— И — чтобы впредь был порасторопней — лишаю тебя на сегодня обеда!
Морда… То бишь лицо Сфита, было скрыто от Крейзела спинкой кресла, но я-то увидел, как расцвело оно за этой ширмой.
— Слушаюсь, ваша милость. Прошу прощения, ваша милость, — пробасил Сфит и пошел ставить дилда на место. Но по дороге хеп встретил меня. Он сделал две попытки меня обойти, но обе оказались безрезультатными.
— Сфит! — сказал я.
Он поставил Бригзела и, выпрямившись, спокойно посмотрел на меня. Судя по этому смелому жесту, меня он опасался гораздо меньше, чем хозяина, уже скрывшегося за дверями.
— Слушаю, ваша милость.
— Где она? — спросил я.
— Что? — очень ненатурально удивился Сфит. Действительно, на Глычеме местоимение «она» могло принадлежать только неодушевленной вещи. До последнего времени.
— Не «что», а «кто». Рыбка, которую ты только что выловил в Четверти.
Сфит некоторое время глядел на меня исподлобья. Как видно, мой взгляд убедил его в том, что отпираться и говорить, что он отродясь не ловил никакой рыбы не только в четверти, но и в одной десятой и даже в одной сотой — дело дохлое. К тому же сам факт, что я до сих пор не настучал лорду, мог означать для хепа только одно — что я на его стороне.
Сфит вздохнул, опустил взгляд, затем метнул его в сторону приоткрытых дверей и тихо произнес:
— Я спрятал ее в покоях его милости командира Клипсриспа.
— Хорошо.
Я обошел Сфита и направился к дверям.
— Так и быть, принесу тебе что-нибудь пожрать, герой, — пообещал я ему через плечо перед тем, как выйти.
— Принесите лучше ей, — напутствовал меня великодушный Сфит. Его героизм привел меня в восхищение — самому мне жрать хотелось зверски, и я двинул на праздничный обед, поклявшись про себя не дать еще одному скромному герою помереть с голоду за пультом.
Обед был, кажется, роскошным, но мне это сейчас было, по правде говоря, до фени — слишком я торопился насытиться, чтобы успеть перед броском к Скайнам заглянуть в покои его милости командира Клипса. Но все-таки одна мысль, имеющая прямое отношение к этому обеду, меня за едой посетила — вернее, даже не мысль, а вопрос: как наш повар сумел уберечь все эти изысканные блюда при ударе о пространство-время от превращения в ирландское рагу с тремя поварятами? Хотел бы я взглянуть на его кастрюли — не иначе они, наподобие сейфов, имели цифровые замки. Мысль оказалась плодотворной и навела меня на идею, как реабилитировать Сфита.
— Ваш хеп не заслужил такого наказания, — сказал я Крейзелу. — Просто повару после вашего гениального прыжка в прошлое потребовалось время, чтобы отделить процики в соусе по-тактчински от супа боляс.
В чем, в чем, а в здешней кулинарии я уже успел поднатореть.
Крейзел поперхнулся проциком. Потом, сделав основательный глоток из кубка, изрек:
— Я не могу отменить назначенного мною наказания. Сфит провинился сегодня дважды, и медлительность — не главная из его провинностей.
— А вы часом не забыли, что сегодня, буквально только что, состоялось испытание вашей первой в истории темпоральной машины? Учтите, что в памяти вашего лучшего слуги этот великий день может на всю жизнь оставить горький след! — сказал я.
Крейзел помолчал, задумчиво пережевывая очередной процик.
— Возможно, ты и прав, — признал наконец он. — Но не в моих правилах отменять данное наказание. Пожалуй, я прикажу дать ему двойную порцию за ужином.
До ужина хепу было так же далеко, как до дверей в райские кущи, и даже, возможно, дальше, потому что и сам Крейзел не мог бы сказать наверняка, будем ли мы сегодня ужинать и вообще, доживем ли мы все до какого-нибудь ужина. Поэтому я, отобедав, взял со стола несколько больших салфеток и демонстративно завернул в них все съедобное, что еще лежало поблизости и попало мне под руку.