросил Роджер, пытаясь счистить грязь со щеки.
—Что там может происходить, малыш? Опять эти фрицы бомбят.
—Фрицы? Вы имеете в виду немцев? Что, разве началась война?
—Все ясно, контузия, — определил худосочный. — Плохо дело, хотя, может, это и к лучшему. Какое-то развлечение.
—И все-таки, где я? — настаивал Роджер. — В каком месте?
—Не нервничай, парень, ты в хороших руках. Сен-Мишель, группа прорыва. Через пару минут перестанут бомбить, и тогда поговорим как следует.
—Прорыв Сен-Мишель? — переспросил Роджер. — Но ведь такой существовал в Первую мировую войну.
—Какую мировую войну?
—Первую. В тысяча девятьсот восемнадцатом.
—Верно, малыш. Двенадцатое сентября. Паршивый денек, скажу тебе. С удовольствием поменял бы его на другой, получше.
—Но это невозможно. Ведь сейчас тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год. Вы отстаете на две войны.
—Ну и ну —у парня поехала крыша, — прокомментировал в подтяжках.