Юдка замахал руками - вернее, попытался замахать, но руки у него, как и у меня, слушались неважно.
- Та что вы, пане сотнику! То такие хлопцы, что с ними не шаблей воевать!… Нет, пане сотнику, давайте так уговоримся: хочете панночку выручать - будете слушать, что Юдка присоветует. Черкасами командовать - то панское дело, а вот через Рубеж идти…
Перед моими глазами на секунду помутилось, лица собеседников расплылись. Накатила горячая волна - через Рубеж идти! Вернуться! Вернуться домой, в мир понятный и простой, туда, где я потерял все, что имел, и приобрел нечто, совсем, как оказалось, ненужное. Вернуться туда, а здесь оставить мертвых к'Рамоля и Хостика.
Вернуться!
- …Добре, добре, мой зацный пан, полсотни, може, и пропустят… А лучше десяток. Та и с кем пан сотник там воевать собирается? Народец мирный, незлобивый. А одного пана Мацапуру злапать-повязать - ведь десятка черкасов хватит?
Юдка говорил совершенно искренне - но даже я, далекий от местных представлений о чести, понял, что он издевается. Сотник Логин задышал тяжело, будто бык на корове:
- Ты, заризяка, болтай-болтай, а меру знай! Али забыл, как палю встромляют?
Юдкины глаза на мгновение сузились. Он не забыл.
- Да, и еще, моцный пане сотнику… Я-то визу выправлю, только как бы зацный пан, моей добростью воспользовавшись, не содрал бы тут же шкуру с бедного Юдки?
Логин сверкнул глазами - точно, пан сотник именно так и собирался поступить. С незначительными вариациями - ну там содранная шкура, осиновый кол, вспоротый живот…
- Так вот, пане сотнику, нехорошо это. Потому как Юдка, себя не жалея, дочку вам возвращает…
Юдка забыл уточнить, каким образом сотникова дочка попала в беду!
- Давайте так договоримся: Юдка визу выправит, а зацный пан поклянется перед иконою, что Юдку, живого и невредимого, на ту сторону возьмет. Там и сочтемся.
Сотник подумал. Морщины на его необъятном лбу понемногу разглаживались:
- Ты, душегуб, так и так с нами пойдешь! А то чорты знают, куда заведешь нас. Вот если правильно заведешь, да Яринку там отыщешь - тогда поговорим… мое слово - железо…
- Пусть так, пане, - неожиданно легко согласился Юдка. - Вместе, стало быть, и пойдем. Я визу справлю, через Рубеж проведу, пан Рио нас поведет в том Сосуде… по тем землям, стало быть, по пеклу, - бывший надворный сотник усмехнулся. - По рукам?
Сотник, помолчав, кивнул.
- От и добренько! - радостно задребезжал Рудый Панько. - Вишь, пане сотнику, не зря ты старого пасичника послушал, ох, не зря, еще внучков тетешкать будешь… Натетешкаешься вдосталь, - и, без всякого перехода, забормотал под нос не то стишок, не то песенку:
- Ой продала дивчина сердце,
Та й купила черкасу седельце.
Седельце за сердце купила -
Она его верно любила…
- Только, панове, еще одно, - сказал Юдка, дождавшись, пока старикашка допоет. - Еще самая малость… Визу заверить надо у владыки.
Я впервые увидел, как удивляется сотник Логин:
- У владыки?! Митрополита?! Твою нечистую, чортову, жидовскую визу?!
- Вэй, пане, при чем тут митрополит? К царице ехать надо!…
Кровь бабахнула сотнику в лицо, алым залила лысину:
- То ты… сучья кровь… песий выкормыш… издеваешься?!
- Ой, зачем гневаться, пане, - ласково запричитал старикашка. - Зачем беспокойство творить, раз пан Юдка правду сказывает? То пан Юдка не придумал. До царицы надо ехать, ну и что ж такого, до Питербурху, были уже хлопцы, ездили. То не штука. Ничего такого, ну, возьмете пана Рио и слетаете, великое дело, до царицы…
Смотреть на сотника было интересно. Забавно было смотреть, чтобы не сказать смешно. И когда я в последний раз искренне, беззаботно смеялся?
Вероятно, то было еще до заклятия.
* * *
Нас с Юдкой не стали возвращать в подвал. Поселили порознь, кормили хорошо, дали возможность помыться и переодеться, но под каждым окном денно и нощно стоял воин при полном вооружении. Мне даже жаль их сделалось, честное слово. Куда мне бежать?
Новая встреча с Паньком случилась ночью, посреди ровного заснеженного поля. Мы снова остались вчетвером - стражники отступили далеко за грань видимости. Небо, почти полностью заваленное тучами, почти не давало света, зато снег, казалось, светился сам по себе.
- Отче наш, карандаш, як наш, так ваш, як тут, так там, по колена каптан, моли Бога, гетьман…
Продолжая рассеянно бормотать, Рудый Панько сунул руку в карман, так глубоко, что, казалось, сейчас дотянется да собственной пятки. Бездонные у него карманы, что ли?
- Ай, ай!
Кричал не Панько. И, разумеется, не сотник Логин, да сотник и не сумел бы издать такого тонкого, противного звука. Юдка молчал, и я молчал, а кричало то, что оказалось у Панька в руке.
- Цыть, капосник!… В Питербурх полетишь, панов повезешь.
Из кулака забавного деда свисал тонкий шнурок с кисточкой на конце, и по тому, как шнурок подергивался, я понял, что это хвост.
- Каких-таких панов? Одного свезу, а боле…
- Цыть, говорят тебе!… Пане сотнику, ежели станет в дороге выкобениваться - крест на него кладите, не бойтеся.
Старикашка разжал руку - на снег неуклюже шлепнулся его небольшой, с котенка, собеседник. Черный, покрытый вроде бы шерстью, в темноте не разглядеть; желтые глаза сверкали, как две латунные блестки.
Сотник Логин поднял руку, медленно коснулся лба, живота, правого плеча, левого; протянул сложенные щепотью пальцы к дивному зверю - тот по-собачьи заскулил, отшатнулся:
- Не надо! Свезу, коль велите, и двоих!
- Троих, песья кровь!
- Троих?! Батечку, та пожалейте!… Опять за черевичками, или как?
- За соизволением. Визу надобно заверить, вот что!
- А-а-а…
Странное существо отступило в сторону - опасливо косясь поочередно на Панька и на Логина, кланяясь и приседая; хвост волочился по свежему снегу, оставляя замысловатый след.
- А-а-а… Уже не надо черевичков… Теперь за визой летают!…
Порыв ветра; хвостатый, секунду назад умещавшийся в кармане у Панька, сделался вдруг размером с ломовую лошадь. Нет, больше; острые сверкающие глазки стали подобны огненным фонарям на богатой карете. Когда-то я видел кареты с фарами, давно, в столице…
- Садитесь, панове, - заботливо сказал Панько. - На хребет и садитесь.
Логин, которого превращение странного зверя впечатлило еще больше, чем меня, поднял руку. Существо завизжало - прежним, тонким и противным голосом:
- Та не клади креста! Батьку, та скажите ему, пусть не кладет!
Сотник помедлил. Нерешительно опустил руку, оглянулся на Юдку:
- Слухай, душегуб! Коли только ты задумаешь бежать…
- А куда мне бежать-то, пан Загаржецкий? - весело отозвался Юдка. - Повязаны мы!…
Не дожидаясь спутников, я подошел к странному существу. Его новые размеры позволяли разглядеть и влажное рыло на острой морде, и раздвоенные копыта на задних ногах, и козлиную бородку, и небольшие рога. Крысиный хвост существа теперь был тяжелым и толстым, как корабельный канат.
- То садитесь, панове… - пробормотало существо, старательно глядя в сторону.
Я уселся на шею, рассудив, что таким образом обеспечу себе необходимый обзор. За моей спиной примостился Юдка, и уже на самый крестец твари вскарабкался сотник Логин.
- Ой, гоп, рано-вранци мисник сватавсь на ковганци… - Рудый Панько пританцовывал, будто от мороза, напевая свою непонятную чушь. - Неси, красунчик, до самого Питербурха неси, до самой царицы!
Захватило дыхание.
Земля стремительно отдалялась; как летало неизвестное существо, не сказал бы и самый опытный механик. Крыльев не было и в помине - но земля отдалялась, проворачивалась, игрушечными сделались дома, тонкой ленточкой - дорога.
И в этот момент выглянула из-за тучи луна.
Юдка что-то сказал? Или мне померещилось?
Ледяной холод. Мы пронеслись сквозь сизую снежную тучу, я едва не захлебнулся, склонился к шее летающего существа, на секунду зажмурил глаза…
Под нами - темные шпили леса. Дорога, будто ровный пробор, луна и снег; как красиво, проклятье, как невозможно красиво!
Черное пятно среди леса. Бывший замок Мацапуры-Коложанского. Запахло гарью - или я сам себе придумал этот запах? На такой-то высоте…
Обугленные развалены промелькнули - и пропали. Чистый ветер, носящийся здесь, никогда не узнает ни гари, ни дыма. Густые тени, белое, дымчатое, снег, снег… Пальцы Юдки мертвой хваткой вцепились мне в плечи, но я не ощущал боли.
Какой огромный… какой колоссальный, циклопический мир! Сосуд, как говаривал Юдка. Бесконечные поля до горизонта, и встают, и встают навстречу леса, белыми венами лежат реки. Больно дышать, но хочется, чтобы полет длился вечно.