- Что с тобой, чумак?
- Не знаю, - пробормотал он, отворачиваясь. - Не знаю, что нам делать!…
Ярина глядела теперь прямо на него. Ишь, развесил сопли, - ясно читалось в ее глазах. Не знает он, что делать! Баба, одно слово. Не мужик.
- Я вот что думаю, - холодно, по-деловому заговорила девушка. - Во-первых, хорошо бы коня раздобыть. Во-вторых, подорожную выправить. В-третьих, разузнать, где тут город - авось отыщем знающих людей, что и на Киев дорогу укажут, и на Полтаву, а то и о сотнике Загаржецком слыхали.
Гринь перевел дыхание. А ведь могла бы и к чорту послать - иди, мол, чумак, на все четыре стороны, а я сама выпутываться буду; нет, как ни верти, а вдвоем лучше. Хоть какой ни иуда, какой ни предатель - а свой.
Замутило. Лес, выстрелы, снег, крики, копыта…
- Да что с тобой, чумак?!
Гринь сглотнул слюну:
- Так ведь… денег нет у нас, панна Ярина. Кожух я уже продал…
Сотникова сжала зубы. Совсем по-мужски заходили на скулах желваки:
- Еще чего-нибудь продай! Не скупись. Батько мой потом отблагодарит, - девушка не сдержала себя и усмехнулась, да так презрительно, что у Гриня свело челюсти:
- Не надо мне… его благодарности.
Помолчали. Сотникова опять глядела в сторону.
- Панна Ярина… а ведь пан Станислав где-то рядом!
Жесткие глаза сверкнули, как со дна глубокой ямы:
- Он не пан Станислав!
- Не поминать же всякий раз… лукавого! Как-то звать ведь его надо.
- Не надо звать, - панночка овладела собой. - Нам с ним… не сладить, - она потупилась, будто уязвленная собственным признанием. - Батьку надо искать; домой возвращаться. Чует мое сердце, что далеко мы от дома забрались, круто этот чорт завернул… Да не крестись ты! Нет его рядом, он пришел, куда хотел, и ведьма эта черная с ним. След давно простыл…
- И братик мой, - сказал Гринь тихо.
Ярина кивнула:
- Видать, чумак, и правда с братцем твоим нечисто! Пусть себе идут. А нам бы домой…
Гринь не нашел сил ответить. Поднялся и вышел.
* * *
…Зрадник! Иуда!
"Съезди, Григорий, туда-то и туда-то и сделай то-то и то-то, и завтра же девка будет твоей. Завтра, чуешь? Свадьбу сыграем."
Как пеленой глаза затянуло. Как песком засыпало; поскакал, разыскал, донес, что велено, слово в слово.
"Ну, спасибо тебе, Гринь! От меня - и от тех людей, кого ты от смерти спас!…"
Пан Юдка сердюков взял да и Гриня с собой прихватил. И Гринь поехал - все в той же пелене.
Сели в засаду. Ждали кого-то. Сперва песня послышалась, потом показался отряд - валковские черкасы, с ними сотникова со своим татарином да пан Рио с подельщиками.
- Пали!
Выстрелы на мгновение разорвали пелену. Так прут, ударив, рассекает жирную пленку на воде. А потом пленка смыкается снова. Гринь, помнится, зачем-то кинулся к надворному сотнику, что-то спросить хотел… Как же, пан Юдка? Как же?!
И все. Ничего больше не помнит, боль ударила, навалилась чернота…
Долго ли он валялся, раненый? Скоро ли встал? Помнится, багрово отсвечивала лысина сурового сотника Логина, и думалось, что петли не миновать, а то и чего похуже…
И хотелось петли. Пали хотелось; предательская пелена повисла клочьями, давая Гриню в полной мере разглядеть дело рук своих - и сожженный Гонтов Яр, и убитых из засады черкасов, и Ярину Логиновну, живьем отданную в руки кровавому Дикому Пану…
А что, если он и вправду - чорт?!
Пекло тебе будет, Гринь-чумак. Руки на себя наложить - новый грех, да не тяжелее прочих. Семь бед - один ответ, все в пекле гореть, в огне неугасимом…
Гринь остановился.
Почти полностью смерклось. Болел бок. Над верхушками неподвижных деревьев висела луна, лысая, как сотник Логин. В отдалении мычала корова - мерно, через равные промежутки. Прямо перед Гринем стояло кряжистое, в бугристой коре, дерево, и с протянутой в сторону ветки свисала веревка с петлей на конце.
Шибеница? Сам себе петлю сплел, в беспамятстве? Или…
Гринь протер глаза. Все так же светила луна, и веревка висела - старые качели, он сам когда-то мастерил такие. Гой-да, гой-да…
Блеснула поверхность воды. Прямо у Гриневых ног начинался крутой спуск к пруду; трава здесь стояла нетоптанная, видно, ребятишки давно забыли про гойдалку. Обходят стороной.
Он попытался вспомнить Оксану - и не смог. Вспоминалось только яблоко в чистой тряпице. Наливное, будто из воска, желто-розовое яблоко в пятнышках веснушек. "У вас дичка, а это яблоко из панского сада…"
За черные брови, за карие очи, за белое тело Оксанино - продался чорту. За то и кара - не вспомнить лица.
Гринь зачем-то потрогал веревку. Э-э-э, сгнила совсем, даром что просмоленная. На такой веревке вешаться - только себя позорить.
И шагнул вперед. Не особенно задумываясь, двинулся по склону вниз; вот ноги по щиколотку провалились в тину. Вот по колено поднялась холодная вода; прими мою грешную душу, Господи! Не отринь. Зрадник я, зраду смертью искупаю…
В пруду плеснуло - будто в ответ.
Далеко, в самом центре отблескивающей глади, черной чашей прогибалась воронка. Водяник, подумал Гринь равнодушно. Ему уже случалось однажды видеть водяного, а рыбача, он всякий раз ублажал хозяина подарками. Все равно, пусть хоть водяник душу заберет…
Харя, поднявшаяся над водой в лунном свете, меньше всего походила на бородатого хозяина глубин. Голая, усеянная мутными бусинками глаз, похожих на бородавки. Опоясанная, будто кушаком, черной растянутой пастью. Безбородая и безобразная харя; страшные рожи, с помощью которых местные жители пытались предупредить Гриня об опасности, не шли с этой харей ни в какое сравнение.
Он успел порадоваться, что чудище так далеко от берега - когда в прибрежной тине закипело вдруг движение, и вокруг щиколотки обвилась ледяная мускулистая лапа.
Рывок! В бескостной руке чудища остались лохмотья кожи; рывок! Зашуршало в траве, будто ринулось снизу вверх семейство огромных змей. Взлетела в воздух подброшенная лягушка - Гринь на мгновение увидел ее прямо перед своим лицом, мелькнуло с полутьме светлое лягушачье брюхо…
Он опомнился только на околице. Нога горела огнем, и сердце выпрыгивало, словно надеясь выскочить наконец из горла и затрепыхаться в пыли.
Нет, не можно человеку так умирать! В предательстве и скверне, без исповеди, без покаяния; не исполнив материной посмертной просьбы: "Ай, Гринюшка, убереги!…"
Гринь всхлипнул по-детски - и вдруг разинул рот.
Издалека, с полей, с дорог прилетел вместе с ветром обрывок знакомого запаха.
Пахло колыбелью.
Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи
У дядьки лицо плохое. Он дает свою цацку. Цацка плохая.
Я заболел. Подушка плохая. Лошадь плохая. Небо плохое.
Надо мной пленочка. За ней еще одна. Пленочка разноцветная. Она хорошая. Она красивая. За пленочкой хорошо. Там плавают красивые смыслы. Там водичка. Я хочу пить.
Я хочу пописать!
У тетки руки плохие.
Я хочу потрогать пленочку. Она мягкая.
Я хочу спать.
Чумак Гринь, старший сын вдовы Киричихи
Тетушка-травница хлопотала по хозяйству. Увидев постояльца, заулыбалась. Вот ведь чутье у бабы - сразу догадалась, что сотникова чумаку не любовь, и ей, вдовице, не соперница. И еще, наверное, много о чем догадывалась, только кто их, местных, разберет?
Гринь, сам того не желая, ответил на теточкину улыбку. Да, травница постарше его будет - но руки у нее золотые. И полынный запах, и расплетенные черные косы без единого седого волоска. Нет, хороша травница по-своему, и ведь добрая, по глазам видно, не то что валковские молодицы… да хоть бы и Оксанина мать!
Дом у нее большой. Ремесло свое налажено - местные со всякой хворью к ней идут. Корова, две свинки, куры. И земля есть - по здешним меркам немного, зато в Гонтовом Яре за такую полоску насмерть дрались бы. Эх, Гонтов Яр, забыть бы!…
Травница как обычно чутко угадала Гриневу тоску. Подошла, положила руки на плечи - не то жена, не то мамка. Спокойная, надежная, травкой пахнет. И груди покачиваются, как тяжелые колокола.
Ну, хлопец, попался ты! Вот уже сердце мотается, как собачий хвост. И жаром обсыпало с головы до пят, и никуда не хочется ехать, ничего не хочется делать - мужик ты или не мужик? В своем доме хозяин, на своей пашне работник, здоровой бабе любящий муж.
Двор усыпан был свежей соломой. Золотой. Колючей. Душистой.
Гринь барахтался будто в меду. В сладком золоте. В мучительных теплых волнах…
Проснулся от собственного стона.
Ночь. Тесная комнатка. Сотникова на своей лежанке, не спит.
- Ты чего, чумак? Приснилось что?
Выпростал руку из-под одеяла. Перекрестился.