– Почему, командир предложил называть его «Грызуном», мы согласились.
– Не слишком красивое имя.
– Какое есть.
У подножия подземной «ракеты» открылся щелевидный люк. На бетонный пол ангара упала полоса света.
Сурков первым полез в люк, призывно махнув рукой. С чувством странного стыдливого стеснения – будто его обманывали – Северцев последовал за товарищем.
Диаметр подземохода в самой толстой части сигары достигал пяти с половиной метров. Там же располагались одна под другой – по оси машины – кают-компания и жилой отсек, оборудованный специальными койками, которые крепились к стенкам, потолку и полу множеством пружинных растяжек.
Весь подземоход пронизывала шахта подъёмника, имеющая выходы в отсеки управления, агрегатный, жилой, исследовательский – с аппаратурой, позволявшей дистанционно изучать горные породы, и десантный, через который можно было во время остановок выйти наружу для изучения попадавшихся по пути пещер и полостей.
Северцев потрогал рукой скафандры в боксе, предназначенные для выхода, похожие на космические, полюбовался дверью вакуум-ядерного бура в носу «Грызуна», – доступ в отсек бура был категорически запрещён, – и сомнения его потихоньку уступили место чувству восхищения. Подземоход существовал реально, он жил, дышал, следил за гостями и ждал команды начать движение. Мечта фантастов прошлого была воплощена в металле.
Вернулись в довольно тесную рубку управления, где располагался футуристического вида пульт, двухметровое вогнутое зеркало локатора овальной формы, напоминающее стеклянный колодец, уходящий в бесконечность, и три кресла со сложной системой амортизации.
– Здесь будут сидеть командир, пилот и оператор систем безопасности, – сказал Сурков.
– А мы где? – поинтересовался Северцев.
– Мы будем жить в исследовательском отсеке, рядом с камерой десанта.
– Там же тесно, как… в душевой!
Вадим хмыкнул.
– А ты привык к роскошным апартаментам?
– Да нет, это я к слову… Кстати, полигон и ангар не охраняются? Я что-то не заметил.
– Ещё как охраняются! – ухмыльнулся Вадим. – Везде камеры слежения понатыканы, датчики, системы опознавания. А что к нам никто не подходит и документы не проверяет, так это потому, что наши физиономии введены в компьютер опознавания, и охрана нас не трогает. Мы допущены к объекту. Вопросы по существу есть?
Северцев почесал затылок.
– Нет… хотя до сих пор не верится, что это все не сон.
– Стартуем – поверится, – рассмеялся геолог.
4
Старт «Грызуна» снимали телекамеры в ангаре и передавали экипажу, так что Северцеву удалось не только почувствовать его внутри подземохода, но и посмотреть со стороны. Правда, ничего особо впечатляющего он не увидел. Всё же подземоход стартовал не вверх, а вниз, и его ракетный двигатель включился лишь в тот момент, когда он погрузился в пол ангара и опустился под землю на глубину в полсотни метров.
Вакуумный бур работал практически бесшумно, поэтому внутри подземохода тоже было тихо. Те же, кто наблюдал за стартом издали, могли слышать лишь свистящий шорох и редкие скрипы, постепенно стихающие по мере удаления огромной машины. Вскоре передача с поверхности земли прекратилась, экраны в отсеках переключились на передачу изображения от локатора и боковых телекамер – через компьютер, синтезирующий видеокартинку таким образом, чтобы экипажу были видны все трещинки и пустоты в породах, а также сами породы, да ещё в объеме, и Северцев, затаив дыхание, сосредоточился на экране локатора и на своей аппаратуре, в которую входили фото– и кинокамеры, датчики подземных звуков, излучений и температур. Вопреки ожиданию, температура по мере погружения «Грызуна» в недра Земли росла медленно, и на глубине ста метров она составляла всего двадцать шесть градусов по Цельсию.
– Интересно, мы туда же вернёмся, откуда стартовали? – вспомнил он вопрос, который хотел задать ещё во время знакомства с подземоходом.
– Нет, развалим к чёрту ангар, – ответил Вадим, занятый работой со своим научным хозяйством; в отсеке их было всего двое. – «Грызун» возвращается на полигон, поближе к ангару, а потом его доставляют на базу на специальной платформе.
– Здорово! – сказал Северцев, не вдумываясь в ответ геолога. Эмоции перехлёстывали через край, нервная система «дымилась», о таком путешествии он и не мечтал, и в голове мысли не задерживались.
На протяжении часа картина в зеркале локатора и на боковых экранчиках не менялась.
Подземоход опускался строго по вертикали сквозь верхние слои почвы, наносные породы, слои песка и глины, и экраны показывали проплывающие мимо тёмно-коричневые трещиноватые стены с рисунком пересекающихся прослоек, более тёмных или более светлых. Потом пошли твёрдые породы, граниты и гнейсы, и рисунок изменился, запестрел вкраплениями разного цвета, складывающимися в удивительные «мозаичные панно» и «пейзажи».
Изредка подземная «ракета» вздрагивала, как бы проваливалась и тут же замирала на месте, преодолевая более рыхлые породы, и вестибулярный аппарат Северцева начинал бастовать. Но вертикальная вибрация длилась недолго, и он тут же забывал о своих ощущениях, продолжая вглядываться в экраны отсека.
На глубине около двухсот метров подземоход отклонился от вертикали на тридцать градусов и остановился. Кресла в отсеке автоматически подстроились под это отклонение, и следить за экранами стало неудобно.
– Надень шлем, – посоветовал Сурков, натягивая на голову специальное устройство для прямого наблюдения: сигналы с телекамер подавались прямо на окуляры шлема, и операторы могли работать с аппаратурой, не приспосабливаясь к положению кресел.
Северцев взялся за шлем. Лицевая пластина шлема была непрозрачной, потом налилась светом и протаяла в глубину. Впечатление было такое, будто он вылез из отсека и находится впереди подземохода без защиты. Потом на внутренней стороне лицевой пластины показались стенки отсека, видимые как сквозь толстое стекло, визирные метки, и Северцев начал видеть одновременно внутренности отсека и изображение с видеокамер и локатора. Пришлось потратить какое-то время, чтобы привыкнуть к новому положению.
Подземоход продолжал стоять на месте, и Олег спросил:
– Почему стоим?
– Рекогносцировка, – ответил Сурков. – Надо определить дальнейший маршрут и доложить наверх о нашем положении.
Картинка на экране локатора изменилась ещё раз. Локатор в данный момент смотрел вперёд, точно по ходу движения, заглядывая на глубину до пяти километров, компьютер обработал полученный отражённый сигнал, и теперь экран казался иллюминатором подводной лодки, опускающейся в глубины океана.
– Успеем попить чайку, – добавил Вадим, – а то в горле пересохло.
Северцев с удивлением обнаружил, что с момента старта прошло два с лишним часа.
– Мы за это время прошли всего полкилометра? – с разочарованием спросил он. – С какой же скоростью ползёт наш драндулет? Двести метров в час? Так мы далеко не уедем.
– Не забывай, что это всего лишь третий испытательный поход. Команда наверху пробует все режимы и следит за работой всех систем. Мы с тобой – только научный балласт.
– А не сбросят нас, как настоящий балласт, – фыркнул Северцев, – с борта подводной лодки?
– Не сбросят, – улыбнулся Сурков. – Тут захочешь – ничего за борт не выбросишь. Кстати, все отходы жизнедеятельности проходят напрямик в камеру распада, так что мы никоим образом не засоряем экологическую среду. Что касается скорости, то «Грызун» способен мчаться как рысак – со скоростью до сорока километров в час! Проверено.
– Круто! В таком случае мы дойдём и до ядра.
– До ядра не дойдём, у нас другие задачи. Но в маршрут заложены и координаты Черноисточинска. Посмотрим, существуют ли в действительности твои тоннели.
– Не мои.
– Какая разница? Доставай термос.
Они разлили чай по пластмассовым стаканчикам, съели по бутерброду, запили горячим напитком.
– Как настроение, пассажиры? – заговорил интерком отсека.
– Бодрое! – ответил Вадим командиру.
– Поехали.
Подземоход пришёл в движение.
5
Двенадцать часов бодрствования у экрана пролетели незаметно.
Северцев сделал около двух сотен фотоснимков спецаппаратурой отсека и почти заполнил флэшку фотоаппарата, выбирая довольно часто выплывающие на экране изумительно красивые «каменные пейзажи».
За это время подземоход останавливался ещё несколько раз, а однажды экипажу даже удалось выйти в подземный грот, через который проходил маршрут. Грот располагался на глубине километра и представлял собой газовый пузырь в магматической породе, венчавшей тот самый мантийный плюм, о котором говорил геолог.
Ничего интересного, кроме кристаллов пирита, в пещере отыскать не удалось, на тоннель она не походила, и Северцев остался слегка разочарованным, ожидая появления «объектов с явно выраженными признаками искусственного происхождения». Но тоннелями пока «не пахло», локатор не видел ничего похожего на прямые выработки или шахты.