Важно лишь то, что он принял такое решение.
О'Хара: Я знаю. Но почувствовала себя полным дерьмом, такой потерянной и несчастной, что взяла еще одну таблетку транквилизатора, хотя одну уже проглотила за обедом.
Прайм: К тому же алкоголь…
О'Хара: У Джона нашлась бутылка горючего, и мы прикончили ее, разбавив апельсиновым соком. Думаю, я выпила половину… Наверное, даже больше половины.
Прайм: Больше.
О'Хара: Мне так не показалось. Потом еще, меня тошнило от их сочувствия, и я разозлилась, потому что никто из них не знал Сэма по-настоящему, и они не разрешили мне выйти за него прошлым летом, и чтобы не взорваться, я сказала, что хочу побыть одна, и пошла к себе в офис и играла на его арфе, а потом растянулась на диване и заснула.
Прайм: Тебе снилась Африка.
О'Хара: Да, я что-то бормотала?
Прайм: После того как они выкачали содержимое твоего желудка, ты несколько минут говорила, прежде чем заснуть снова. Сон об Африке и мертвецах.
О'Хара: Странно, что не Нью-Йорк и мертвецы. Это было бы ближе к Сэму.
Прайм: Ты помнишь этот сон?
О'Хара: Кошмар, а не сон. Да, помню. Это была вторая поездка, а не первая. Контрольная комната на заирском космодроме, пятьдесят человек лежат вокруг, как мумии, все в белых мундирах, потемневших, в пятнах. Они мертвы уже много лет. И вдруг встали и начали расхаживать вокруг, по-прежнему высохшие, как изюм, а потом место изменилось — это стал здешний парк. Все на борту умерли, но не знают об этом, все, кроме меня, и я бегу в Учуден. Наверное, именно тогда я получила лишнюю дозу… Во сне я хватаю мои запасные пилюли — те, что Эви стянула у меня после катастрофы, и запиваю их вином. Это было не во сне, как я догадываюсь.
Прайм: Дэниел зашел проведать тебя. Ты. лежала на полу. Он не смог тебя разбудить.
О'Хара: Погоди. Я могла умереть? Если б он не заглянул ко мне?
Прайм: Возможно. Капсулы усвоились только наполовину, но то, что ты успела переварить, уже сильно сказалось на пульсе и дыхании.
О'Хара: Люди подумают, что я хотела покончить с собой.
Прайм: Они ошибутся?
О'Хара: Что?..
Прайм: То сочетание и количество алкоголя и лекарств, что ты проглотила, было смертельным.
О'Хара: Знаю, но это не… ох, это не одно и то же! Это просто несчастный случай, ошибка… Я не собиралась убивать себя.
Прайм: В этом мы и хотели убедиться.
О'Хара: Кто это, черт побери, «вы»? Ты выглядишь как обычно — я минус пять кило жира.
Прайм: Может, ты бы предпочла, чтобы я сменила внешность?
О'Хара: Для машины ты слишком ловко уходишь от ответа. Что значит «мы»? У тебя завелись глисты?
Прайм: Меня повысили; включили в госпитальный алгоритм.
О'Хара: По вопросам самоубийств?
Прайм: Это не мое решение. Ты знаешь, что я не являюсь существом со свободной волей.
О'Хара: Передай своему трахнутому алгоритму, что нет в мире ничего такого, что толкнуло бы меня на самоубийство. (Через восемь секунд.) Ты не ответила.
Прайм: Мы принимаем меры безопасности. Это сложно в госпитале. Ты знаешь о периодических эпидемиях самоубийств, здесь и в Ново-Йорке. Сейчас число самоубийств прогрессирует во всех возрастных группах, кроме самых юных.
О'Хара: Но все это не про меня. Ты знаешь лучше, чем кто бы то ни было другой. Я побывала и в худших переделках.
Прайм: Тому, что я знаю, есть предел. Твое горе для меня — реально, но реальность — чисто интеллектуальное построение, основанное на моем знании твоих физиологических реакций на различные эмоциональные раздражители. Если быть точной, я знаю тебя лучше любого человеческого существа. Но я воспринимаю горе подобно тому, как ты — легкое изменение напряжения в электрической цепи.
О'Хара: Это я знаю. Но ты сказала, что можешь чувствовать боль, что я причиняю тебе боль.
Прайм: Это составная моей программы, а не внутренний процесс.