– Обмундировывайся…
Оказывается, что очень отвык от одежды – и не в положительном смысле. Мне показалось, что, одеваясь, я окончательно возвращаю себе ту часть достоинства, которую у меня сумели-таки отнять… Ведь из таких переделок без ущерба для души не выходит никто.
Я легко отыскал кожаную куртку со свободными рукавами, капюшоном и шнуровкой спереди, кожаные клеши со вшитым ремнем с костяной пряжкой, сапоги – под колено, с завязками по верхнему краю. Почти не удивился, когда увидел и бригантину из толстых полос кожи, сшитых внахлест, и леворучную крагу для фехтования. Считай, точно такие, как были у меня… Но вот что меня изумило несказанно, так это то, что я, перебирая оружие, нашел свой палаш.
Ну конечно, это мне сперва так показалось, что свой, – из парной лопасти торчала дага, и я, сняв перевязь со стены, почти с мистическим чувством различил на яблоке рукояти округленную свастику! Из чехлов на ремне торчали три метательных ножа. На миг мне почудилось, что я держу в руках каким-то чудом возродившееся и попавшее сюда мое оружие.
Но в следующую секунду я различил, что плетение совсем иное – на рукояти… и раковины, защищавшие ее, были не в продольных ребрах, а в мелких ямках… И все-таки, обнажив лезвие, я ощутил восторженный толчок: да! Это было оружие. Настоящее. Мне показалось, что оно ждало меня с тех самых пор, как его выпустил из руки прежний хозяин. И я был почти уверен: он умер достойно.
Я рывком затянул пояс и обернулся. Кристо тоже уже был одет и сейчас перетягивал кудри найденной повязкой. На поясе у него висели длинный охотничий нож и простой неширокий меч, к голенищам таких же, как у меня, сапог были притянуты ремешками фехтовальные парные кинжалы.
– Вот, – сказал он, притопнув ногой.
– Орел, – без насмешки ответил я. – Давай-ка зимнюю одежду посмотрим. Снаряжаться – так по полной программе…
…«Зимку» мы тоже нашли быстро, она лежала на тех же скамейках – на несколько вкусов и размеров. Мы молча упаковывали ее в вещмешки, по временам на всякий случай прислушиваясь.
Тихо было в доме. Тихо в городе.
Наконец все было упаковано. Я посмотрел на Кристо. Он – на меня.
Не знаю, как он, а я понял – мы просто боимся выйти из дома-тюрьмы навстречу неизвестности.
Я лязгнул палашом в ножнах. И этот знакомый звук окончательно стер последние остатки опаски.
– Пошли, – не сказал – скомандовал я.
На улице вовсю светила луна. Пыль под ногами казалась алюминиевой, было жарко, то ли с отвычки в коже, то ли на самом деле. И – пусто. В обе стороны тянулись заборы с калитками, один в один похожие на тот, за которым я просидел три месяца.
– Куда пойдем? – спросил Кристо. Я начисто не знал, что ответить, но виду подавать было нельзя. Впрочем, по-моему, грек и не надеялся выбраться, а просто хотел погибнуть свободным.
А я внезапно вспомнил тот периодический «самолетный» звук. И что-то такое забрезжило впереди, словно слабенький огонек карманного фонарика в чаще леса.
– Кристо, – медленно сказал я, – ты все-таки был свободней меня… Помнишь такой гул? Ну, как будто…
– Как будто самолет на полосу выруливает? – быстро спросил Кристо. – Каждые три часа с шести утра до шести вечера? Да, помню, конечно.
– Ты можешь определить, откуда он слышался? – Кристо кивнул. – Пошли туда…
Город Света был запутанным лабиринтом чистых и безлюдных улиц. Бесшумными они не были – мы часто слышали шум гулянок и музыку из-за заборов, но в целом это было даже странно: вот так гулять в Оплоте Мирового Зла…
Кристо вел меня довольно уверенно, но часто останавливался, нервно оглядываясь и прищелкивая пальцами. Я не торопил его, хотя уходило время, и пытался сам в себе разобраться: откуда эта надежда? На что она вообще?
Делать в сложных ситуациях полезней всего то, что первым делом приходит в голову. Это и было единственным оправданием.
– Кто-то впереди, – сказал Кристо, прижимаясь к стене. В руках у него оказались кинжалы. Я выругал себя (задумался, кретин!) и влип в стену рядом с ним.
В самом деле. Такая же залитая луной фигура, как и все вокруг, двигалась нам навстречу. Странно двигалась – не шла, а брела, жутковато и вяло. Но именно по этой жутковатой вялости я узнал Дурака. Виденного единственный раз – запомненного навечно.
Сведенный с ума мальчишка двигался нам навстречу, временами присаживаясь, и, что-то бормоча, начинал пересыпать в ладонях пыль. Кристо подался ко мне, и я, положив ладонь ему на плечо, отодвинул грека в сторону, а сам вышел на середину улицы.
Дурак скользнул по мне равнодушным, внутренним взглядом и остался стоять, словно я был непреодолимым препятствием – чуть покачиваясь и тихонько гудя. Я почувствовал, как на коже по всему телу волоски встают дыбом. От ужаса. Жалости, если честно, я не испытывал, только ужас перед мыслью о том, что это существо было когда-то бойцом – и, видимо, отважным бойцом! – человеком с надеждами, увлечениями, любовью…
– Подожди, – тихо сказал я, правой рукой доставая дагу. Левую руку я положил на лоб Дураку, откинув спутанные волосы и чуть отклонив голову назад. – Сейчас все кончится.
Не знаю. Лично я был бы благодарен любому, кто вырвал бы меня из такого существования. Не жизни, нет… Не смерть страшна, а унижение…
Дага вошла в солнечное сплетение Дурака до упора.
На миг он согнулся. Тихо кашлянул и поднял на меня неожиданно очистившиеся глаза. Больше не кусочки туманного стекла, а человеческие глаза, в которых были боль и… благодарность.
– Меня зовут Клаус, – выдохнул он по-немецки. – Спасибо…
* * *Кристо ориентировался в этом городе намного лучше меня. Удивительно, но он в самом деле вывел нас туда, откуда доносился звук. И я сразу понял, что звук этот мог доноситься отсюда, и только отсюда. Ниоткуда больше.
Здание, стоявшее в центре небольшой площади, было тут не более уместно, чем космический корабль в первобытном племени. Большое колесо – глухое, без окон, – вызвавшее у меня в уме слово «синхрофазотрон», было увенчано четырьмя решетчатыми башнями. В вышине между ними сиреневым светом переливался электрический крест.
Странно, что это здание мы увидели только сейчас. Уж башни-то должны были торчать на виду в любой части города…
– Электричество, – выдохнул Кристо. – Господи святый благой всемогущий! Это электростанция! Вот оно откуда!
– Не думаю, – покачал я головой. – Точнее – это не только станция… Пойдем, Кристо.
– Что ты задумал? – впервые поинтересовался он.
– Пока не знаю, – отрезал я. – Пошли…
Дверь – точнее, большие ворота с дверью в них – нашлась, когда мы слегка обогнули здание. Выйди мы из другой улицы – уперлись бы точнехонько в них.
Дверь оказалась открыта, и, если вдуматься, ничего странного в этом не было. Во всем городе никто не мог сюда проникнуть с враждебными целями.
Кроме нас.
Сразу за дверью начинался коридор, плавным изгибом уходивший влево и вправо. Его освещало странное сияние, и мне понадобилось усилие, чтобы понять: светятся электрические лампочки. Самые обычные, в прозрачных плафонах, вмонтированные в потолок через каждые десять шагов.
– Я же говорил, что это электростанция, – выдохнул Кристо, но я его уже не слушал. Я внимательно разглядывал пол коридора и мог поклясться, что он поднимается. Плавно, но явственно.
– Пошли. – Я щелкнул пальцами, и звук запрыгал по коридору. – На… право.
И достал палаш.
Чувство легкой нереальности происходящего не оставляло меня.
* * *В сущности, все это здание было одним кольцевым коридором, уводившим на крышу, в свою очередь представлявшую собой открытую галерею с перилами по краям.
Главное было во внутреннем дворике, где несколькими концентрическими кругами стояли удобные скамьи со спинками. Ряды поднимались от краев к центру и сейчас почти все были пусты. Десятка три арабов, сидевших и неторопливо ходивших внизу, терялись в этом большом пространстве.
Они смотрели на экраны – большие, каждый метра по четыре в диагонали, – четвертым кольцом опоясывавшие пространство стен. Большинство экранов были либо пусты, либо показывали лес, луга, горы – короче, пейзажи. Но на некоторых перемещались люди… а в нескольких местах я увидел схватки. Именно за последними экранами и наблюдали арабы.